Меня зовут Анна, моё имя — палиндром. Оно читается одинаково в обоих направлениях. Если вы умеете читать. Суть в том, что... (Смех) У нас у всей семьи такие имена. Что-то вроде традиции. Их зовут: мам, пап... (Смех) Дед. (Смех) А ещё у меня есть брат — Кайак. (Смех) Говорю же. Вот вам сразу и шуточка. (Смех) Я люблю начинать выступления с шуток, ведь я комик. Вот вы уже знаете обо мне два факта: меня зовут Анна и я комик. Время зря не теряю! Ещё один факт обо мне: я не думаю, что способна как следует выражать свои мысли. Хорошее начало, да? Но это правда! Мне всегда с трудом давалось облекать мысли в слова. Противоречиво, не правда ли, что кто-то вроде меня, у кого язык особо не подвешен, может стать стендап комиком. Но вот смотрите, мы здесь. Как-то всё-таки вышло. Впервые в стендап комеди... комеди... видите? Понимаете? (Смех) Впервые в стендап я подалась, будучи уже далеко за 30. Я была очень застенчивой, почти что немой, а ещё у меня была низкая самооценка. И микрофон до этого в руках не держала. Но как только я вышла на сцену к публике, как только я начала рассказывать свою первую шутку, я поняла, что обожаю стендап. И что стендапу я тоже, вроде, нравлюсь. Но я никак не могла понять, почему! Как я могу преуспевать в чём-то, что вообще не умею делать? (Смех) Я никак не могла понять. Пока, наконец, не поняла. Перед тем как я расскажу, как я могу преуспеть в чём-то, чего делать не умею, вброшу ещё одно противоречие. Незадолго после того как я поняла, почему, я решила бросить юмор. И до того, как я объясню этого парадоксального кота, которого я скинула на размышляющих голубей, вот вам ещё факт: после этого моя карьера только началась. (Смех) Я даже не шучу! После того, как я решила бросить юмор, я стала самым обсуждаемым комиком на планете! Оказывается, планировать уход на пенсию у меня выходит ещё хуже, чем разговаривать. Пока, кроме биографических деталей, я успела лишь намекнуть, что у меня есть три идеи, которыми я хочу поделиться. А намекнула я на это своими тремя противоречиями: первое: я хорошо говорю, но не умею разговаривать. Второе: я ушла, но не ушла. Три идеи, три противоречия. А если вам интересно, почему я назвала лишь два, хотя говорила о трёх... (Смех) Я напомню, что это список противоречий. Что ж вы так. (Смех) Ребята из TED говорили мне, что за такое ограниченное время можно адекватно выразить лишь одну идею. Я сказала «нет». (Смех) Они не знают, о чём говорят! Я проигнорировала их хороший совет по одной простой причине. Помните начало моей речи? Точнее, мою шутку про палиндромы? Эта шутка построена на одном из основных правил комедии — правиле трёх. Вы что-то утверждаете, а затем подтверждаете это «что-то» списком. У всей моей семьи имена-палиндромы. Я зову их мам, пап, дед. Первые идеи в списке становятся шаблоном, и вы уже знаете, что можно ожидать дальше. И затем появляется Кайак. Простите, что? Правило трёх в действии. Первое, второе — сюрприз! Смешно. (Смех) Правило трёх я использую не только на сцене. Я живу по этому принципу. Я не открою вам глаза, и даже TED не удивится, который, между прочим, является аббревиатурой трёх понятий: технологии, развлечения и придурки. (Смех) Работает каждый раз как в первый! Но чтобы стать профессиональным комиком, нужно что-то кроме шуток. Нужно удерживать баланс между обаятельными качествами и обезоруживающими. Я поняла, что, чтобы очарованием скомпенсировать мой невинный характер, нужно рассказывать не шутки, а истории. Мои выступления наполнены рассказами: о взрослении, о моей причастности к ЛГБТ, о жестокости и оскорблениях, с которыми я столкнулась, потому что я женщина, ещё и полная, да и к тому же неженственная. Когда смотрите мои выступления, загляните в комментарии, если хотите увидеть оскорбления. (Смех) Ну вот мы и дошли до второй части моего выступления, так что сейчас я расскажу историю обо всём вышеперечисленном. В последние несколько дней её жизни мою бабушку окружала куча людей. Очень много людей. Потому что она возглавляла большую и любящую семью. Если вы ещё не поняли, я тоже в эту семью вхожу. Мне