Рид Кролофф о современной и романтической архитектуре

Рид Кролофф предлагает нам новую призму для анализа новой архитектуры: современная она или романтическая? Взгляните на великолепные образы двух ведущих течений — и язвительную критику проекта 11 сентября.

Быть новичком TED — как оставаться
последним девственником
в старших классах.

(Смех)

Ты знаешь, что все самые крутые ребята
этим занимаются.

А ты в стороне, ты дома.

Ты как братья Распини,

держишь свои яйца в холодной воде. И —

(Смех)

целый день играешь со своими пальцами.
А потом тебя приглашают.

И ты оказываешься своим,
и всё так, как ты и мечтал.

Это волнующе, и всё время играет музыка.

А затем, внезапно, всё заканчивается.
И длилось всё каких-то пять минут.

Ты хочешь вернуться и сделать это снова.

Я очень рад оказаться здесь.
Спасибо, Крис,

и спасибо, Дебора Паттон, за то,
что сделали это возможным.

Как бы то ни было, сегодня мы
немного поговорим об архитектуре

в рамках тем создания и оптимизма.

Если соединить создание и оптимизм,

появится возможность
говорить о двух вещах.

Можно говорить о креационизме,

что, я думаю, не прокатит
в этой аудитории.

По крайней мере, не тогда,
когда вы защищаете это течение.

И можно говорить об «оптимизании»,
или «оптимизации».

Думаю, это подходящая тема
для обсуждения сегодня.

Но любого рода беседа об архитектуре —

что по существу является всем тем,
о чём вы только что здесь говорили,

во время подготовки TED,
мелкомасштабная архитектура —

сегодня не может обойтись
без обсуждения

Всемирного торгового центра,
того, что там происходит,
и что это значит для нас.

Потому что если архитектура — это то,
чем я её считаю —

возведённой формой
наших культурных амбиций —

то что вы сделаете, будь у вас
возможность исправить ситуацию,

отражающую культурные амбиции
по отношению к нам кого-то другого?

И нашей собственной возможности
сделать там что-то новое?

На протяжении долгого времени
это является
обсуждаемым и стимулирующим вопросом.

Я думаю, что Всемирный торговый центр
достаточно неудачно привлёк
внимание к архитектуре

и выделил её в том свете, о котором

люди не думали уже долгое время,

и сделал её
предметом всеобщего обсуждения.

Я не припомню в своей 20-летней
карьере практика и писателя архитектуры

того, чтобы пятеро людей
посадили меня за стол

и стали задавать очень серьёзные вопросы
по зонированию, пожарным выходам,

безопасности и возгораемости ковров.

Просто это не те темы,
которых мы часто касались.

А теперь о них говорят всё время.

В мире, где есть возможность
«вооружить» здание,

об архитектуре приходится
думать совершенно по-другому.

Вот и мы поговорим об архитектуре
совершенно по-другому

и подумаем о ней совершенно по-другому.

Сколько из вас сегодня смотрели
«Америка Сегодня»?
Вот здесь, вот оно.

Вот участок Всемирного торгового центра
на передовице.

Они сделали выбор.

Они выбрали проект Даниэля Либескинда.

Сегодня он —
несносный ребёнок архитектуры.

Ребёнок чудо-пианист;
он начал с аккордеона,

затем перешёл на немного
более серьёзные вещи,
более крупные инструменты,

а теперь и на ещё более
крупные инструменты,

которыми он возводит свой особенный
тип деконструктивистского волшебства,

как вы видите здесь.

Он был одним из шести
приглашённых участников конкурса.

Шесть предыдущих компаний провалились,

предложив настолько
глупые и банальные вещи,

что даже городские власти Нью Йорка
были вынуждены признать:

«О, мы действительно дали маху».

Отлично. Давайте опять начнём сначала,

только теперь привлечём людей,
обладающих хоть небольшим
проблеском таланта,

вместо шести приглашённых
в прошлый раз пустышек,

деляг недвижимости, которые
обычно застраивают наши города.

