Немая драма фотографии

Доктор экономических наук Себастьян Сальгадо начал заниматься фотографией на четвёртом десятке лет жизни, но она стала его страстью. Его долгосрочные проекты прекрасным образом вбирают в себя человеческую сторону глобальной истории, которая так часто повествует о смерти, разрушении и упадке. Он рассказывает глубоко личную историю о профессии, которая чуть его не убила, и показывает захватывающие дух фотографии с его последнего проекта, «Бытие», повествующего о забытых миром людях и местах.

Я не уверен, что всем присутствующим

знакомы мои фотографии.

Я хотел бы показать некоторые из них,

после чего я начну свой рассказ.

Я поделюсь с вами вкратце своей историей,

так как мы этого ещё коснёмся

по ходу выступления.

Я родился в 1944 году в Бразилии,

во времена, когда Бразилия
ещё не была рыночной экономикой.

Я родился на ферме,

на ферме, которая в те времена была
наполовину покрыта дождевыми лесами.

Изумительное место.

Я жил рядом с потрясающими птицами,
потрясающими животными.

Я плавал в речках с кайманами.

На этой ферме жило около 35 семей,

и всё, что мы производили,
мы потребляли сами.

Очень немногое шло на рынок.

Раз в год мы отправляли на рынок

выращенный крупный рогатый скот.

Мы проделывали 45-дневный путь

до скотобойни,

приводя тысячи голов скота,

и 20-дневный путь обратно

до нашей фермы.

Когда мне исполнилось 15 лет,

мне было необходимо покинуть это место,

и я уехал в городок немного больше —
гораздо больше —

где я провёл вторую часть средней школы.

Там я многому научился.

Бразилия урбанизировалась,
индустриализировалась,

а я знал политику. Я стал придерживаться
скорее радикальных взглядов,

вступил в левые партии

и стал активистом.

Я поступил на университет на экономический,

получил степень магистра экономики.

Самое важное в моей жизни событие

произошло в то же время.

Я встретил потрясающую девушку,

которая стала моим лучшим другом
на всю жизнь,

союзником во всех моих начинаниях —

мою жену, Лелию Ваник Сальгадо.

В Бразилии укоренились
радикальные убеждения.

Мы яростно боролись против диктатуры,

в тот момент нам всем это было важно:

мы могли либо, вооружившись,
бороться подпольно,

либо покинуть Бразилию.
Мы были слишком молоды,

и наша организация решила,
что нам лучше покинуть страну,

так что мы уехали во Францию,

где я получил степень доктора экономики,

а Лелия стала архитектором.

Я работал в инвестиционном банке.

Мы много куда ездили,
финансировали проекты

в области экономики и развития Африки
вместе с Всемирным Банком.

В один прекрасный день в мою жизнь
вторглось искусство фотографии.

Я стал фотографом,

бросил всё и стал фотографом,

стал делать фотографии

на важную для меня тематику.

Многие говорят мне, что я фотожурналист,

фотограф-антрополог,

фотограф-активист.

Но я сделал гораздо больше.

Я сделал фотографию своей жизнью.

Я жил в мире фотографии,

занимаясь долгосрочными проектами.

Я хотел бы продемонстрировать
несколько фотографий,

показывающих социальные проекты,
в которых я участвовал, изнутри.

Я опубликовал много книг

по этим фотографиям,

но сейчас я покажу всего несколько.

В 90-х, с 1994 по 2000 год,

я делал серию фотографий
под названием «Миграция».

Эта серия стала книгой,
а та стала телепередачей.

В то время, когда я
фотографировал эту историю,

я переживал очень сложный момент в жизни,
преимущественно в Руанде.

Я наблюдал крайнюю жестокость Руанды.

Ежедневно я видел тысячи смертей.

Я потерял веру в человечество.

Я не верил, что мы можем и дальше так жить,

и меня поразил стафилококк.

Инфекция расползлась по всему телу.