повезло, я смогла с ней попрощаться, когда она умирала. Но к тому моменту она уже ушла в себя, так что это прощание было довольно односторонним. Я вспоминала то, о чём не задумывалась долгое время. Я думала о письмах, которые отправляла ей из университета. О письмах, наполненных забавными историями и анекдотами, которыми я хотела её развеселить. Я думала о том, как не могла выразить, как страшно мне было вплести свою маленькую жизнь в этот слишком большой мир. А письма? Эти письма меня успокаивали, потому что я писала их, думая о бабушке. Мир начал давить всё больше и больше, письма перестали помогать, так что и писать я их перестала. Я не думала, что бабушке будет интересна моя скучная жизнь. Она не знала, что я лесбиянка, а за полгода до своей смерти она из ниоткуда спросила, есть ли у меня парень. В тот момент я чётко решила, что не расскажу ей о своей ориентации. Я знала, её жизнь приближается к концу, моё время с ней ограничено, я не хотела заострять внимание на том, какие же мы разные. Гораздо важнее, что нас объединяет. Так что я перевела стрелки. В тот момент мне это казалось правильным решением. Но видя, как бабушка потихоньку угасает, как жизнь покидает её глаза, я всё думала, а не ошиблась ли я? Может, стоило рассказать ей о такой большой части моей жизни? Я знала, что упустила возможность. Как говорила сама бабушка: «Суп сварен. Лук оттуда уже не вынешь». (Смех) Я много думала об этом. О том, что в моём супе с детства было слишком много лука. Я росла в штате, где гомосексуальность была вне закона. Думая об этом, я осознала, насколько же я себя стыдилась. И я думала о всех травмах: о жестокости, о насилии, изнасиловании. И пока я думала обо всём этом, тоненький голосок в моей голове никак не успокаивался, всё спрашивая и спрашивая: «В чём смысл моей жизни?» В нашей семье я была ближе всех к бабушке. У нас много общего. Было, по крайней мере. Смерть меняет людей. Но... (Смех) Я переняла её чувство юмора. Но ближе всех я общалась с мамой, бабушкой, прабабушкой, пра-прабабушкой. А я? Лишь тоненькая веточка на нашем семейном древе. Я сомневалась, соединяет ли меня ещё что-то с этим древом. В чём смысл моей жизни? Год смерти бабушки стал самым плодотворным в моей жизни. Наверное, потому, что мои мысли начали собираться, а не рассеиваться. Мой мыслительный процесс не линеен. Я представляю свои мысли, их вижу. У меня не фотографическая память, да и голова моя — не галерея с мыслями на пьедесталах. Скорее, я думаю на постоянно развивающемся языке картинок, который я создала и который могу понимать без труда. Вот только переводить с него не могу. Я не умею рисовать, ваять и даже шить! Писать? Писать я могу, но процесс перевода безумно утомляет, да и не сильно хорошо у меня получается. Как я уже говорила, выражать свои мысли я тоже не умею. Выступления запечатлевают лишь один не очень удачный стоп-кадр того, что происходит у меня в голове. К чему это я? Я всегда понимала больше, чем могла выразить. За год до смерти бабушки у меня диагнозировали аутизм. Для меня эта новость была хорошей. Я всегда думала, что не могу наладить свою жизнь как нормальный человек, потому что у меня депрессия и тревожность. Оказывается, у меня депрессия и тревожность, потому что я не могла наладить свою жизнь как нормальный человек, потому что я — не нормальный человек, просто я об этом не знала. Я не имею в виду, что у меня нет проблем. Каждый день даётся с трудом, если честно. Но теперь я знаю, к чему мне нужно стремиться, и это не к «нормальности». Мне не нужно убегать от бури. Мне нужно попасть в её центр и научиться её контролировать. Кроме обычных способов успокоиться, вроде повторений, следования чёткому распорядку дня, размышлений, я нашла ещё один способ оказаться в центре шторма — стендап. Всё ещё не верите, что я «нейроотличная»? Да, я спокойно делаю то, чего до смерти боится большинство людей, я спокойна внутри, как мертвец. (Смех) Мой диагноз помог найти место тем чертам, которые я не могла понять. Моя ненормальность нашла себе применение. Эта новая уверенность вскружила мне голову. Когда