Три идеи. Три противоречия. Или нет.

Комедийное шоу Анны «Нанетт» сломало правила комедии. В своём выступлении о правде и призвании она делится тремя идеями и тремя противоречиями. Или нет.

Меня зовут Анна,

моё имя — палиндром.

Оно читается одинаково
в обоих направлениях.

Если вы умеете читать.

Суть в том, что...

(Смех)

У нас у всей семьи такие имена.

Что-то вроде традиции.

Их зовут: мам, пап...

(Смех)

Дед.

(Смех)

А ещё у меня есть брат — Кайак.

(Смех)

Говорю же.

Вот вам сразу и шуточка.

(Смех)

Я люблю начинать выступления
с шуток, ведь я комик.

Вот вы уже знаете обо мне два факта:

меня зовут Анна и я комик.

Время зря не теряю!

Ещё один факт обо мне:

я не думаю, что способна
как следует выражать свои мысли.

Хорошее начало, да?

Но это правда!

Мне всегда с трудом давалось

облекать мысли в слова.

Противоречиво, не правда ли,

что кто-то вроде меня,
у кого язык особо не подвешен,

может стать стендап комиком.

Но вот смотрите, мы здесь.

Как-то всё-таки вышло.

Впервые в стендап комеди...
комеди... видите?

Понимаете?

(Смех)

Впервые в стендап я подалась,

будучи уже далеко за 30.

Я была очень застенчивой, почти что немой,
а ещё у меня была низкая самооценка.

И микрофон до этого в руках не держала.

Но как только я вышла на сцену к публике,

как только я начала рассказывать
свою первую шутку,

я поняла, что обожаю стендап.

И что стендапу я тоже, вроде, нравлюсь.

Но я никак не могла понять, почему!

Как я могу преуспевать в чём-то,
что вообще не умею делать?

(Смех)

Я никак не могла понять.

Пока, наконец, не поняла.

Перед тем как я расскажу,

как я могу преуспеть в чём-то,
чего делать не умею,

вброшу ещё одно противоречие.

Незадолго после того
как я поняла, почему,

я решила бросить юмор.

И до того, как я объясню этого
парадоксального кота,

которого я скинула на
размышляющих голубей,

вот вам ещё факт:

после этого моя карьера только началась.

(Смех)

Я даже не шучу! После того,
как я решила бросить юмор,

я стала самым обсуждаемым
комиком на планете!

Оказывается, планировать уход
на пенсию у меня выходит ещё хуже,

чем разговаривать.

Пока, кроме биографических деталей,

я успела лишь намекнуть,

что у меня есть три идеи,

которыми я хочу поделиться.

А намекнула я на это
своими тремя противоречиями:

первое: я хорошо говорю,
но не умею разговаривать.

Второе: я ушла, но не ушла.

Три идеи, три противоречия.

А если вам интересно,
почему я назвала лишь два,

хотя говорила о трёх...

(Смех)

Я напомню, что это список противоречий.

Что ж вы так.

(Смех)

Ребята из TED говорили мне,
что за такое ограниченное время

можно адекватно выразить лишь одну идею.

Я сказала «нет».

(Смех)

Они не знают, о чём говорят!

Я проигнорировала их хороший совет
по одной простой причине.

Помните начало моей речи?

Точнее, мою шутку про палиндромы?

Эта шутка построена на
одном из основных правил комедии —

правиле трёх.

Вы что-то утверждаете,

а затем подтверждаете

это «что-то» списком.

У всей моей семьи имена-палиндромы.

Я зову их мам, пап, дед.

Первые идеи в списке становятся шаблоном,

и вы уже знаете, что можно ожидать дальше.

И затем появляется Кайак. Простите, что?

Правило трёх в действии.

Первое, второе — сюрприз! Смешно.

(Смех)

Правило трёх я использую
не только на сцене.

Я живу по этому принципу.

Я не открою вам глаза,

и даже TED не удивится,

который, между прочим, является
аббревиатурой трёх понятий:

технологии, развлечения

и придурки.

(Смех)

Работает каждый раз как в первый!

Но чтобы стать профессиональным комиком,

нужно что-то кроме шуток.

Нужно удерживать баланс
между обаятельными качествами

и обезоруживающими.

Я поняла, что, чтобы очарованием

скомпенсировать мой невинный характер,

нужно рассказывать не шутки, а истории.

Мои выступления наполнены рассказами:

о взрослении, о моей причастности к ЛГБТ,

о жестокости и оскорблениях,
с которыми я столкнулась,

потому что я женщина, ещё и полная,
да и к тому же неженственная.

Когда смотрите мои выступления,
загляните в комментарии,

если хотите увидеть оскорбления.

(Смех)

Ну вот мы и дошли
до второй части моего выступления,

так что сейчас я расскажу историю
обо всём вышеперечисленном.

