Психологическая гибкость: Как боль превращается в цель благодаря любви | Стивен Хэйес | TEDxUniversityofNevada

Что мы можем сделать, чтобы жить полной жизнью, сталкиваясь с болью и страданием? Более тысячи исследований показывают: главное — научиться психологической гибкости. Стивен Хэйес был одним из тех, кто впервые выделил этот процесс и начал использовать его в виде популярного метода, основанного на принятии и внимании, который называется «терапией принятия и обязательств». В своём эмоциональном выступлении Хэйес выводит сущность психологической гибкости в нескольких простых для понимания предложениях. Он приглашает зрителей проследить его мучительный путь от собственного панического расстройства к тому моменту, когда он принял решение, изменившее его жизнь: я не буду убегать от себя. Хэйес показывает, как принятие такого решения помогает нам установить связь с нашим глубинным ощущением смысла и цели, утверждая, что только отнесясь с любовью к собственной боли, мы можем принести любовь в мир и внести в него свой вклад.

Это выступление записано на мероприятии TEDx, независимо организованном местным сообществом с использованием формата конференций TED. Узнайте больше на http://ted.com/tedx

Жизнь задаёт нам вопросы.

И, возможно, один из самых важных —

что делать со сложными
мыслями и чувствами?

Если вы испытываете стыд или тревогу,

значит, жизнь только что
задала вам вопрос.

Если вы стоите здесь, готовясь
к выступлению на TEDx,

и ваш мозг не может сосредоточиться,

что вы будете с этим делать?

Хороший вопрос.

(Смех)

Ответ на этот вопрос

и подобные ему

многое говорит о траекториях
наших жизней,

о том, будут ли они развиваться

в позитивном направлении,

ведя к процветанию, любви,
свободе, внесению своего вклада,

или в негативном, ведущем
к патологии и отчаянию.

Моя цель — превратить конфликт,
живущий в каждом из вас,

в прекрасный ответ на этот вопрос,

или хотя бы заложить для него основу.

Но у вас ещё есть этот надменный,

рассказывающий сказки, решающий
проблемы, аналитический,

критикующий разум между ушей,
у которого нет ответа,

и который всё время пытается склонить вас

пойти по неверному пути.

Меня зовут Стив Хэйес,

и на протяжении последних 30 лет

мы с моими коллегами изучаем

небольшой ряд психологических процессов —

умный термин для человеческих действий, —

называемых «психологической гибкостью».

Это набор ответов на тот вопрос.

По результатам более тысячи исследований

мы выяснили, что психологическая
гибкость может предсказать,

возникнут ли у вас проблемы
с психикой, тревога,

депрессия, психологическая травма.

Если у вас есть что-то одно
из предсказанного,

добавится ли к этому позже
что-то ещё?

Она предсказывает, насколько серьёзными

или хроническими они будут.

И более того,

она предсказывает множество других
важных для нас вещей,

даже не относящихся к психопатологии.

Например, каким родителем вы будете?

Каким работником?

Сможете ли вы справиться с поведенческими
вызовами, с физической болезнью?

Сможете ли вы придерживаться
своей программы упражнений?

Чего бы не коснулся человеческий разум,

психологическая гибкость имеет
к этому отношение.

В этом выступлении

я хотел бы познакомить вас

с наукой психологической гибкости,

потому что мы научились

изменять эти процессы

в результате сотен исследований,

используя терапию принятия и обязательств,

или ТПО, и связанные с ней методы,

направленные на исследование гибкости.

Мы доказали, что можем изменить её,

и когда мы это делаем,

негативные прогнозы
становятся позитивными,

и это отражается на всех сферах,

которые я упомянул, и многих других.

Итак, я хочу познакомить вас

с элементами психологической гибкости.

Я собираюсь перенести вас

к определённому моменту моей жизни
34 года назад,

когда я впервые начал

активно к ним обращаться.

Десятилетия назад.

34 года назад в 2 часа ночи

на золотисто-коричневом ворсистом ковре.

Моё тело было почти буквально
в такой позе,

и совершенно точно в такой позе
был мой разум.

В течение двух или трёх лет перед этим

я скатывался вниз,

в ад панического расстройства.

Оно началось во время
ужасающего заседания,

когда мне пришлось наблюдать

двух профессоров, сцепившихся так,

как способны сцепиться только

дикие животные и профессора.

(Смех)

И мне хотелось только одного —
умолять их остановиться.

Но вместо этого у меня случилась
моя первая паническая атака,

и к тому времени, когда ко мне обратились,

я не мог выдавить ни звука

из своего горла.

И в этом шоке, в ужасе, в смущении

от этой первой панической атаки,
произошедшей на публике,

я совершил все логичные, здравые,

разумные и патологические поступки,

на которые толкает нас сознание.

Я пытался убежать от тревоги;

я пытался бороться с тревогой;

я пытался спрятаться от тревоги.

Я садился рядом с дверью.

Я наблюдал её приход.

Я пытался выторговать спасение.

Я принимал транквилизаторы,

и пока я делал всё это,

панические атаки

становились чаще и интенсивнее.

