Трудности делают нас теми, кто мы есть

Всю свою карьеру писатель Эндрю Соломон пересказывает истории невзгод других людей. В этот раз, приоткрывая завесу внутреннего мира, он повествует о своём непростом детстве, перемежая рассказ воспоминаниями об отважных людях, которых он встретил на своём пути. В трогательном, искреннем и, порой, откровенно забавном выступлении Эндрю Соломон призывает относиться к нашим тяжелейшим жизненным сражениям как к возможности создавать смысл жизни.

Как исследователь превратностей судьбы,

я всегда удивлялся тому,

что некоторым людям

трудности

помогают стать сильнее

и, согласно общеизвестной мудрости,

найти смысл жизни.

Долгое время

я думал, что смысл жизни, истина,

витает где-то рядом,
ожидая когда её найдут.

Но со временем я пришёл к пониманию того,

что истина не важна.

Мы говорим о поиске смысла жизни,

но, возможно, лучше было бы
называть это созданием смысла.

Моя последняя книга
повествует о жизни семей,

в которых растут трудновоспитуемые

или необычные дети.

Во время интервью

мать двоих детей,
страдающих тяжёлой инвалидностью,

сказала: «Люди любят

потчевать нас поговорками, вроде:

«Бог даёт каждому по способностям»,

но дети подобные нашим —

это не дар, посланный свыше.

Относиться к ним, как к дару,
было нашим решением».

Всю свою сознательную жизнь
мы принимаем такие решения.

Когда я был во 2-м классе,

Бобби Финкл праздновал свой день рождения.

Он пригласил всех, кроме меня.

Моя мать, посчитав,
что произошла какая-то ошибка,

позвонила миссис Финкл,

но та сказала, что я не нравлюсь Бобби

и он не хочет видеть меня на празднике.

В тот день мама отвела меня в зоопарк

и накормила пломбиром с сиропом.

В 7-м классе

один из мальчишек в школьном автобусе

прозвал меня девчонкой,

охарактеризовав мою манеру держаться.

Иногда на протяжении всего пути автобуса —

45 минут в одну сторону и 45 в другую —

он в унисон со своей свитой

громко распевал:

«Девчонка! Девчонка! Девчонка! Девчонка!»

В 8-м классе

один из учителей сказал,

что у всех гомосексуалистов

со временем развивается недержание кала

из-за повреждений анального сфинктера.

Я закончил школу,

ни разу не побывав в школьном кафетерии,

ведь если бы я там подсел
за столик к девочкам,

меня бы высмеяли за это,

а если бы подсел к парням,

то меня высмеяли бы за то, что я тот,

кому следует сидеть с девчонками.

Всё детство я балансировал на грани

между уклонением от насмешек
и способностью их выносить.

Тогда я не знал того,

что знаю сейчас:

способность уклоняться и выдерживать

может быть отправной точкой
к созданию смысла жизни.

После создания смысла

необходимо сделать его частью

вашей новой личности.

Причинённая вам боль должна стать

частью вновь созданного «я»,

а самые ужасные события жизни —

историей триумфа,

возвышая вас как личность всякий раз,

когда что-то задевает за живое.

Ещё одна из матерей,
которых я интервьюировал

для своей книги,

была изнасилована в подростковом возрасте,

в результате чего родился ребёнок.

Случившееся разрушило её карьерные планы

и нарушило способность
к эмоциональной привязанности.

На момент нашей встречи ей было 50 лет,

и я спросил её:

«Часто ли Вы думаете о том мужчине,
который вас изнасиловал?»

Она ответила:
«Раньше я часто думала о нём со злостью,

но теперь только с жалостью».

Я решил, что ей жаль его, потому что

он никогда не знал любви,
раз совершил такое.

«С жалостью?» — спросил я.

«Да, — ответила она, —

потому что у него есть прекрасная дочь

и двое прекрасных внуков,

но он об этом не знает, а я знаю.

Так что, как оказалось, мне повезло».

Некоторые трудности
даются нам при рождении:

пол, ориентация, раса,
ограниченные способности.

Другие трудности
случаются в течение жизни:

кто-то становится политическим
заключённым, кого-то насилуют,

кто-то переживает ураган «Катрина».

Самоопределение позволяет
присоединиться к сообществу,

которое может придать вам сил

и где вы можете придать сил кому-то.

Это процесс замещения «но» на «и»:

не «Я с вами, но у меня рак»,

а «У меня рак, и я с вами».