Когда я занимался любовью со своей женой,
из меня вытекала не сперма,

а кровь.

Я посетил доктора моего друга в Париже,

сказал ему, что серьёзно болен.

Он провёл долгое обследование
и сказал мне: «Себастьян,

ты не болен,
твоя простата в идеальном состоянии.

Просто ты видел так много смертей,
что сам начал умирать.

Тебе нужно остановиться. Остановись.

Ты должен остановиться, иначе ты умрёшь».

И я решил остановиться.

Я был разочарован в фотографии,

во всём остальном в нашем мире,

и решил вернуться в родные края.

Всё произошло по чистой случайности.

К тому моменту
мои родители сильно состарились.

У меня семь сестёр.
Я единственный сын в семье,

так что они решили

передать землю мне и Лелии.

Когда я получил эту землю,
она была так же мертва, как и я.

Когда я был ребёнком, земля более чем на 50%
была покрыта дождевыми лесами.

Когда мы получили землю,

дождевых лесов осталось
менее половины процента,

как и во всём регионе.

Мы вырубили много лесов

для развития Бразилии.

Так же, как вы делали здесь в США,

или в Индии, где угодно на Земле.

Мы вступаем в жёсткое противоречие

и разрушаем всё вокруг нас

с целью развития территории.

На этой ферме, где раньше
паслись тысячи голов скота,

осталось всего несколько сотен,

и мы не знали, что с ними делать.

Лелии пришла в голову
невероятная, безумная идея.

Она предложила: «А почему бы нам не вернуть
дождевые леса, которые были на этом месте раньше?

Ты говоришь, что ты родился в раю.

Давай выстроим рай заново».

Я наведался к своему хорошему другу,

который занимался высаживанием лесов,

и попросил его подготовить для нас проект.

Мы принялись за работу.
Мы начали сажать лес.

В первый год мы потеряли
много деревьев, во второй год меньше,

и постепенно мёртвая земля оживала.

Мы начали сажать сотни тысяч деревьев,

только местные породы,

чтобы выстроить экосистему,
идентичную той, которая была разрушена.

Жизнь невиданным образом
начала возвращаться в эти места.

Было важно переоборудовать нашу землю

под национальный парк.

Мы это сделали. Мы отдали
эту землю обратно природе.

Она стала национальным парком.

Мы создали организацию Instituto Terra

и разработали большой экологический проект,
получив финансирование со всего света.

Здесь, в Лос-Анджелесе,
в области залива Сан-Франциско,

на всю сумму средств нам
предоставлялся налоговый вычет.

Нас финансировали из Испании,
Италии и особенно Бразилии.

В Бразилии мы работали
со многими компаниями,

которые вложились в наш проект,
и с правительством.

Ко мне возвращалась жизнь,
и я сильно захотел

вернуться к фотографии,
снова фотографировать.

На этот раз я не хотел фотографировать

то единственное животное, которое
я фотографировал всю жизнь, — людей.

Я захотел фотографировать других животных,

фотографировать пейзажи,

фотографировать людей времён
начала человеческой цивилизации,

когда мы жили в гармонии с природой.

Так я и сделал.
Я начал в начале 2004 года,

закончил в конце 2011-ого.

Мы создали
удивительное множество фотографий,

а результат — Лелия занималась
дизайном всех моих книг,

всех моих телепередач. Она создатель шоу.

С помощью этих фотографий

мы хотим разжечь дискуссию о том, какие
нетронутые богатства ещё остались на планете,

и о том, что мы должны сохранить,

если хотим жить, достичь
определённого равновесия.

Я хотел посмотреть на людей

во времена, когда мы пользовались
каменными инструментами.

Такие люди всё ещё существуют.
На прошлой неделе

я был в Национальном фонде
индейцев Бразилии.

Только в лесах Амазонки
есть около 110 групп индейцев,

с которыми пока не установлена связь.

Нам нужно охранять леса.

Я надеюсь, что с помощью этих
фотографий мы сможем накопить

информацию, целую систему информации.