умерла бабушка, моя уверенность пошатнулась. Потому что я оплакивала её, размышляя. И в своих мыслях я увидела — причём так ясно! — как же я была одинока. В чём смысл моей жизни? Я заметила, что между аутизмом и ПТСР много общего. И я начала волноваться, потому что у меня были оба. Получится ли у меня их размотать? Мне всегда говорили, что с травмой надо справляться через рассказы. Я рассказывала, а травмы всё равно руководили моей жизнью. Суп-то готов, но лук всё ещё жжётся. И тогда я поняла, что все мои рассказы строились на смехе. Я пряталась от темноты, отсекала боль, не могла отпустить свои травмы — всё для своих слушателей. Я соединяла людей через смех, но сама оставалась одна. В чём смысл моей жизни? Я не знала, но у меня была идея. Идея рассказать правду, полную и без прикрас, не ради смеха, а чтобы поделиться болью от своих травм. Я решила, что лучший способ это сделать — создать своё комедийное шоу. И я создала. Я написала комедийное шоу, которое держалось не на шутках. В нём комик не закидывает историю, ожидая смешков из зала. Это слишком просто. Нет, я закидывала такие истории, которые ударяли слушателей под метафорический дых. Мне не нужно было, чтобы они смеялись. Я хотела, чтобы у них перехватило дыхание, я хотела потрясти, чтобы они слушали и перетянули всю мою боль как личности, а не безликая бездумная толпа. Я написала такое шоу и назвала его «Нанетт». Многие... (Аплодисменты) Многие утверждают, что «Нанетт» — не комедийное шоу. И хотя я согласна, что «Нанетт» — действительно не комедия, эти люди всё ещё не правы. (Смех) Они утверждают, что я провалилась в жанре комедии. Вот только я не провалилась. Я взяла всё, что знала: все трюки, механизмы, приёмы — и с помощью всего этого сломала комедию. Вы не можете сломать комедию комедией, если вы провалились в комедии. Молоток просто не ударит! (Смех) (Аплодисменты) Но суть не в этом. Суть была не в том, чтобы просто сломать комедию. Суть была в том, чтобы сломать комедию, а потом перестроить её так, что она сможет удержать всё то, что мне нужно рассказать. Вот что я имела в виду, когда сказала, что бросила юмор. Теперь вы, наверное, думаете: «Это всё здорово, но что за три идеи-то? Немножко непонятно». Я рада, что притворилась, что вы спросили. (Смех) Я уверена, что некоторые из вас уже эти три идеи вычислили. Вы же все люди умные, так что я бы не удивилась. Возможно, для вас станет сюрпризом, но у меня нет трёх идей. Я сказала, что у меня есть три идеи, — и соврала. Просто ввела в заблуждение, смешно же. На самом деле я набрала горсть идей и разбрасывала их, словно семена, на протяжении всего выступления. Зачем? Не только ради смешков, нет. Всё возвращается к высказыванию бабушки: «Важен не сад, а уход за ним». «Нанетт» показала мне эту прописную истину. Я думала, сломав комедию и рассказывая истории во всей их красе, без прикрас, я окажусь на задворках жизни и искусства. Я была готова заплатить эту цену за возможность поделиться своей правдой. Но случилось не это. Мир меня не оттолкнул, наоборот, он меня принял. Через разлад я нашла согласие. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что суть этого противоречия лежит в основе ещё одного — как я могу преуспевать в чём-то, что я вообще не умею делать. Понимаете, в настоящей жизни мне сложно говорить с людьми, потому что из-за заболеваний мне сложно думать, слушать, говорить и обрабатывать новую информацию одновременно. А на сцене мне не нужно думать. Свои мысли я готовлю заранее. Мне не нужно слушать, это ваша работа. (Смех) И мне не нужно говорить, потому что я просто рассказываю наизусть. Что остаётся? Мне остаётся стараться построить контакт с аудиторией. Если «Нанетт» и научила меня чему-то, так это что контакт зависит не только от меня. Вы тоже прикладываете к нему руку. «Нанетт», может, и началась с меня, но сейчас она продолжает жить в тысячах людей, которых я даже не знаю. Но я верю, что у нас есть контакт. «Нанетт» — больше, чем я. Так же, как смысл жизни человека больше, чем мы все. Понимайте, как хотите. Спасибо, и здравствуйте. (Аплодисменты)