Сначала на работе,

но затем и в путешествиях,

затем в ресторанах,

затем в кинотеатрах,

затем в лифтах,

затем при телефонных звонках,

затем — в безопасности дома,

и, наконец, при пробуждении

от крепкого сна в два часа ночи,

уже в состоянии панической атаки.

Но в ту ночь, на этом
золотисто-коричневом ворсистом ковре,

в ту ночь,

когда я наблюдал за волнами тревоги,

ощущения в моём теле

были другими.

Та ночь была ещё ужаснее,

но в этом было какое-то удовлетворение,

потому что у меня не было
панической атаки.

Я умирал от сердечного приступа.

Все симптомы говорили об этом.

У меня была тяжесть в груди,

простреливающая боль в руке,

я обливался пóтом,

моё сердце бешено колотилось,
пропуская удары.

И всё тот же паучий голос,
который раньше говорил:

«Ты должен бежать.

Ты должен бороться, ты должен
прятаться от тревоги»,

теперь говорил мне:

«Звони.

Ты не можешь вести машину
в таком состоянии.

Ты умираешь.

Позвони в скорую помощь.

Вызови неотложку.

Это не шутка. Звони».

И тем не менее минута шла за минутой,

а я всё не звонил.

У меня было чувство,
будто я покинул тело

и смотрел на себя со стороны,

представляя, что бы произошло,

если бы я сделал этот звонок.

Как будто серия сцен,

небольшие фрагменты фильма в трейлере,

какие показывают в кино,

рекламируя новую картину.

Я слышал шаги сотрудников
скорой помощи,

поднимающихся по лестнице,

глухой стук в тонкую дверь,

поездку в машине скорой помощи,

трубки и провода,

озабоченное выражение на лицах медсестёр,

когда я попал в отделение
экстренной помощи,

и, наконец, последний маленький фрагмент,

последняя маленькая сцена

в этом трейлере,

после которой я вдруг понял,

о чём будет этот фильм.

Я посмотрел её и сказал:

«Боже, пожалуйста, только не это.

Пожалуйста, пожалуйста».

Потому что в последней сцене

в комнату экстренной помощи,
где я лежал на каталке,

входил молодой доктор.

В моём воображении

он входил слишком уж небрежно.

И когда он подошёл ближе,

я увидел ухмылку на его лице

и понял, что будет дальше.

Он подошёл вплотную и сказал:

«Доктор Хэйес,

у вас не сердечный приступ», —

ухмылка стала шире. —

«У вас паническая атака».

И я знал, что это правда.

Это был просто новый круг ада.

И из моего горла вылетел крик,

странный, хриплый, потусторонний звук.

Он был примерно таким.

(Кричит)

И когда я оттолкнулся ото дна,

открылась другая дверь.

Я не знаю, сколько это длилось,

но спустя несколько минут

часть меня, почти забытая,

но составляющая мою глубинную суть,

часть меня, которая
недоступна вашему взгляду,

духовная часть,

сама моя душа, если хотите,

произнесла слова.

Я совершенно уверен.

Я сказал их вслух в пустоту

в два часа ночи.

Я сказал:

«Я не знаю, кто ты,

но, видимо, ты можешь причинить мне боль.

Ты можешь заставить меня страдать.

Но одного ты никогда не сможешь:

заставить меня отказаться
от моего собственного опыта.

Этого ты не можешь».

Когда я встал, моё тело — тогда
значительно более молодое — болело,

и, судя по высохшим и горящим
следам слёз на моих щеках,

я пролежал так очень долго.

Но я встал, дав себе обещание.

«Больше никогда.

Я не буду убегать от себя».

Я не знал, как сдержать это обещание.

Честно говоря, я до сих пор этому учусь.

Я не представлял,
как принести это обещание

в жизнь других людей.

Я научусь этому только
с помощью нашей работы

во время терапии принятия и обязательств,

или ТПО, и это ждало меня впереди.

Но за эти 34 года

не прошло и дня,

чтобы я не вспомнил это обещание.

И когда вы встаёте вот так,

уже зная, что это —

самый мудрый способ вести себя

с болью и страданием,

тогда всё и случается.

Сейчас я могу сформулировать то,

о чём говорит наука,
то, чем является эта поза.

Это эмоциональная открытость.

Мы готовы испытать всё,
что нам предназначено,

даже если это будет тяжело.

Это взгляд на свои мысли со стороны,

а не из их глубины.

И когда вы думаете,

это не выглядит так,

они не заслоняют всё остальное;

вы можете увидеть их на расстоянии.

Это установление контакта с более духовной

частью вас, благодаря которому

вы можете направить своё внимание —

гибко, плавно, свободно —

на то, на чём стóит сосредоточиться.

И когда вы увидите что-то важное,

вы сможете двигаться к нему

со свободными руками,

так, что сможете чувствовать,
и действовать,

и участвовать, и вносить свой вклад.

Это психологическая гибкость.

И основа, на которой она строится,

вам известна, потому что,

если назвать её словом, вы поймёте,
почему подойдёт именно это,

единственное слово,
которое я скажу: «Любовь».

