Как при воспитании детей быть союзниками, а не противниками

Когда Шака Сенгор и Эбони Робертс завершили свои отношения, они пообещали друг другу защитить их сына от этого потрясения. Это вылилось в размышление на тему того, что значит растить ребёнка вместе, будучи раздельно. В трогательной и очень личной речи Сенгор и Робертс делятся своим отношением к совместному родительству — равному, активному партнёрству, которое сопровождается ударами и наслаждается радостями проведения ребёнка в мир осмысленно и целенаправленно.

Эбони Робертс: Я помню, как мой отец
приставлял пистолет

к голове моей матери.

Она умоляла его опустить пистолет,

но он не обращал внимания.

Когда она рванулась к двери,
он последовал за ней

и, выйдя наружу, выстрелил.

Мне было двенадцать.

Я помню этот момент кадр за кадром.

Я чувствовала себя онемевшей.

Я чувствовала себя одинокой.

Слава Богу, пуля не задела её,

но моя семья больше не была прежней.

Я так и не стала прежней.

Я тогда не знала, как именно

на меня повлияют неустойчивые
отношения родителей,

но я знала, что не хочу любовь, как у них.

Моя история должна была быть другой.

Годы спустя, когда я встретила тебя,

я безумно влюбилась.

Ту близость невозможно отрицать.

Будто тебя специально выбрали для меня.

Я думала, мы будем вместе всегда.

Но мы боролись с теми же проблемами,
которые были у моих родителей,

и спустя 9 лет совместной жизни

мы со всем покончили.

У нас тогда был Секу.

Ему было всего три.

Хотя он был слишком маленьким, чтобы
действительно понимать происходящее,

он уже мог понять,

что мама и папа

больше не будут жить в одном доме.

Наше расставание сильно ударило по мне.

Но я решила,

что не позволю, чтобы моё разбитое сердце
повлияло на судьбу Секу.

Сначала нам было трудно освоить
эту новую область,

сородительство.

Я задавалась вопросом,

как нам вырастить этого прекрасного
мальчика чудесным

и сильным,

несмотря на развал наших отношений.

Для меня ответ был прост.

Я могла либо выбрать страх,

страх остаться одной,

страх неизвестности,

или выбрать любовь.

И я выбрала любовь.

Это значит — видеть в тебе
хорошие отцовские качества.

Это значит — видеть в тебе
хорошие отцовские качества,

а не промахи, как моего партнёра.

Это значит — каждый раз
ставить Секу первым,

даже если всё идёт не по-моему.

Я знаю, что мои родители
метались туда-сюда,

пытаясь разобраться
ради нашего с братом блага.

Хоть я и ценю их усилия,

лучше бы они этого не делали.

Я видела слишком много,
я слышала слишком много.

Я знала, что не хочу этого для Секу.

Я хотела, чтобы Секу знал,

каково это, когда родители ладят,

когда они как команда.

Я хотела, чтобы он знал,

как выглядит любовь в самой чистой форме.

Любовь долготерпит, милосердствует.

Любовь не мыслит зла,

не ищет своего.

Любовь всё покрывает,

всему верит, всего надеется,
всё переносит.

Шака Сенгор: Это был 1983 год.

Мне было 11 лет.

Я помню, как был в подвале с моим отцом

у нас дома на востоке Детройта.

Я смотрел, как он укладывает альбомы

в голубые и оранжевые ящики из-под молока,

а слёзы текли у него из глаз.

Прямо перед этим

он и моя мать

усадили меня и моих братьев

и сказали, что разводятся.

Тридцать лет спустя

я плакал,

укладывая вещи у себя дома.

Эбони и я познакомились,

когда я отсиживал свой 19-летний приговор.

Четыре года

мы переписывались,
созванивались и встречались,

строя, как нам казалось, нерушимый союз.

Мы боролись с системой вместе

и думали, что сможем не повторить
ошибок своих родителей.

Она была поэтом,

я был писателем.

Она была потрясающей,
с учёной степенью.

Я был красивым,

со школьным аттестатом.

(Смех)

У нас было что-то волшебное.

Мы создали что-то, что, казалось,
не прекратится.

К сожалению,

наши отношения расстроились,
когда я вышел из тюрьмы.

Посттравматическое
стрессовое расстройство,

травма от тюремного заключения,

багаж её отношений,

моя неопытность в отношениях

разрушили то, что мы построили.

В центре всего этого

был наш прекрасный мальчик.

Я помню, как мы
впервые принесли Секу домой.

Это было так потрясающе, здорово,

мы работали вместе, сотрудничали,

поддерживали друг друга.

У тебя была ночная смена,
у меня — утренняя.

Всё шло прекрасно.

А потом всё поменялось.

Это поменялось тем утром, когда ты,
радостная, вошла и сказала:

«Я возвращаюсь на работу!

Ты не рад?»

И я: «О да, я просто в экстазе.

(Смех)

Я не мог бы быть счастливее».

На самом деле, мне было страшно.

Но я не смог сказать этого.

Вместо этого я сказал:

«Ура, отличного дня тебе».

Ты ушла,

а я остался с Секу.

Сейчас я понимаю,

что мы укрепляли доверие,

необходимое родителям для сосуществования.

И твоё доверие было самым ценным даром.

И что ты строила основание и каркас

для того, что мы называем родительством.

ЭР: Зная, как разрыв наших родителей
повлиял на нас,

понимаете, мы очень волновались,

как наш разрыв повлияет на Секу.

Было тяжело,

но мы нашли выход.

И Секу бы сказал,

что мы лучшие родители в мире.

Я рада, что он так думает.

С самого начала мы решили

при его воспитании быть союзниками,
а не противниками.

