Нетривиальный взгляд на Сикстинскую капеллу

Сикстинская капелла — одно из самых культовых мест на земле, однако найдётся много того, чего вы о ней не знаете. Искусствовед Элизабет Лев, обладая мастерством талантливой рассказчицы, поведает нам об известной росписи потолка Микеланджело, работая над которой художник расширил художественные горизонты религиозной иконографии того времени. Даже спустя пять столетий, говорит Лев, Сикстинская капелла заставляет нас озираться вокруг с вопросом: «Кто я, и какую роль я играю в этом великом театре жизни?»

Представьте, что вы в Риме.

Вы добрались до музеев Ватикана.

Вы прошли вдоль длинных коридоров,

мимо старинных статуй,
фресок и многих других предметов.

Вы направляетесь к Сикстинской капелле.

И наконец — длинный коридор,
лестница и дверь.

Вы у порога Сикстинской капеллы.

Чего же вы ожидаете?

Возвышающихся куполов? Хора ангелов?

Ничего этого там нет.

Вместо этого вы можете спросить себя:
что же там есть?

Что ж, приподнимем занавес.

И действительно — вы буквально окружены
расписными занавесами,

это первоначальное оформление часовни.

Гобелены служили не только для сохранения
тепла во время продолжительных литургий,

они олицетворяли великий театр жизни.

Человеческая драма, где каждый из нас
играет роль, — это великая история.

История, охватывающая весь мир

и разворачивавшаяся в три этапа

написания фресок в Сикстинской капелле.

Изначально это место планировалось
как пространство для маленькой группы

богатых и образованных христианских
священнослужителей.

Здесь они молились и избирали пап.

Пять столетий тому назад

оно было совершенной духовной
«мужской берлогой».

Вы спрóсите, каким образом сегодня
оно привлекает и восхищает

пять миллионов человек в год

из самых разных слоёв общества?

В этом тесном пространстве
произошёл творческий взрыв,

катализатором которого стало открытие
новых геополитических границ,

перевернувшее древнюю
миссионерскую концепцию церкви

и сотворившее одно из самых
великих произведений искусства в мире.

Часовня эволюционировала:

начав говорить с небольшой элитой,

она постепенно завлекла аудиторию

со всего мира.

Эволюция прошла в три этапа,

каждый из которых связан с конкретными
историческими событиями.

Первый носил ограниченный характер

и, скорее, отражал узкий
местечковый подход.

Второй начался, когда мировоззрение
людей кардинально изменилось

после исторического мореплавания Колумба.

А третий —

в самый разгар эпохи
великих географических открытий,

когда церковь уже оказалась готова к тому,

чтобы выйти на мировой уровень.

Первоначальное убранство часовни
отображало небольшой мир.

Перегруженные деталями сюжеты,

раскрывающие историю жизни
Иисуса и Моисея,

отражающие развитие иудеев и христиан.

Инициатор работы над убранством,
папа Сикст IV,

собрал лучшую команду
флорентийских мастеров,

куда входили Сандро Боттичели

и человек, ставший в будущем
учителем Микеланджело, —

Гирландайо.

Эти мастера украсили стены
фризом чистых цветов,

на котором вы обнаружите
знакомые пейзажи.

Художники изображали римские памятники
или тосканские пейзажи,

чтобы воспроизвести далёкую историю,
нечто очень знакомое.

С добавлением изображений
друзей и семьи Папы

это стало идеальным оформлением
небольшого двора,

отграничивающегося Европой.

Но в 1492 году был открыт Новый Свет,

горизонты стали расширяться,

и этот микромир площадью 40 на 14 метров
тоже нуждался в расширении.

Это произошло

благодаря творческому гению,

провидцу и удивительной истории.

Этим гением был Микеланджело Буонарроти,

ему было 33 года, когда он начал работу

над росписью потолка площадью 1 115 м².

Судьба сыграла с ним злую шутку —

он обучался живописи, но бросил её,
чтобы заниматься скульптурой.

Меценаты Флоренции негодовали:
он оставил много незаконченных картин

ради перспективы работы над крупным
скульптурным проектом в Риме,

но тот проект провалился.

Ему пришлось взяться за заказ
изобразить 12 апостолов

на декоративной части потолка
Сикстинской капеллы,

который был бы похож на любой другой
потолок часовни в Италии.