В последние несколько дней её жизни

мою бабушку окружала куча людей.

Очень много людей.

Потому что она возглавляла

большую и любящую семью.

Если вы ещё не поняли,

я тоже в эту семью вхожу.

Мне повезло, я смогла с ней попрощаться,

когда она умирала.

Но к тому моменту она уже ушла в себя,

так что это прощание
было довольно односторонним.

Я вспоминала то,

о чём не задумывалась долгое время.

Я думала о письмах,

которые отправляла ей из университета.

О письмах, наполненных
забавными историями и анекдотами,

которыми я хотела её развеселить.

Я думала о том, как не могла выразить,

как страшно мне было
вплести свою маленькую жизнь

в этот слишком большой мир.

А письма? Эти письма меня успокаивали,

потому что я писала их, думая о бабушке.

Мир начал давить всё больше и больше,

письма перестали помогать,

так что и писать я их перестала.

Я не думала, что бабушке
будет интересна моя скучная жизнь.

Она не знала, что я лесбиянка,

а за полгода до своей смерти

она из ниоткуда спросила,
есть ли у меня парень.

В тот момент я чётко решила,

что не расскажу ей о своей ориентации.

Я знала, её жизнь приближается к концу,

моё время с ней ограничено,

я не хотела заострять внимание на том,
какие же мы разные.

Гораздо важнее, что нас объединяет.

Так что я перевела стрелки.

В тот момент мне это казалось
правильным решением.

Но видя, как бабушка потихоньку угасает,

как жизнь покидает её глаза,

я всё думала, а не ошиблась ли я?

Может, стоило рассказать ей
о такой большой части моей жизни?

Я знала, что упустила возможность.

Как говорила сама бабушка:

«Суп сварен.

Лук оттуда уже не вынешь».

(Смех)

Я много думала об этом.

О том, что в моём супе с детства

было слишком много лука.

Я росла в штате, где
гомосексуальность была вне закона.

Думая об этом, я осознала,

насколько же я себя стыдилась.

И я думала о всех травмах:

о жестокости, о насилии, изнасиловании.

И пока я думала обо всём этом,

тоненький голосок в моей голове
никак не успокаивался,

всё спрашивая и спрашивая:

«В чём смысл моей жизни?»

В нашей семье я была ближе всех к бабушке.

У нас много общего.

Было, по крайней мере.

Смерть меняет людей.

Но...

(Смех)

Я переняла её чувство юмора.

Но ближе всех я общалась

с мамой, бабушкой, прабабушкой,

пра-прабабушкой.

А я? Лишь тоненькая веточка
на нашем семейном древе.

Я сомневалась, соединяет ли меня
ещё что-то с этим древом.

В чём смысл моей жизни?

Год смерти бабушки
стал самым плодотворным

в моей жизни.

Наверное, потому, что
мои мысли начали собираться,

а не рассеиваться.

Мой мыслительный процесс не линеен.

Я представляю свои мысли, их вижу.

У меня не фотографическая память,

да и голова моя — не галерея
с мыслями на пьедесталах.

Скорее, я думаю на постоянно
развивающемся языке картинок,

который я создала

и который могу понимать без труда.

Вот только переводить с него не могу.

Я не умею рисовать, ваять и даже шить!

Писать?

Писать я могу, но процесс
перевода безумно утомляет,

да и не сильно хорошо у меня получается.

Как я уже говорила,
выражать свои мысли я тоже не умею.

Выступления запечатлевают
лишь один не очень удачный стоп-кадр

того, что происходит у меня в голове.

К чему это я?

Я всегда понимала больше,
чем могла выразить.

За год до смерти бабушки

у меня диагнозировали аутизм.

Для меня эта новость была хорошей.

Я всегда думала, что не могу наладить
свою жизнь как нормальный человек,

потому что у меня депрессия и тревожность.

Оказывается,

у меня депрессия и тревожность,

потому что я не могла наладить свою жизнь
как нормальный человек,

потому что я — не нормальный человек,

просто я об этом не знала.

Я не имею в виду, что у меня нет проблем.

Каждый день даётся с трудом,

если честно.

Но теперь я знаю,
к чему мне нужно стремиться,

и это не к «нормальности».

Мне не нужно убегать от бури.

Мне нужно попасть в её центр
и научиться её контролировать.

Кроме обычных способов успокоиться,

вроде повторений, следования
чёткому распорядку дня, размышлений,

я нашла ещё один способ
оказаться в центре шторма —

стендап.

Всё ещё не верите, что я «нейроотличная»?

Да, я спокойно делаю то, чего
до смерти боится большинство людей,

я спокойна внутри, как мертвец.

(Смех)

Мой диагноз помог найти место тем чертам,

которые я не могла понять.

Моя ненормальность нашла себе применение.

