Не бойтесь умных машин. Работайте с ними

Эта история началась в 1985 году,

когда в 22-летним возрасте

я стал Чемпионом мира по шахматам,

победив Анатолия Карпова.

Ещё раньше в том же году

я проводил так называемый
сеанс одновременной игры

против 32 лучших в мире
вычислительных машин

в Гамбурге в Германии.

Я выиграл все матчи,

и в то время никому не казалось
чем-то удивительным то,

что я смог выиграть
у 32 компьютеров одновременно.

Для меня это было золотое время.

(Смех)

Машины играли слабо,

а волосы держались крепко.

(Смех)

Но уже 12 годами позже

я играл не на жизнь, а на смерть
против одного единственного компьютера

в матче,

названном на обложке «Newsweek»

«Последний шанс разума».

Ненавязчиво так.

(Смех)

От мифологии до научной фантастики

поединок человека против машины

часто представляется,
как вопрос жизни и смерти.

Джон Генри,

«стальной молоток»,

легендарный афро-американский
супергерой XIX века,

соревновавшийся с паровым молотом

в пробивании тоннеля в скале.

Легенда о Джоне Генри —
часть давней традиции

противопоставления человека технологиям.

Эта риторика соперничества
доминирует и по сей день.

Мы учавствуем в гонке против машин,

это противоборство, если не война.

Нас лишают работы.

Людей заменяют, как будто
они уже исчезли с лица Земли.

Достаточно подумать, что такие фильмы,
как «Терминатор» или «Матрица»,

стали реальностью.

Есть лишь немного областей,

где тело и разум человека
могут на равных соперничать

с компьютером или роботом.

Мне бы хотелось, чтобы их было больше.

Вместо этого

я оказался одновременно
благословлён и проклят,

став олицетворением поражения

в противоборстве человека и машины,

о котором говорят до сих пор.

В самом знаменитом после Джона Генри
поединке человека с машиной

я сыграл два матча

против Deep Blue — суперкомпьютера IBM.

Никто уже не помнит,
что я выиграл первый матч.

(Смех)

(Аплодисменты)

Это было в Филадельфии, до проиграша
на следующий год в Нью-Йорке.

Но, по-моему, это справедливо.

Ведь не отмечены же
особыми датами в истории

все провалившиеся попытки
покорить Эверест

до того, как сэр Эдмунд Хиллари
вместе с Тэнцингом Норгеем

достигли его вершины.

Я всё ещё был чемпионом мира в 1997 году,

когда компьютеры наконец
«доросли» до шахмат.

И тогда я был тем Эверестом,

которого покорил Deep Blue.

Должен сказать, что, разумеется,
это сделал не сам Deep Blue,

это сделали его создатели:

Анансараман, Кэмпбелл, Хоан, Сю.

Снимаю перед ними шляпу.

Как всегда, победа машины
была человеческим триумфом,

о чём мы склонны забывать,
когда созданное нами же превосходит нас.

Deep Blue победил,

но был ли он при этом умён?

Нет, не был.

Во всяком случае не в том смысле,
о каком мечтали Алан Тюринг

и другие основоположники информатики.

Оказалось, что шахматы можно постичь
с примением грубой силы,

то есть при достаточно быстрых процессорах

и достаточно смышлёных алгоритмах.

Хотя по факту достижения результата —

игры в шахматы
на гроссмейстерском уровне —

Deep Blue был умён.

Но даже при невероятной скорости

в 200 миллионов комбинаций в секунду,

метод Deep Blue

не особо раскрывал, как того хотелось,
тайны человеческого разума.

Очень скоро

роботы станут водителями такси,

врачами и профессорами,

но будут ли они «разумны»?

Я предпочёл бы оставить этот вопрос

для философов и составителей словарей.

Важно то, какие чувства мы, люди,

испытываем, живя и работая
бок о бок с этими машинами.

Когда мне впервые представили
Deep Blue в феврале 1996 года,

я уже был чемпионом мира более десяти лет,

и я сыграл 182 игры на мировых чемпионатах

и сотни игр против других мастеров
на других состязаниях.

Я знал, чего ожидать от своих соперников

и чего ожидать от самого себя.

Я привык предугадывать их ходы

и оценивать их эмоциональное состояние,

наблюдая за их жестами
и поведением, глядя им в глаза.

И тут я оказался перед шахматной доской
напротив Deep Blue.

Я немедленно ощутил некую новизну,

некий дискомфорт.

Нечто вроде того, что вы бы почувствовали

во время первой поездки
на автомобиле без водителя

или когда ваш новый компьютерный босс
отдал бы первое распоряжение.

Во время той первой игры

я не был уверен,

что можно было от этой штуковины ожидать.