Как мегагорода меняют карту мира

«Я хочу, чтобы вы переосмыслили, как устроена жизнь на Земле», — говорит политолог Параг Ханна. Так как связь между растущими городами увеличивается как никогда прежде через транспорт, энергию и коммуникационные сети, мы эволюционируем от географии к тому, что он называет «коннектография». Эта созревающая глобальная сеть цивилизаций в перспективе может сократить загрязнение окружающей среды, неравенство и даже преодолеть геополитическое соперничество. В своём выступлении Ханна предлагает поприветствовать новый девиз будущего: «Связанность — это судьба».

Я хочу, чтобы вы переосмыслили то,
как устроена жизнь на Земле.

Подумайте о планете, как о человеческом
теле, в котором мы обитаем.

Скелет — это транспортная система
автомобильных и железных дорог,

мостов и туннелей,
воздушных и морских гаваней,

позволяющих нам перемещаться
через континенты.

Сердечно-сосудистая система,
которая питает наше тело, —

это электросети, нефтяные и газовые трубы,

распределяющие энергию.

Нервная система —

это интернет-кабели,
спутники, мобильные сети

и центры обработки данных,
которые позволяют делиться информацией.

Эта непрерывно растущая
инфраструктурная матрица

уже состоит из 64 миллионов
километров дорог,

четырёх миллионов железнодорожных путей,

двух миллионов километров трубопроводов

и одного миллиона километров
интернет-кабелей.

А что же с международными границами?

У нас меньше 500 тысяч километров границ.

Давайте создадим лучшую карту мира!

Мы можем начать с преодоления
некоторых древних мифов.

Есть выражение, которое знают
все студенты-историки:

«География — это приговор».

Звучит мрачновато, не так ли?

Это такая безнадёжная пословица!

Она означает, что страны без доступа
к морю обречены быть бедными,

что маленьким странам не спастись
от более крупных соседей,

что громадные расстояния непреодолимы.

Но каждый раз, путешествуя по миру,

я вижу более мощную силу,
которая охватывает планету, —

это взаимосвязь.

Глобальная революция связи
во всех её формах —

транспорте, энергии и коммуникациях —

позволила совершить настолько
огромный скачок в мобильности людей,

товаров, ресурсов, знаний,

что мы больше не можем
считать географию препятствием.

Я рассматриваю две силы,
которые сливаются вместе

в то, что я называю «коннектография».

Коннектография отражает огромный прорыв

в мобильности людей, ресурсов и идей,

как эволюцию мира

от политической географии —

того, как мы официально делим мир, —

к функциональной географии,

то есть, как мы на самом деле
используем мир,

от наций и границ
до инфраструктуры и логистических цепочек.

Наша мировая система развивается

от вертикально-интегрированных
империй XIX столетия

через горизонтально взаимозависимые
страны XX столетия

в глобальную сеть цивилизаций XXI века.

Взаимосвязь, а не суверенность,

стала организационным принципом
человеческой расы.

(Аплодисменты)

Мы превращаемся
в глобальную сеть цивилизаций,

потому что строим её
в буквальном смысле слова.

Все мировые расходы
на оборону и армию вместе взятые

составляют меньше
двух триллионов долларов в год.

В то время как расходы
на глобальную инфраструктуру

предположительно возрастут
до девяти триллионов долларов в год

в ближайшее десятилетие.

И этому пора произойти.

Мы живём за счёт
инфраструктурного капитала,

предназначенного для населения
в три миллиарда человек,

тогда как его численность превысила
семь миллиардов и приближается к восьми,

а вскоре достигнет
девяти миллиардов и больше.

По опыту, мы должны потратить
около одного триллиона долларов

на базовые инфраструктурные потребности
для каждого миллиарда людей в мире.

Неудивительно, что Азия — в лидерах.

В 2015 году Китай анонсировал создание

Азиатского банка
инфраструктурных инвестиций,

который вместе с рядом других организаций

призван построить сеть
железных дорог и торговых путей

от Шанхая до Лиссабона.

И так как со всеми этими топографическими
инженерными развёртываниями

мы будем тратить всё больше и больше
на инфраструктуру в последующие 40 лет,

за эти четыре десятилетия
мы построим больше коммуникаций,

чем за предыдущие 4 000 лет.

Давайте прервёмся на минуту
и подумаем об этом.

То, что мы тратим на строительство
фундамента для глобального общества

гораздо больше,
чем на инструменты для его разрушения,

может иметь глубокие последствия.

Взаимосвязь — это то,
как мы оптимизируем распределение

людей и ресурсов по всему миру.

Это то, как человечество становится чем-то
бóльшим, чем сумма его составляющих.