Но гений отлично справился с вызовом.

В эпоху, когда человек сумел
переплыть Атлантический океан,

Микеланджело решился на открытие
новых художественных горизонтов.

Он собирался рассказать историю

не об апостолах,
но историю о великом начале —

историю сотворения мира.

Нелёгкое это дело — сюжеты на потолке.

Смогли бы вы рассмотреть картину
на расстоянии 19 метров над головой?

Техника живописи, которая во Флоренции
использовалась вот уже 200 лет,

не подходила для такого рода истории.

Но, в сущности,
Микеланджело и не был живописцем,

поэтому он обратился
к своим сильным качествам.

Вместо заполнения пространства
привычными деталями,

он взял молоток и долото
и обрубил часть мрамора,

чтобы обнажить фигуру внутри.

Микеланджело был
приверженцем эссенциализма,

используя в сюжетах массивные,
динамические формы.

Задумка захватила великого Папу Юлия II,

человека, которого не испугал
дерзкий гений Микеланджело.

Он был племянником Папы Сикста IV,

жил в окружении искусства вот уже 30 лет
и осознавал его власть.

История нарекла его «Папой-воителем»,

но наследием этого человека стали
не крепости и артиллерия —

им стало искусство.

Он оставил нам Станцы Рафаэля
и Сикстинскую капеллу.

Он оставил Базилику Святого Петра,

а также выдающуюся коллекцию
греко-римских скульптур —

отнюдь не христианские произведения,
подготовившие почву

для первого в мире современного музея —
комплекса Музеев Ватикана.

Юлий был человеком,

верившим в непреходящую актуальность
Ватикана

через его величие и красоту.

И он был прав.

Встреча этих двух гигантов,
Микеланджело и Юлия II, —

вот то, что дало нам Сикстинскую капеллу.

Микеланджело был
настолько предан этой идее,

что ему удалось закончить работу
за три с половиной года,

используя минимум помощников
и проводя большую часть времени,

глядя наверх, изображая сюжеты на потолке.

Так давайте же посмотрим на этот потолок

и увидим, как история стала глобальной.

Больше нет знакомых художественных
отсылок к окружающему нас миру.

Только пространство, структура и энергия.

Монументальная расписная конструкция,
разделённая на девять панелей,

обусловленных скорее формой скульптур,
нежели цветом.

Мы стоим у входа в часовню,

далеко от алтаря и ограждённой части,
предназначенной для духовенства,

мы всматриваемся вдаль в ожидании начала.

И будь то с научной точки зрения
или согласно библейской традиции,

мы задумываемся об искре жизни.

Микеланджело даёт нам начальную энергию,

изображая отделение тьмы от света.

Размытая фигура Создателя
крутится в вихре,

зажатая в тесном пространстве.

На следующем изображении
он кажется внушительнее:

вы видите его проносящимся
из стороны в сторону.

Он оставляет за собой
солнце, луну, растительную жизнь.

Микеланджело не уделил много внимания
создаваемым Богом творениям,

в отличие от других художников.

Его внимание было направлено
на сам процесс сотворения.

Вскоре движение приостанавливается,
словно цезура в стихах,

и Создатель застывает над нами.

Что же он делает?

Создаёт ли он землю? Создаёт ли море?

Или же он оглядывается на своё творение,
вселенную и свои сокровища,

как, должно быть, делал и Микеланджело,

глядя на своё творение на потолке

и заявляя: «Это хорошо».

Теперь же место действия готово,

и приближается кульминация сотворения —
сотворение человека.

Адам бросается в глаза:
светлая фигура на тёмном фоне.

Но приглядевшись внимательней,

мы видим, что нога Адама
вяло покоится на земле,

рука повисла на колене.

Адаму не хватает внутренней искры,

которая приведёт его к величию.

Эта искра как будто бы передастся
через палец Создателя,

который находится в миллиметре
от руки Адама.

Это заставляет нас напрячься,

потому что лишь мгновение
отделяет нас от этого прикосновения,

благодаря которому человек
узнает свое предназначение,

вознесётся и займёт своё место
на вершине творения.

И тут Микеланджело
приподносит нам сюрприз.

Кого обнимает другая рука Творца?

Еву, первую женщину.