Давайте привлечём настоящих архитекторов
для разнообразия.

И вот мы получили это, или, на выбор,
это. О, перестаньте хлопать.

(Смех)

Уже поздно. Это ушло.

Это была схема команды «Думай»
из Нью Йорка,

а потом была эта, схема Либескинда.

Вот это станет новым
Всемирным торговым центром:

гигантская дыра в земле
с большими зданиями,
проваливающимися в неё.

Я не знаю, что думаете вы,
но я думаю, что это
довольно глупое решение,

потому что вы сделали
постоянный мемориал разрушению,

придав ему видимость того,
что разрушение будет продолжаться вечно.

Но это то, что будет осуществлено.

Но я хочу, чтобы вы подумали над этим

как о нескончаемой борьбе,
которую представляет собой
американская архитектура,

и о которой эти две вещи
говорят вполне подробно.

В этом дикое несоответствие того,
как мы выбираем наших архитекторов,

пытаясь понять, хотим ли мы архитектуру

в форме технократического
решения для всего —

предлагая всеобъемлющий,
технический ответ на любые проблемы,

будь то социальные,
физические или химические —

или стараясь найти
более романтическое решение.

Я не имею в виду романтическое вроде
«это хорошее место для свидания».

Я имею в виду романтическое вроде
«есть вещи шире и значимее, чем мы».

Итак, в американской традиции

разница между
технократическим и романтическим

будет разницей между введённой
Томасом Джефферсоном
с целью городского планирования

декартовой системой координат,
растянувшейся над США,

которая в принципе даёт нам очертания

каждого западного штата в Америке,

как действительно
технократического решения,

дани популярной философии рационализма
времён Джефферсона.

Или как мы стали описывать это позже:
предопределение Судьбы.

Теперь, чем бы вы хотели быть,
сетью, или предопределением Судьбы?

Предопределением Судьбы.

(Смех)

Это большое дело.
Это звучит значимо, это важно,

это звучит целостно.
Это звучит по-американски.
Напористо, серьёзно, по-мужски.

И это противостояние
продолжается в архитектуре долгое время.

Я имею в виду, оно продолжается
в наших частных жизнях тоже, каждый день.

Мы все хотим купить Ауди ТТ, не так ли?

Все здесь должны иметь её, или,

по крайней мере, захотеть её, увидев.

Затем запрыгнуть в неё,
повернуть небольшой электронный ключ,

не похожий на настоящий,
понестись домой
по новым суперскоростным магистралям

и въехать прямо в гараж,
похожий на дворец Тюдоров.

(Смех)

Почему? Почему? Почему вы этого хотите?

Почему мы все этого хотим?
Я однажды даже владел одним из дворцов.

(Смех)

Нам присуще маячить взад-вперёд

между этим технократическим решением

и большим, более романтическим
образом того, кто мы есть.

Так, мы вникнем в это.

Можно выключить свет?

Я расскажу о двух типах архитектуры
очень-очень кратко;

они отражают сегодняшнее разделение,
с архитектурной точки зрения,

между этими двумя традициями —

технократическим или техногенным
решением и романтическим.

Это две ведущие архитектурные практики
в Америке на сегодняшний день.

Одна более молода, другая более зрела.

Это работа фирмы SHoP,

и вы видите здесь
изометрическое изображение того,

что станет огромной
камерой-обскурой в городском парке.

Все знают, что такое камера обскура?

Это одна из тех больших линз,

которая берёт за основу
картинку внешнего мира —

как небольшой фильм
без двигающихся частей —

и проектирует его на листе.
Вы можете видеть мир
на внешней стороне, гуляя вокруг него.

Вы видите только набросок.

Похоже ли это на обычное здание? Нет.

Оно не ортогонально:
оно не стоит, как положено,

не квадратное и не прямоугольное.