Я уверен, что сейчас
происходит именно это.

У взаимосвязи есть близнец,
ещё одна глобальная тенденция XXI века, —

планетарная урбанизация.

Города — это инфраструктура,
которая характеризует нас лучше всего.

К 2030 году больше,
чем две трети мирового населения

будет жить в городах.

И это уже не маленькие точки на карте,

а громадные архипелаги,
простирающиеся на сотни километров.

Мы находимся в Ванкувере,

центре пояса Каскадии,

который простирается на юг
через границу США до Сиэтла.

Технологическая группировка
Силиконовой долины

простирается от севера Сан-Франциско,
ниже к Сан-Хосе

и через всё побережье к Окленду.

Лос-Анджелес растягивается до Сан-Диего

и через мексиканскую границу до Тихуаны.

Сан-Диего и Тихуана теперь имеют
общий терминал в аэропорту,

через который вы можете попасть
в обе страны.

Со временем скоростная железная дорога
может соединить весь Тихоокеанский хребет.

На севере Америки мегаполисы
простираются от Бостона через Нью-Йорк

и Филадельфию до Вашингтона.

В них живёт больше 50 миллионов человек

и планируется строительство
скоростной железной дороги.

Лучше всего объединение
мегагородов заметно в Азии.

Непрерывная линия огней
от Токио через Нагою к Осаке —

это 80 миллионов жителей

и основа японской экономики.

Это самый большой мегагород в мире.

Пока.

Но в Китае формируются группы мегагородов

с населением около 100 миллионов жителей.

Бохай Рим рядом с Пекином,

дельта реки Янцзы рядом с Шанхаем

и дельта Жемчужной реки,

простирающаяся
от севера Гонконга до Гуанчжоу.

И посредине —

сеть мегагородов Чунцин-Чэнду,

географический охват которой
по размерам сопоставим

со всей страной Австралией.

Любое из этих объединений мегагородов

имеет ВВП около двух триллионов долларов —

примерно столько же,
сколько и вся Индия сегодня.

Представьте, если бы в мировых
дипломатических институтах вроде G20

членство стран основывалось
на размерах экономики,

а не национальном представительстве.

Некоторые мегагорода Китая могли бы
получить место за столом,

тогда как целые страны вроде Аргентины
или Индонезии его бы потеряли.

Индия, население которой
скоро превысит население Китая,

тоже имеет несколько групп мегагородов,

например, вокруг столицы Дели

и Мумбаи.

На Ближнем Востоке

В Тегеране живёт две трети
всего населения Ирана.

Из 80 млн. жителей Египта большинство

живёт в коридоре
между Каиром и Александрией.

В морском заливе формируется
ожерелье из городов-штатов

от Бахрейна и Катара

через Объединённые Арабские Эмираты
к Маскату в Омане.

Есть также Лагос —

крупнейший город Африки
и коммерческий центр Нигерии.

Есть планы по созданию
сети железных дорог,

которая свяжет громадный пояс
побережья Атлантики,

растянувшийся от Бенина, Того и Ганы,

до Абиджана,
столицы Берега Слоновой Кости.

Но все эти страны — лишь окраина Лагоса.

В мире мегагородов

страны могут быть окраинами городов.

К 2030 году у нас будет
50 подобных мегагородов по всему миру.

Так какая карта расскажет больше?

Привычная карта
из 200 разрозненных стран,

которая висит на большинстве стен,

или карта этих 50 кластеров мегагородов?

Но даже она будет неполной,

потому что невозможно понять
отдельный мегагород

без понимания его связей с другими.

Люди переезжают в города ради связи,

и взаимосвязь — это то,
благодаря чему эти города процветают.

И любой из них —
Сан-Паоло, Стамбул или Москва —

имеют ВВП, приближающийся
или превышающий одну треть или половину

ВВП всей страны.

Но столь же важно,

что вы не можете подсчитать
их индивидуальную ценность

без понимания роли потоков людей,

финансов и технологий,

которые позволяют им процветать.

Возьмём, к примеру,
провинцию Гаутенг в Южной Африке,

которая включает Йоханнесбург
и столицу Преторию.

На них также приходится больше трети
национального ВВП всей ЮАР.

Также важно, что там расположены офисы

почти всех международных компаний,

которые инвестируют в развитие как ЮАР,

так и всего африканского континента.

Города хотят быть частью
глобальных экономический цепочек.

Они хотят участвовать
в мировом разделении труда.

Вот как они рассуждают.

Ни один мэр ещё не сказал мне:

«Хочу, чтобы мой город
был отрезан от мира».