Мы попытались сделать
презентацию нашей планеты,

и я хотел бы показать
всего несколько фотографий

этого проекта.

Это — (Аплодисменты) —

Спасибо. Спасибо вам большое.

За сохранение всего этого

нам нужно яростно бороться.

Но есть ещё кое-что,
что нам нужно восстановить:

наши общества во всём их многообразии.

Мы находимся в точке невозврата.

Мы вступаем в немыслимое противоречие.

Чтобы всё это выстроить,
мы многое разрушаем.

Наш лес в Бразилии, этот древний лес,

который был размером с Калифорнию,

сегодня вырублен на 93%.

Здесь, на западном берегу,
вы тоже вырубили свои леса.

Разве нет? Калифорнийские секвойи исчезли.

Исчезли очень быстро, пропали.

По пути сюда из Атланты, два дня назад,

я пролетал над пустынями,

которые мы породили
своими собственными руками.

В Индии больше нет деревьев.
В Испании больше нет деревьев.

Нам нужно вернуть все эти леса.

В них отражается наша сущность.

Нам нужно дышать. Единственный завод,

способный превратить
углекислый газ в кислород, —

это леса.

Единственная машина,
способная поглотить углерод,

который мы производим, —

несмотря на сокращение выбросов,
мы всё ещё производим углекислый газ, —

это деревья.

Зададимся вопросом:
три или четыре недели назад

в новостях говорилось

о гибели миллионов рыб в Норвегии

в результате недостатка кислорода в воде.

Я задаюсь вопросом:
а что если в какой-то момент

нам всем — всем видам животных,
включая нас, —

перестанет хватать кислорода?
Это стало бы огромной проблемой.

Для водных ресурсов деревья очень важны.

Я приведу пример,
и вы сразу всё поймёте.

Если вы, счастливые обладатели
густых волос на голове,

примете душ, у вас уйдёт

около двух-трёх часов, чтобы их высушить,

если не пользоваться феном.

У меня на это уйдёт минута.
То же самое с деревьями.

Деревья — волосы нашей планеты.

Когда в месте, где нет деревьев, идёт дождь,

всего за несколько минут
формируется поток из воды,

который размывает почву,
разрушает водные источники,

разрушает реки,

высушивая местность.

Когда есть деревья, корневая система
сдерживает поток воды.

Ветви деревьев, падающие листья

создают влажную среду.

Они проводят месяцы
под водой, поступают в реки

и поддерживают их функционирование.

Это важнее всего,

если представить, что вода нужна
для любого процесса в нашей жизни.

Завершая, я хотел бы показать вам

несколько фотографий,

которые очень важны для меня
в этом русле.

Помните, как я сказал,

что ферма, полученная мной от родителей,

была моим раем? Вот эта ферма.

Почва совершенно испортилась,
размылась, земля высохла.

На этой фотографии можно увидеть,

как мы начали строить образовательный центр,

ставший достаточно крупным
экологическим центром в Бразилии.

На этой фотографии много маленьких точек.

В каждой из них мы посадили дерево.

Их тысячи.

Сейчас я покажу вам фотографии,
сделанные на том же самом месте

два месяца назад.

(Аплодисменты)

В начале я сказал вам, что нужно посадить

примерно 2,5 миллиона деревьев

около двух ста пород,

чтобы восстановить экосистему.

Покажу вам последнюю фотографию.

Сейчас у нас есть два миллиона деревьев.

Эти деревья поглощают

около 100 тысячи тонн углерода.

Друзья, это очень просто. Мы сделали это!

По воле случая, произошедшего со мной,

мы вернулись и выстроили экосистему.

Всех нас в этом зале

волнует одна и та же вещь.

Ту модель, которую мы создали в Бразилии,

можно применить здесь.

Её можно применить по всему миру,
разве не так?

Я верю, что вместе мы сможем это сделать.

Спасибо вам большое.

(Аплодисменты)