Когда вы относитесь к самому себе

с состраданием, добротой, любовью,

жизнь открывается вам навстречу, и тогда

вы можете обратиться к смыслу и цели

и к тому, как привнести любовь, участие,

красоту, внесение своего вклада

в жизни других людей.

Сначала я не понимал,

что этот поворот в сторону
боли и страдания

неизбежно влечёт за собой

поворот в сторону смысла и цели.

Сначала я этого не понимал.

Но я начал замечать это у моих клиентов,

когда стал работать с ТПО.

Я начал замечать это в собственной жизни.

И всего несколько лет назад

я осознал это очень ясно.

К тому времени я провёл несколько
рандомизированных испытаний ТПО

и начал вести занятия,

бывая в разных местах, встречаясь
с небольшими группами медиков,

рассказывая о работе, которую мы делаем.

И во время одного из таких семинаров

на меня накатила волна тревоги,

что было вполне нормально.

Даже сейчас я всегда испытываю тревогу

во время выступлений.

С этим всё в порядке. Я к этому готов.

Пожалуйста. Это здóрово.

Но затем пришла новая волна.

Я внезапно почувствовал,
что сейчас расплáчусь

перед всеми этими врачами,

что я буду рыдать, не контролируя себя.

И я сказал: «Что?»

Тот момент прошёл, и я провёл семинар.

Я не вспоминал об этом случае
до следующего семинара,

на котором произошло то же самое.

На этот раз я сохранил присутствие духа
и заметил, что чувствую себя очень юным.

И я спросил себя

прямо во время семинара:

«Сколько тебе лет?»

И пришёл ответ: «8 или 9».

И тогда передо мной
промелькнуло воспоминание,

о котором я не думал с тех пор,
как это произошло,

когда мне было 8 или 9 лет.

У меня не было времени разобраться
с ним на семинаре,

но я занялся этим ночью в отеле.

Я лежал под кроватью

и слушал, как в соседней комнате
ругаются мои родители.

Мой отец снова вернулся домой
поздно и пьяный,

а мама набрасывалась на него

за то, что он тратил скудный
семейный бюджет на своё пристрастие;

за то, что он был недостаточно хорошим
отцом и мужем.

А он говорил:

«Заткнись! Лучше заткнись, а то…», —

и я знал, что он сжимал кулаки.

Затем я услышал ужасающий грохот

и крик моей матери.

Только позже я узнал,

что это был кофейный столик,

брошенный в другой конец комнаты.

И я думал:

«Будет кровь?

Он бьёт её?»

И тогда мой разум маленького мальчика

сказал мне очень чётко:

«Я должен что-то с этим сделать».

Но тут я понял,
что ничего не могу сделать,

ничего безопасного.

Поэтому я забился ещё глубже

и плакал, обнимая сам себя.

Понимаете?

Я сижу и смотрю,
как сцепились эти два старых быка

в отделении психологии,

и да, я в ужасе,

и да, я беспокоюсь,

но чего мне действительно хочется —
это просто заплакать.

В отделении психологии?

(Смех)

Серьёзно?

Но я не мог связаться с тем мальчиком.

Во мне не было для него места.

Именно из-за него я стал психологом,

но даже не знал об этом.

И я застрял в статьях,

автобиографиях, грантах и достижениях.

Ура!

Но я оказался здесь,
потому что он меня попросил

«сделать что-то».

Но вместо этого я говорил ему что-то,

равнозначное тому,
чтобы увести его и сказать:

«Тише. Уходи. Замолчи»,

когда я убегал, боролся и прятался.

В этом не было ни доброты, ни любви.

И к кому? Ко мне самому и частям меня,

которые соединяют меня с целью моей жизни.

Нам причиняет боль то, о чём мы заботимся,

и мы заботимся о том,
что причиняет нам боль.

Эти две точки, эти два

«поворотных момента» —
части одного целого.

Когда вы принимаете самого себя,

даже если это тяжело,

вы проявляете любовь к себе

и благодаря этому можете себе позволить

рискнуть и переключиться на то,

чтобы нести эту любовь в мир;

нести красоту, общение,

свой вклад в мир.

И видя это, я дал ещё одно обещание.

Больше никогда я не отвергну тебя

или твои послания,
касающиеся нашей цели.

Я не буду просить тебя
выступать на семинаре

или на конференции TEDx,

(Смех)

но я хочу, чтобы ты был рядом со мной,

потому что с тобой я становлюсь мягче.

Благодаря тебе становится понятно,
почему моя жизнь связана с этим.

Поэтому вот, что я хочу вам сказать:

посмотри́те на теорию
психологической гибкости, да,

но смотри́те, как она может сообщить
вам то, что вы уже знаете, —

то, что, любя самого себя,

даже когда это трудно,

вы сможете принести любовь в мир —

так, как вам этого захочется.

И это важно.

Вы это знаете.

Плачущие восьмилетние дети
внутри вас знают это.

Мы все это знаем.

Потому что любовь — это не всё.

Это — единственное.

Спасибо.

Надеюсь, я смог быть вам полезен.

(Аплодисменты)