Ничего похожего
на обычные очертания здания.

Компьютерная революция,
технократическая,
технологическая революция

позволили нам пренебречь
нормальной формой зданий,

традиционной формой зданий в угоду
не ортогональным зданиям вроде этого.

Интересно в этом не форма.

Интересно в этом то, как это сделано.
Как это сделано.

Совершенно новый
способ возведения зданий,

нечто называемое массовым
заказным производством.
Нет, это не оксюморон.

В традиционном понятии
стоимость здания повышается

при создании заказных отдельных частей,
что не может быть постоянной практикой.

Поэтому мы все живём
в домах застройщиков.

Они все хотят сократить расходы,
строя одно и то же по пятьсот раз.

Потому что это дешевле.

Массовое заказное производство —
это когда архитектор
внедряет в компьютер программу,

указывающую ему на производство
тех или иных частей.

Компьютер затем связывается с машиной —

компьютеризированной техникой,
снабжённой системой
автоматизированного проектирования —

которая может произвести
миллиард разных изменений мгновенно,

ведь компьютер —
это всего лишь машина.

Ей всё равно. Она производит части.

Она не видит никаких издержек.
Она не тратит дополнительного времени.

Это не работник —
это просто электрический станок,

так что все части могут быть
произведены в одно и то же время.

В это же время, вместо того, чтобы
назначать кого-то делать чертежи,

то есть эти огромные планы,
которые вы видели всю свою жизнь,

архитектор теперь может
послать пакет сборочных инструкций,

который вы получали, когда ещё детьми

покупали маленькие модели,
и в них говорилось:
«Прикрутите А к Б, и В к Г».

Таким образом
подрядчик получит отдельные части,

произведённые по индивидуальному чертежу
вне строительной площадки
и доставленные на площадку

к этому подрядчику
вместе с пакетом сборочных инструкций.

Просто «прикрутите А к Б»,
и они могут осуществить сборку.

Вот небольшой рисунок того,
как это работает —

и вот, чем всё заканчивается.

Вы под этим, смотрите вверх,
в линзу камеры-обскуры.

Чтобы вы не думали, что это фикция,
фантазия или нечто романтическое,

тех же самых архитекторов
попросили произвести нечто

для внутреннего двора
выставочной площадки PS1
Бруклинского музея в Нью-Йорке,

как часть летних занятий
молодых архитекторов.

И они сказали, ну, сейчас лето,
что бы нам сделать?

Летом вы идёте на пляж.

А когда вы идёте на пляж,
что вы получаете? Песчаные дюны.

Так что давайте построим
песчаные дюны и пляжный домик.

Они взялись за это,
смоделировали компьютерную модель
песчаной дюны.

Они взяли фотографии,
внедрили фотографии
в компьютерную программу,

и эта программа нарисовала
песчаную дюну,

а потом взяла этот чертёж
и превратила его —

с их инструкциями, используя
стандартное программное обеспечение,
дополненное лишь небольшими изменениями —

в набор инструкций для деревянных досок.

Вот эти доски. Вот эти инструкции.

Вот эти части, вот небольшой фрагмент
в увеличенном масштабе.

Вы видите, что здесь
порядка шести разных цветов,

и каждый цвет — это вид дерева,
который нужно использовать,
доска, которую нужно нарезать.

Всё это было доставлено
в открытом прицепе

и собрано вручную
за 48 часов командой из 8 человек,

лишь один из которых
видел сборочные чертежи до этого.

Только один из них
прежде видел эти планы.

Вот так выглядит дюна,
возвышаясь во внутреннем дворе,

а вот так выглядит
полностью построенная дюна.

Там только 16 разных типов
деревянных досок,

только 16 разных сборочных частей.

Изнутри выглядит как
прекрасная дека у пианино.

У неё есть свой внутренний бассейн,
очень-очень классный.