Сломать вредную схему,

которую мы наблюдаем снова и снова,

когда родители забывают о том,
что важнее всего —

дети.

Они позволяют своей боли мешать.

В конце концов, мы на одной стороне —

на стороне Секу.

Знаете, мне нужно признаться,

что у нас безусловные отношения,

и многие люди этого не понимают.

Мы не идеальные люди и родители.

Но мы уважаем
роль друг друга в жизни Секу.

Мы разрешаем ему делать то,

что наши родители никогда бы
нам не позволили.

Мы не позволяем своим страхам
ограничивать его.

Мы поощряем его естественное
любопытство к миру

и его отношение к нему.

Помнишь, как мы вернулись с работы,

и Секу нашёл лужу,

лужу грязи, подчёркиваю.

Он был с иголочки одет в «Levi's»,
с головы до ног.

И он нашёл это лужу и пошёл к ней.

Он хотел потрогать грязную землю,
и мы разрешили ему это.

Мы воспротивились желанию запретить,

а пошли и дали ему лопату

и разрешили прочувствовать землю,

исследовать её, как он хочет, и он играл

и был счастлив, как свинья в грязи.

(Смех)

Мы поняли, что одежду можно постирать,

грязь отмыть,

но радость этого момента,

возможность потрогать

и удивиться тому, чего он раньше не знал,

намного ценнее одежды или грязи,
которую можно отстирать.

Мы продолжаем переосмыслять
хорошее и плохое

в процессе родительства.

Секу озадачивает нас каждый день.

Знаете, мы разрешаем
ему залезать на диван,

рисовать на одежде и обуви,

бегать по магазину — ну, я разрешаю.

И я чувствую осуждающие взгляды
других мам,

которые думают, что дети должны вести себя
тихо и хорошо прилюдно.

Мне задают вопросы, осуждая,

но я не обращаю на это внимания.

Потому что в конце концов,

наша задача сопровождать Секу по жизни,

а не контролировать его.

Мы тут для того, чтобы помочь ему
найти место в мире,

открыть его скрытые таланты,

понять, для чего он родился.

Мы растим свободного чёрного мальчика

в мире, который презирает чёрную радость,

а мы отказываемся ограничивать его,
как это уже делает мир.

ШС: Наше родительство
можно представить как аллегорию,

монету возможностей,
у которой две стороны.

С одной стороны,

действительность взросления
чёрного мальчика в обществе,

которое считает, что чёрные мальчики,
чёрные тела и чёрные жизни

рассматриваются только как прибыльные,
одноразовые.

Есть и другая сторона.

Способность двух родителей,
которые больше не вместе,

сосуществовать, поддерживать друг друга,

любя друг друга, публично показывая
свою привязанность,

почитая отношения с сыном.

Ещё более важна

сила поддерживать друг друга
во все напряжённые моменты.

Как-то раз

была моя очередь забирать Секу, помнишь?

Я пошёл за ним, он был в первом классе,

и, когда я шёл,

ко мне подошла чья-то мама и сказала:
«Привет, Шака.

Я видела, как Опра Уинфри передала
тебе привет

на CNN вчера вечером».

Она была взволнованной, даже слишком.

Я был в ужасе.

Потому что я подумал, что случится,
если она расскажет другому родителю,

потом они расскажут ещё кому-то,

потом они поищут информацию обо мне

и узнают,

что я был в тюрьме
за убийство второй степени.

Потом об этом услышит их ребёнок.

Когда они придут в школу, то скажут Секу:

«Твой папа был в тюрьме,
потому что убил кого-то».

Я помню, как Секу выбежал,

и я знал, что нужно позвонить Эбони.

Я позвонил ей, объяснил, что случилось,

Эбони сказала: «Вам нужно поговорить».

Я привёл его домой,

приготовил ко сну,

и мы говорили полчаса.

Я рассказал, почему был в тюрьме.

Я выслушал его.

Потом мы позвонили его маме,
чтобы сделать наш вечерний ритуал,

когда она читает молитву,

а потом я делаю аффирмации.

Помню, как крепко обнимал его.

И я понял важность аффирмаций,
которые мы делаем еженощно.

Это как карта, путеводитель,

лакмусовая бумажка для родителей,
которые защищают

и делают своих детей сильнее,

особенно в таком трудном мире, как наш.

Для нас сородительство намного больше,

чем забирать ребёнка и возвращать его,

чем игры,

решения о том, что ему носить и есть.

Для нас это о разделении совместной ноши,

облегчении,

поведении, которое достойно

нашего сына.

Поэтому мы делаем аффирмации.

ЭР: Никогда бы не подумали, что будем тут.

Но мы тут.

Мы надеемся, что наше поведение
по отношению к Секу

и к друг другу —

модель успешного сородительства.

Нам хочется показать вам еженощный
ритуал аффирмаций,

который Шака делает с Секу каждый вечер
перед сном.

ШС: Привет.

(Аплодисменты)

ШС: Я хороший.
Секу: Я хороший.

ШС: Я классный.
Секу: Я классный.

ШС: Я чудесный.
Секу: Я чудесный.

ШС: Я осознанный.
Секу: Я осознанный.

ШС: Я добрый.
Секу: Я добрый.

ШС: Я любящий.
Секу: Я любящий.

ШС: Я заботливый.
Секу: Я заботливый

ШС: Я весёлый.
Секу: Я весёлый.

ШС: Я умный.
Секу: Я умный.

ШС: Я большой.
Секу: Я большой.

ШС: Я воин.
Секу: Я воин.

ШС: Я борец..
Секу: Я борец.

ШС: Я Секу.
Секу: Я Секу.

(Возгласы одобрения и аплодисменты)

Отличная работа, сынок.