Эта новая уверенность
вскружила мне голову.

Когда умерла бабушка,
моя уверенность пошатнулась.

Потому что я оплакивала её, размышляя.

И в своих мыслях

я увидела — причём так ясно! —

как же я была одинока.

В чём смысл моей жизни?

Я заметила, что между аутизмом
и ПТСР много общего.

И я начала волноваться,

потому что у меня были оба.

Получится ли у меня их размотать?

Мне всегда говорили, что с травмой

надо справляться через рассказы.

Я рассказывала,

а травмы всё равно руководили моей жизнью.

Суп-то готов, но лук всё ещё жжётся.

И тогда я поняла,

что все мои рассказы строились на смехе.

Я пряталась от темноты, отсекала боль,

не могла отпустить свои травмы —
всё для своих слушателей.

Я соединяла людей через смех,

но сама оставалась одна.

В чём смысл моей жизни?

Я не знала,

но у меня была идея.

Идея рассказать правду,

полную и без прикрас,

не ради смеха, а чтобы поделиться
болью от своих травм.

Я решила, что лучший способ это сделать —
создать своё комедийное шоу.

И я создала.

Я написала комедийное шоу,
которое держалось не на шутках.

В нём комик не закидывает историю,

ожидая смешков из зала.

Это слишком просто.

Нет, я закидывала такие истории,

которые ударяли слушателей
под метафорический дых.

Мне не нужно было, чтобы они смеялись.

Я хотела, чтобы у них перехватило дыхание,

я хотела потрясти,

чтобы они слушали
и перетянули всю мою боль

как личности,
а не безликая бездумная толпа.

Я написала такое шоу
и назвала его «Нанетт».

Многие...

(Аплодисменты)

Многие утверждают,

что «Нанетт» — не комедийное шоу.

И хотя я согласна, что «Нанетт» —
действительно не комедия,

эти люди всё ещё не правы.

(Смех)

Они утверждают,

что я провалилась в жанре комедии.

Вот только я не провалилась.

Я взяла всё, что знала:

все трюки, механизмы, приёмы —

и с помощью всего этого сломала комедию.

Вы не можете сломать комедию комедией,

если вы провалились в комедии.

Молоток просто не ударит!

(Смех) (Аплодисменты)

Но суть не в этом.

Суть была не в том,
чтобы просто сломать комедию.

Суть была в том, чтобы сломать комедию,
а потом перестроить её так,

что она сможет удержать всё то,

что мне нужно рассказать.

Вот что я имела в виду, когда сказала,
что бросила юмор.

Теперь вы, наверное, думаете:

«Это всё здорово, но что за три идеи-то?

Немножко непонятно».

Я рада, что притворилась, что вы спросили.

(Смех)

Я уверена, что некоторые из вас
уже эти три идеи вычислили.

Вы же все люди умные,

так что я бы не удивилась.

Возможно, для вас станет сюрпризом,
но у меня нет трёх идей.

Я сказала, что у меня
есть три идеи, — и соврала.

Просто ввела в заблуждение, смешно же.

На самом деле я набрала горсть идей
и разбрасывала их,

словно семена, на протяжении
всего выступления.

Зачем?

Не только ради смешков, нет.

Всё возвращается к высказыванию бабушки:

«Важен не сад, а уход за ним».

«Нанетт» показала мне
эту прописную истину.

Я думала, сломав комедию

и рассказывая истории
во всей их красе, без прикрас,

я окажусь на задворках жизни и искусства.

Я была готова заплатить эту цену
за возможность поделиться своей правдой.

Но случилось не это.

Мир меня не оттолкнул,
наоборот, он меня принял.

Через разлад я нашла согласие.

Мне потребовалось много времени,

чтобы понять, что суть этого противоречия

лежит в основе ещё одного —

как я могу преуспевать в чём-то,
что я вообще не умею делать.

Понимаете, в настоящей жизни

мне сложно говорить с людьми,

потому что из-за заболеваний
мне сложно думать,

слушать, говорить и обрабатывать
новую информацию

одновременно.

А на сцене мне не нужно думать.

Свои мысли я готовлю заранее.

Мне не нужно слушать, это ваша работа.

(Смех)

И мне не нужно говорить,

потому что я просто рассказываю наизусть.

Что остаётся?

Мне остаётся стараться

построить контакт с аудиторией.

Если «Нанетт» и научила меня чему-то,

так это что контакт зависит
не только от меня.

Вы тоже прикладываете к нему руку.

«Нанетт», может, и началась с меня,

но сейчас она продолжает жить
в тысячах людей,

которых я даже не знаю.

Но я верю, что у нас есть контакт.

«Нанетт» — больше, чем я.

Так же, как смысл жизни человека
больше, чем мы все.

Понимайте, как хотите.

Спасибо, и здравствуйте.

(Аплодисменты)