Нет, Ева не запоздалая мысль.
Она часть плана.

Она всегда была в его мыслях.

Посмотрите на неё: так близка к Богу,
что её рука обвилась вокруг его руки.

Для меня,
американского искусствоведа XXI века,

это было моментом,
когда картина обратилась ко мне.

Потому что я поняла,
что это изображение человеческой драмы

было всегда о мужчинах и женщинах,

и самый центр потолка,
его основной элемент —

это сотворение женщины, а не Адама.

Если вы посмотрите на них в саду Эдема,

вы увидите, что они оба совершают падение

и у них обоих гордая осанка сменяется
позой стыда.

Вы видите
кульминационный момент на потолке.

Вы находитесь в точке, дальше которой
ни я, ни вы не сможете пройти

вглубь церкви.

Заграждение отделяет нас от святая святых,

и мы изгнаны точно так же,
как и Адам и Ева.

Оставшиеся сцены на потолке

отображают наполненый хаосом
мир вокруг нас.

Мы видим Ноя, его ковчег и потоп.

Ноя, приносящего жертву
и заключающего соглашение с Богом.

Возможно, он Спаситель.

Но нет, Ной — тот,
кто вырастил виноград и изобрёл вино,

опьянел и уснул нагим в своем амбаре.

Это довольно любопытный способ
оформить потолок,

начав с божественного сотворения мира

и закончив неким
подвыпившим парнем в амбаре.

И, сравнив это с изображением Адама,

вы можете подумать,
что Микеланджело смеётся над нами.

Но он собирается развеять мрак,

используя яркие цвета прямо
под изображением Ноя:

изумрудный, золотистый, алый
на одеждах пророка Захарии.

Захария предвидит свет, идущий с востока,

и в этот момент мы направляемся
по новому пути

с пророчицами и пророками,
возглавляющими это шествие.

Мы идём с персонажами,
которые охраняют наш путь,

и мы следуем за матерями и отцами.

Они помогают человеку в его движении
по великому пути вперёд.

Сейчас мы наблюдаем
краеугольный камень потолка,

кульминацию всего —

фигуру, которая выглядит так,
будто собирается упасть сверху

прямо к нам,

вторгаясь в наше пространство.

Это самый важный момент.

Прошлое встречает настоящее.

Эта фигура, Иона, который провёл
три дня в чреве кита,

является символом возрождения
человечества для христиан

посредством жертвы Иисуса.

Но для множества посетителей этого музея

всех конфессий,
которые бывают там каждый день,

он является точкой, где далёкое прошлое
встречается с текущим моментом.

Всё это приводит нас
к арке в стене алтаря,

где мы видим «Страшный суд» Микеланджело,

написанный в 1534 году после того,
как мир изменился вновь.

Реформация расколола церковь,

Османская империя превратила ислам
в нарицательное слово,

а Магеллан открыл пролив,
ведущий в Тихий океан.

Как 59-летний художник, не бывавший
нигде дальше Венеции,

планировал говорить с этим новым миром?

Микеланджело решился изобразить
неизбежный ход событий,

то самое вселенское желание,

свойственное каждому из нас, —

оставить в наследие совершенство.

Показав с христианской точки зрения
Страшный суд,

конец света,

Микеланджело изобразил серию фигур,

обладающих поразительно красивыми телами.

Они обнажены, они обезличены,

за исключением пары фигур.

Это композиция,
состоящая исключительно из тел,

391 тела, где нет двух похожих,

уникальных, как каждый из нас.

Композиция начинается в нижнем углу,
откуда люди, отрываясь от земли,

отчаянно пытаются вознестись.

Те, кому это удалось, тянутся,
чтобы помочь другим,

и в одной удивительной сцене

вы видите чёрного и белого мужчину,
которых поднимают вместе, —

невероятный образ человеческого единства

в этом новом мире.

Львиную долю пространства
занимает круг победителей.

В нём вы найдёте мужчин и женщин,
полностью обнажённых, как атлеты.

Они — единственные,
преодолевшие несчастья.

На взгляд Микеланджело,
люди, пережившие бедствия,

переборовшие преграды,

сопоставимы с атлетами.

Таким образом, вы видите мужчин и женщин,
играющих мышцами и позирующих

в этом необычном сюжете.