Если мы стыдимся себя,

то не можем поделиться своей историей,

а история — основа самоопределения.

Создай смысл, создай себя,

создай смысл, создай себя.

Это стало моей мантрой.

Создать смысл возможно, изменив себя.

Для создания себя нужно изменить мир.

Каждый из нас, отличных от большинства,

ежедневно задаётся вопросом:

как сильно надо сдерживать
свою индивидуальность,

чтобы соответствовать обществу,

и какие стены нужно разрушить,

чтобы начать жить полноценной жизнью?

Создание смысла и своей индивидуальности

не делают неправильное правильным.

Скорее, неправильное становится ценным.

В январе этого года

я ездил в Мьянму, чтобы поговорить
с политическими заключёнными.

Я был удивлён,
найдя их менее удручёнными,

чем я ожидал.

Большинство из них совершили преступления,

что и привело их в тюрьму.

Они уходили туда
с высоко поднятыми головами

и так же, с высоко поднятыми головами,

вышли оттуда много лет спустя.

Доктор Ма Тхида,
активист борьбы за права человека,

едва не умерла в тюрьме,

проведя многие годы в одиночной камере.

Она сказала мне,
что благодарна своим тюремщикам

за то время, которое у неё было
для раздумий,

за ту мудрость, которую она обрела,

и за возможность
отточить способности к медитации.

Она нашла смысл

и на трудностях
взрастила сильную личность.

Но если люди, которых я встретил,

были не так удручены пребыванием в тюрьме,

как я ожидал,

то они и не были так воодушевлены

реформами, происходящими в их стране,

как, мне казалось, должны были бы.

«Мы, бирманцы, —

говорит Ма Тхида, —

известны своей силой духа во времена гнёта

и недовольством во времена подъёма.

И перемены,

происходящие сейчас,

не решают проблемы

нашего общества,

которые мы научились видеть,

пока находились в тюрьмах».

Из её слов я понял,

что послабления приносят
лишь толику гуманности

вместо возможной полновесной,

ведь подбирать крохи со стола —

это совсем не то же самое,
что иметь место за столом.

То есть можно создать смысл
и создать себя,

но всё ещё чертовски злиться.

Меня никогда не насиловали,

и я даже близко
не находился с заведениями

вроде бирманских тюрем,

но, будучи геем в Америке,

я сталкивался с осуждением
и даже ненавистью.

Но я создал свой смысл
и свою индивидуальность,

на что меня подтолкнули люди,

пережившие намного бóльшие трудности,

чем те, с которыми сталкивался я.

В подростковом возрасте

я изо всех сил старался стать натуралом.

Я записался на курсы сексуальной терапии

с использованием суррогатов,

где люди, которых я
должен был называть докторами,

предписывали мне то,
что я должен был называть тренировками,

с женщинами, которых я
должен был называть суррогатами,

которые, по сути, не были проститутками,

но, в то же время, не были и кем-то иным.

(Смех)

Более других

мне нравилась блондинка с Дальнего Юга,

однажды признавшаяся в том,

что является некрофилкой

и занимается этой работой с тех пор,

как попала в неприятную ситуацию в морге.

(Смех)

Благодаря этому опыту

у меня были счастливые
физические отношения с женщинами,

чему я рад,

но я воевал сам с собой,

разбередив в своей душе ужасные раны.

Мы не ищем горького опыта,

который бы подкосил нашу индивидуальность,

но мы ищем индивидуальность,

идя по следам горького опыта.

Нам невыносимы бесцельные муки,

но мы можем вынести великие страдания,

если верим, что они ведут к цели.

Покой не оставляет в нас того следа,

что оставляет борьба.

Без всех радостей мы всё же
могли бы быть теми, кто мы есть,

но вряд ли мы бы были собой
без всех неудач,

толкающих нас на поиск смысла.

«И потому ищу я радость в хворях, —

писал апостол Павел
во 2-м послании к коринфянам, —

ибо когда я слаб, я становлюсь сильнее».

В 1988 году я ездил в Москву

на интервью
с подпольными советскими художниками,

чьи работы, как я думал,

затрагивали политику
и были преследуемы за инакомыслие.

Но радикальность их работ
заключалась в том,

что они призывали
к возрождению гуманизма в обществе,

которое его и истребило,

что, в некотором роде, российское общество

делает и сейчас.