Они знают, что их города настолько же

принадлежат глобальной сети цивилизации,
насколько и своей родной стране.

У многих людей урбанизация
вызывает большой страх.

Они думают, что города разрушают планету.

Но прямо сейчас

успешно работают более 200
междугородних научных сетей —

это равно числу
межправительственных организаций

во всем мире.

И все эти сети между городами
работают на одну цель,

приоритет номер один
для всего человечества в XXI веке:

экологичную урбанизацию.

Помогает ли это?

Давайте возьмём изменение климата.

Мы знаем, что саммит за саммитом,
в Нью-Йорке и Париже,

не могут договориться о сокращении
выбросов парниковых газов.

Но мы видим, что обмен технологиями,

знаниями и стратегиями между городами

позволил реально начать сокращать
интенсивность выбросов углерода.

Города учатся друг у друга,

как сооружать здания с нулевыми выбросами,

как внедрять групповое
использование электромобилей.

В главных городах Китая

действуют квоты на количество
автомобилей на дорогах.

Во многих городах на Западе

молодёжь часто уже
и не хочет водить машину.

Города — это часть проблемы,

но в то же время они и часть её решения.

Неравенство — это другая серьёзная
проблема для экологичной урбанизации.

Когда я путешествую через мегагорода
из одного конца в другой,

это занимает часы и дни,

я наблюдаю трагедию огромного неравенства

в пределах одного региона.

В то время как мировой рынок
финансовых активов

никогда не был таким большим

и приближается к 300 триллионам долларов,

что в четыре раза больше
реального мирового ВВП.

После мирового кризиса мы получили
огромное количество кредитов,

но вложили ли мы эти деньги
в социально-ориентированный рост?

Нет, пока этого не произошло.

Лишь когда мы построим нужное количество
доступного государственного жилья,

когда мы создадим надёжные
транспортные сети,

позволяющие людям связываться
физически и виртуально,

вот тогда наши разрозненные
города и общества

вновь станут ощущаться единым целым.

(Аплодисменты)

Вот почему инфраструктура включена

в планы устойчивого развития ООН —

она обеспечивает всё остальное.

Политические и экономические лидеры

начинают понимать, что взаимосвязь —
это не благотворительность,

это возможности.

Поэтому и нашему финансовому сообществу
необходимо понять,

что взаимосвязь — это самый важный
вид активов в XXI веке.

Города могут сделать мир
более экологически устойчивым,

более справедливым,

и я так же верю, что взаимосвязь
между городами

может сделать мир
более дружественным.

Если мы посмотрим на регионы мира
с тесными отношениями через границы,

мы увидим больше торговли,
больше инвестиций

и больше стабильности.

Мы все знаем историю Европы
после Второй мировой,

где промышленная интеграция
положила начало процессам,

благодаря которым появился
нынешний Европейский Союз.

Кстати, вы могли заметить, что Россия

меньше всех из супердержав включена
в международную сеть коммуникаций.

И это во многом помогает объяснить
напряжение, существующее сегодня.

Странам, которые менее встроены в систему,

меньше теряют,
если с ней что-то происходит.

В Северной Америке
наиболее важные линии на карте —

это не границы между
США и Канадой или США и Мексикой,

а плотная сеть автомобильных
и железных дорог, трубопроводов,

электросетей и водных каналов,

которые формируют
Северо-Американский союз.

Северной Америке не нужно больше стен,
им нужно больше связей.

(Аплодисменты)

Но реальные перспективы взаимосвязи
лежат в постколониальном мире.

Во всех тех регионах, где границы
исторически были наиболее субъективны,

а многие поколения лидеров

имели враждебные отношения друг с другом.

Сейчас к власти пришло
новое поколение лидеров,

и они закапывают топор войны.

Возьмём юго-восточную Азию,
где сеть скоростных железных дорог

должна соединить Бангкок и Сингапур

и торговые коридоры
между Вьетнамом и Мьянмой.

Этот регион с населением в 600 млн.
координирует свои сельхозресурсы

и промышленное производство.

Там развивается нечто,
что я называю Pax Asiana, —

мирное сосуществование
между юго-восточными странами Азии.

Похожий феномен
развивается в Южной Африке,

где шесть стран

финансируют железные дороги
и мультимодальные пути,

чтобы доставлять товары на рынки
в странах без выхода к морю.

Эти страны координируют свои коммуникации

и инвестиционные стратегии.

Они тоже превращаются в Pax Africana.

Ещё один регион, где особенно
пригодился бы такой подход, —

это Ближний Восток.

После того, как Арабское государство
трагически распалось,

что осталось, кроме древних городов,

таких как Каир, Бейрут и Багдад?