Возглавил это собрание Иисус —

сначала страдавший на кресте,

а теперь ставший
величественным властителем Неба.

И, как Микеланджело
доказал в своей живописи,

лишения, неудачи и преграды

не ограничивают совершенство —
они формируют его.

Это подводит нас к одной странности.

Это частная часовня Папы,

а увиденное здесь наилучшим образом можно
описать как «калейдоскоп обнажённых».

Но Микеланджело пытался использовать
только наилучший,

самый универсальный художественный язык,
который он только знал, —

язык человеческого тела.

И для изображения добродетелей,
таких как стойкость или сдержанность,

он вдохновлялся замечательной
коллекцией скульптур Юлия II,

чтобы показать внутреннюю силу
посредством внешней.

Один его современник написал,

что часовня была слишком красива,
чтобы не быть предметом споров.

Так это и было.

Микеланджело вскоре обнаружил,
что вследствие развития типографий

повсюду стали распространяться
жалобы на изображение наготы.

Вскоре его шедевр человеческой драмы
отнесли к порнографии,

после чего он добавил
ещё двух персонажей,

одного из своих критиков,
папского придворного,

и себя самого в виде высохшей
содранной кожи, вовсе не атлета,

в руках многострадального мученика.

В год своей смерти он увидел,
что некоторые из фигур задрапировали, —

триумф тривиальности
над его призывом к красоте.

И вот теперь мы стоим

здесь и сейчас.

Мы заключены в пространство

между началом и концом

великого и неизмеримого целого
человеческого опыта.

Сикстинская капелла заставляет нас
всматриваться в неё как в зеркало.

Кто я на этой картине?

Я один из толпы?

Я тот опьяневший мужчина?

Я тот атлет?

И покидая этот рай неземной красоты,

мы стремимся найти ответы
на самые главные вопросы:

кто я и какова моя роль
в этом великом театре жизни?

Спасибо.

(Аплодисменты)

Бруно Джуссани: Элизабет Лев, спасибо.

Элизабет, вы затронули тему порнографии, —

слишком много обнажённых тел, слишком
много повседневности, непристойности

по меркам того дня.

Но ведь на самом деле проблема глубже.

Нагота не просто была задрапирована
в некоторых частях изображения.

Работу чуть не уничтожили по этой причине.

Элизабет Лев: Эффект, произведённый
«Страшным судом», был огромным.

Роспись посмотрели все,
благодаря поднятой шумихе.

И всеобщее негодование не было
двухнедельным событием.

Оно вылилось в двадцатилетнюю полемику

между цензорами и критиками,

говорившими церкви:

«Как вы можете учить нас жизни,

если в папской часовне висит порнография?»

И после всего этого негодования

и настойчивых попыток
уничтожить произведение,

в год смерти Микеланджело

церковь наконец смогла найти компромисс,

способ спасти живопись.

Было решено задрапировать 30 тел,

и это считается моментом появления
фигового листа, прикрывающего тела.

Вот откуда он возник —

из церкви, которая пыталась
сохранить произведение искусства,

а не повредить или уничтожить его.

БД: То, что вы рассказали, —
это не классическая экскурсия,

на которую отправляются люди,
посещая Сикстинскую капеллу.

(Смех)

ЭЛ: Не могу понять, это реклама?

(Смех)

БД: Нет, нет, нет, необязательно,
это утверждение.

Познание искусства сегодня сталкивается
с рядом проблем.

Слишком много людей хотят увидеть Капеллу,

а в результате 5 млн человек
проходят через эту крошечную дверь

и видят её в совершенно ином свете,

чем это сделали мы.

ЭЛ: Соглашусь. Думаю, приятно иметь
возможность остановиться и рассмотреть.

Но даже если вы попали
в один из таких дней,

когда часовня принимает
28 тысяч человек в день,

даже в те дни,
когда вы там со всеми этими людьми,

оглянитесь вокруг и подумайте,
как это удивительно,

что эти фрески, написанные 500 лет назад,

могут привлечь всех этих людей,
стоящих бок о бок с вами,

заставляя их глядеть наверх
с открытым ртом.

Это свидетельство того, как красота
действительно может говорить со всеми нами

сквозь время и пространство.

БД: Лиза, спасибо.

ЭЛ: Спасибо.

БД: Спасибо.

(Аплодисменты)