Один их художников сказал мне:

«Нас учили быть не художниками,
а ангелами».

В 1991 году я вновь поехал туда,

чтобы встретиться с теми художниками.

Я был с ними во время путча,

которым ознаменовался распад СССР.

Они были во главе сопротивления

того путча.

На 3-й день один из них

предложил переместиться
к станции метро «Смоленская».

Мы передвинулись туда

и обосновались напротив одной из баррикад,

а чуть позже

там появилась колонна танков.

Солдат на первом танке сказал нам:

«Мы получили приказ

разрушить баррикады.

Если вы уйдёте отсюда,

мы не тронем вас,

в противном случае у нас не будет выбора,

кроме как задавить вас».

На это художники ответили:

«Дайте нам минуту.

Дайте нам всего минуту,
чтобы объяснить, почему мы здесь».

Солдат дал знак рукой начинать,

и художник затянул
джефферсоновский панегирик демократии,

где говорилось, что тех из нас,

кто живет согласно
джефферсоновской демократии,

трудно сломить в настоящем.

Они говорили и говорили,

а солдат смотрел на них.

Когда они закончили, он целую минуту

сидел и смотрел на нас,

насквозь промокших под дождём.

Потом он сказал: «Вы правы,

мы должны следовать воле людей.

Если вы освободите
достаточно места для манёвра,

мы развернёмся и уедем».

Так они и поступили.

Иногда создание смысла

помогает подобрать нужные слова

для того, чтобы отстаивать
право на свободу.

Ситуация в России открыла мне глаза на то,

что тирания порождает силу противостояния,

а это, как я позднее понял,

краеугольный камень самоопределения.

Самоопределение
стало моим спасением от печали.

Движение за права геев
стремится к такому миру,

в котором мои отклонения
станут победоносными.

Самоопределение направлено на два фронта:

дать людям возможность гордиться

их положением или отличительными чертами

и побудить других людей

относиться к ним сдержаннее и добрее.

Это два разнонаправленных процесса,

но прогресс в одной сфере

отдаётся гулким эхом в другой.

Самоопределение
может превратиться в самолюбование.

Люди превозносят присущие им
отличительные черты.

Люди ограничивают свой мир рамками

и живут в тесных сообществах
без сочувствия друг к другу.

Но правильно понятая

и разумно воплощённая в жизнь

идея самоопределения
должна помочь нам понять,

что значит быть человеком.

Самоопределение

не должно клеить ярлык надменности

или вешать золотую медаль на грудь.

Оно должно быть революцией.

Если бы я был натуралом,
то моя жизнь могла бы быть проще,

но я не был бы самим собой.

Сейчас же мне больше нравится
быть тем, кто я есть,

нежели идея быть кем-то другим,

кем, если честно,

я не только не мог бы быть,

но и кого никогда не мог бы
до конца представить.

Изгнав драконов,

мы изгоняем и героев,

и тогда, чтобы прожить жизнь,
нам надо будет

самим приложить героические усилия.

Иногда я думаю:

а смог бы я усмирить
ненависть к самому себе,

если бы не буйство красок гей-прайдов,

одним из проявлений которых
является это выступление?

В прошлом я думал,
что смогу считать себя взрослым,

когда смогу быть геем,
не делая на этом акцент,

но ненависть к себе
образовала во мне пустоты,

и празднования нужны,
чтобы заполнить и переполнить их;

но даже если я оплачу свои долги печали,

вокруг меня по-прежнему
будет вращаться мир, полный гомофобии,

до которого наши послания дойдут
лишь через десятки лет.

В будущем к геям
будет нейтральное отношение —

без восторгов или унижения,

но пока это не так.

Мой друг, которому казалось,
что гей-прайды

созданы для самолюбования,

предложил организовать

«Неделю гей-смирения».

(Смех) (Аплодисменты)

Отличная идея,

но её время ещё не пришло.

(Смех)

Нейтральность, которая находится

между отчаянием и восхвалением,

и есть пункт назначения.

В 29 штатах США

меня легально могут уволить
или отказать в жилье

за то, что я гей.

В России закон о запрете «пропаганды
гомосексуализма» привёл к тому,

что людей избивают на улицах.

27 африканских стран

приняли законы против содомии.

В Нигерии геев легально

забивать камнями до смерти,

а линчевание стало нормой.

Недавно в Саудовской Аравии

двух мужчин,
пойманных во время плотских утех,

приговорили к 7 000 ударам хлыстом,

в результате чего они стали инвалидами.