В действительности около 400 миллионов
представителей арабского мира

живут в городах.

Как общества и как городá

они живут либо в избытке воды,
либо в дефиците,

в избытке энергии или её нехватке.

И единственный способ
исправить этот дисбаланс —

меньше воевать
и устанавливать меньше границ,

а больше строить
трубопроводов и водных каналов.

К сожалению, этого пока
нет на карте Ближнего Востока.

Но должно появиться —

объединённая Pax Arabia,

взаимно интегрированная

и эффективно связанная с соседями:
Европой, Азией и Африкой.

Может показаться, что такая тесная связь —
это не то, чего бы нам хотелось

в отношении самого нестабильного региона.

Но из истории мы знаем, что бо́льшая
связанность — это единственный способ

обеспечить стабильность
в долгосрочной перспективе.

Потому что мы знаем,
что для региона за регионом

взаимосвязь — это новая реальность.

Городá и страны учатся объединяться

в более мирное и преуспевающее целое.

Настоящее испытание ожидает Азию.

Сможет ли взаимосвязь
преодолеть соперничество

между величайшими державами
Восточной Азии?

В конце концов это место, где могла бы
разразиться Третья мировая война.

С момента окончания холодной войны
четверть века назад

по крайней мере шесть крупных войн
предсказывались для этого региона.

Но ни одна так и не началась.

Возьмём Китай и Тайвань.

В 90-е годы это был самый популярный
сценарий Третьей мировой.

Но с тех пор

объёмы торговли и инвестиций
через пролив выросли настолько,

что в прошлом ноябре

лидеры обеих сторон
собрали исторический саммит,

чтобы обсудить возможное
мирное воссоединение.

И даже победа националистической
партии в Тайвани,

поддерживающей независимость,

не подорвала эту положительную динамику.

Китай и Япония имеют ещё более
длинную историю соперничества

и привлекают свои ВВС и флот,

чтобы показать силу в спорах за острова.

Но в последние годы

крупнейшие иностранные инвестиции
Японии располагаются в Китае.

Японские автомобили продаются там
в рекордных количествах.

И догадайтесь, откуда
приезжает максимальное число

иностранных резидентов в Японию?

Правильно — из Китая.

Между Китаем и Индией
было три больших войны

и три крупных спора
за приграничные земли,

но сегодня Индия —
второй крупнейший держатель акций

в Азиатском банке
инфраструктурных инвестиций.

Они создают торговый коридор,
простирающийся от северо-востока Индии

через Мьянму и Бангладеш в южный Китай.

Их объёмы торговли выросли
с 20 миллиардов 10 лет назад

то восьмидесяти сегодня.

Владеющие ядерным оружием Индия
и Пакистан пережили три войны

и продолжают спорить из-за Кашмира,

но в то же время обсуждают
соглашение об особом торговом статусе

и хотят закончить трубопровод,

идущий из Ирана через Пакистан в Индию.

Давайте поговорим об Иране.

Не казалась ли ещё два года назад
война с Ираном неизбежной?

Почему тогда сегодня каждая супердержава
стремится наладить с ним бизнес?

Дамы и господа,

я не могу обещать,
что Третьей мировой не случится.

Но мы ясно понимаем,
почему этого до сих пор не произошло.

Не смотря на то, что азиатские страны
активнее всех наращивают вооружение,

те же самые страны вкладывают
миллиарды долларов

в инфраструктуру друг друга
и логистические цепочки.

Они более заинтересованы
в функциональной географии друг друга,

чем в политической географии.

Вот почему их лидеры,
хорошенько подумав, отступили от края

и решили сосредоточиться на экономических
связях, а не территориальных претензиях.

Часто кажется, будто мир
распадается на части,

но создание большей взаимосвязи

помогает собрать по кусочкам
Шалтая-Болтая,

даже лучше, чем он был прежде.

И опутывая мир

такой цельной физической
и электронной связью,

мы превращаемся в мир,

где люди могут преодолеть
географические ограничения.

Мы — клетки и сосуды,

пульсирующие в этой
глобальной сети цивилизации.

Каждый день сотни миллионов людей
подключаются к интернету

и работают с людьми,
которых они никогда не встречали.

Больше миллиарда людей
пересекают границы каждый год,

и в ближайшее десятилетие
эта цифра возрастёт до трёх.

Мы не просто создаём взаимосвязь,

мы олицетворяем её.

Мы — глобальная сеть цивилизации,

и это наша карта.

Карта мира, где география
больше не приговор.

У будущего есть новый
и более обнадёживающий девиз:

взаимосвязь — это судьба.

Спасибо.

(Аплодисменты)