Это отличное место для вечеринок — было,
так как простояла она
только 6 недель.

В ней есть небольшие
раздевалки и домики,

где происходило много чего интересного
на протяжении всего лета.

Не думайте, что это
только для временных инсталляций.

Это та же фирма, которая работает
со Всемирным торговым центром,

заменяющая мост,
пересекавший Вест-стрит,

что соединяет важные пешеходные узлы

между центром Нью Йорка и Вестсайдом.

Их попросили спроектировать,
заменить мост в течение шести недель;

произвести все части и построить его.

И они могли сделать это.
Вот их чертёж,

произведённый с помощью
той же компьютерной системы,

и только пятью или шестью
действительно разными частями,

несколькими распорками,
как эта, и облицовочным материалом,

а так же примитивным каркасом.

Всё было произведено
вне строительной площадки
и доставлено на грузовике.

Они были способны создать это.

Создать нечто замечательное.

Они сейчас строят
16-ти этажное здание в Нью Йорке,

применяя ту же технологию.

Вот мы проходим по мосту ночью.

Он самоосвещается, фонари не нужны,

так что соседи не жалуются
на металлогалогенные лампы,
бьющие им в глаза.

Вот как он выглядит.
И там, на другой стороне —

то же самое величие.

Теперь, если позволите,
я быстро покажу вам
полную противоположность этому.

Ууу, красиво, а?
Это другая сторона медали.

Это работа Дэвида Роквелла из Нью Йорка,

работу которого вы можете
наблюдать здесь сегодня.

Король романтической современности,
который подходит к работе

совершенно иначе.

Это призвано
не привнести технологическое решение,
а соблазнить вас чем-то,

что вы можете сделать,
что вам понравиться,

что поднимет ваш дух,

что заставит почувствовать себя
в другом мире —

как этот ресторан Nobu в Нью Йорке.

Он должен унести вас
от суматохи центрального Нью Йорка

к простоте Японии
и утончённости японской традиции.

«Когда всё будет закончено, он будет
выглядеть, как морские водоросли»,
— говорит хозяин.

Или его ресторан Pod
в Филадельфии, штат Пенсильвания.

Я хочу, чтобы вы знали —
комната, на которую вы смотрите,
полностью белая.

Все до единой поверхности
этого ресторана — белые.

Освещение придаёт ему столько оттенков.

Все дело в чувственности.
В трансформации.

Смотрите, я не нажимаю
никаких кнопок, дамы и господа.

Это происходит само собой.

Пространство трансформируется
с помощью волшебства освещения.

Все дело в чувственности.
В прикосновении.

Ресторан Rosa Mexicano, где он
переносит нас на берега Акапулько,

здесь, в Верхнем Вестсайде,

с этой стеной ныряльщиков со скалы,
которые — ага, да, вот так.

Давайте посмотрим ещё раз.

Просто чтобы вы насладились.

И, наконец, всё дело в комфорте, в том,
чтобы вы удобно расположились там,

где раньше бы не смогли.

Это о том, как природа
попадает во внутренние пространства.

В башне Guradian в Нью Йорке,
превращённой в отель W Union Square —

я прошу прощения, я тороплюсь —
пришлось привлечь
лучших растениеводов в мире,

чтобы интерьер напоминал сад,

перенесённый из сада
на Union Square прямо в здание.

Всё дело в стимуляции.

Это опыт приобретения вин,
упрощённый благодаря цвету и вкусу.

Пузырящиеся, свежие, нежные,
искристые, сочные, ароматные,
большие и сладкие вина,

переданные цветом и текстурой на стене.

Наконец, всё дело в развлечении,
как в головном офисе

Цирка Солнца в Орландо, Флорида,

где вам предлагают войти в амфитеатр,

посмотреть под занавес и присоединиться
к волшебному миру Цирка Солнца.

Я думаю, я остановлюсь на этом.
Большое спасибо.