Так кто же может создать смысл

и возможности для самоопределения?

Права геев — это не только право на брак,

и для миллионов из них,
живущих в подобных местах

без шансов на перемены,

достойная жизнь остаётся иллюзией.

Мне повезло, я создал свой смысл

и смог самоопределиться,

но это редкая удача,

а гей-сообщество
заслуживает намного большего,

чем крохи со стола справедливости.

Но всё же каждый шаг вперёд —

это большой успех.

В 2007 году, через 6 лет
после нашей встречи,

мы с партнёром

решили пожениться.

Встреча с Джоном ознаменовалась

обретением великого счастья

и изгнанием великого несчастья,

и иногда я был настолько очарован

исчезновением всей той боли,

что забывал о радости,
которая в первое время

не была для меня
самой впечатляющей частью произошедшего.

Брак был способом объявить о нашей любви,

о том, что она есть, что она не отсутствует.

Вскоре брак сделал нас родителями,

и это придало жизни новый смысл,

открыло новые ступени самоопределения,
для нас и для детей.

Я хочу, чтобы мои дети были счастливы,

и люблю их особенно сильно
в моменты, когда они грустят.

Будучи отцом-геем, я могу научить их

мириться с собственными демонами,

но если вдруг мне удастся

уберечь их от трудностей,

то я подам пример плохого родителя.

Знакомый буддист объяснил мне,

что западные люди

ошибочно считают нирвану моментом,

когда горести остались в прошлом

и впереди лишь счастливое будущее.

Но это не нирвана,

так как счастье в настоящем

всегда оттенено радостями прошлого.

Он сказал, что нирвана —

это предвкушение счастья,

способность находить
источники радости в том,

что кажется горем.

И я иногда размышляю о том,

смог бы я найти такое же удовлетворение

в браке и в детях,

если бы они дались мне легче,

если бы я был натуралом или был молод,

что, в обоих случаях, упростило бы задачу.

Возможно, так и было бы.

Возможно, в самопознании

я сконцентрировался бы на других вопросах.

Но если поиск смысла

важнее, чем его обретение,

то вопрос не в том, был бы я счастливее,

пройдя через угнетение,

а в том, что придание смысла

подобному опыту

сделало меня лучше.

Я склонен восторгаться простыми радостями,

так как эти радости

даются не просто.

Я знаю гетеросексуальные пары,

имеющие не менее счастливые браки и семьи,

но браки между геями и гей-семьи

новы как глоток свежего воздуха,

и в этом я нашёл свой смысл.

В октябре я отмечал своё 50-летие.

Моя семья организовала вечеринку,

во время которой

мой сын сказал моему мужу,

что он хочет произнести речь.

Джон ответил ему:

«Джордж, ты не можешь произнести речь.
Тебе 4 года.

(Смех)

Только дедушка, дядя Дэвид и я

произнесём речь сегодня».

Но Джордж не переставал настаивать,

и в итоге Джон подвёл его к микрофону,

и тогда во весь голос Джордж произнёс:

«Леди и джентльмены!

Минуточку внимания, пожалуйста!»

Вздрогнув, все повернулись.

Тогда Джордж сказал:

«Я рад, что сегодня папин день рождения.

Я рад, что мы все едим торт.

И пап... Если бы ты был маленьким,

я был бы твоим другом».

И я преисполнился благодарности.

Я понял, что нахожусь в неоплатном долгу

даже перед Бобби Финклом,

потому как весь мой предыдущий опыт

был дорогой к этому моменту,

и я наконец-то безоговорочно благодарен

за жизнь, которую однажды я хотел
во что бы то ни стало изменить.

Однажды молодой мужчина-гей

спросил гей-активиста Харви Милка,

что он мог бы сделать,
чтобы помочь гей-движению,

на что Милк ответил:

«Выйди на улицу
и поделись этим с кем-нибудь».

Всегда есть те, кто хочет лишить нас

человечности,

но и всегда будут истории,
восполняющие её.

Если мы будем пользоваться правом голоса,

мы победим ненависть

и поможем людям зажить достойно.

Создавайте смысл. Создавайте себя.

Создавайте смысл.

Создавайте себя.

И пусть весь мир

разделит вашу радость.

Спасибо.

(Аплодисменты)

Спасибо. (Аплодисменты)

Спасибо. (Аплодисменты)

Спасибо. (Аплодисменты)