Истории людей, стоящие за массовым лишением свободы

В Соединенных Штатах за решёткой оказывается больше людей, чем в любой другой стране мира, говорит документалист Ева Абрамс. И от 1 до 4 процентов заключенных невиновны. 87 тысяч братьев, сестёр, матерей и отцов — по большей части афроамериканцы — оторваны от своих семей. Их жизни и мечты поставлены под вопрос. Используя записи своих интервью с заключёнными и членами их семей, Абрамс делится трогательными историями тех, кто подвергается массовому тюремному заключению, и призывает нас встать на их защиту и сделать так, чтобы система правосудия работала для всех.

Меня никогда не арестовывали,

я никогда не проводила ночь в СИЗО,

никогда не видела, как любимого человека
запихивают в полицейскую машину,

сажают за решётку.

Мне не приходилось полагаться на волю
пугающей и противоречивой системы,

которая в лучшем случае относится
к заключённым с равнодушием,

а в худшем — видит в них чудовищ.

В США за решётку попадают больше людей,
чем в любой другой стране

на планете,

и штат Луизианна лидирует в этом списке.

Большинству из вас, как и мне,

повезло.

С преступлением и наказанием
мы чаще всего сталкиваемся по телевизору.

Работая над программой «Освобождённый»,

я познакомилась с Шейлой Фиппс,,
которая раньше была такой же, как мы,

(Запись) Шейла Фиппс: До того,
как мой сын попал в тюрьму,

я смотрела на людей по телевизору,

твердивших: «Этот человек
не делал этого. Он невиновен».

И ты либо осуждаешь их или
не обращаешь на них внимания:

«Ага, конечно».

Не поймите меня неправильно,

многие люди заслуживают быть в тюрьме.

В мире много преступников.

Но в тюрьме оказываются и невиновные.

ЕА: Сын Шейлы, МакКинли, — один из них.

Он отбыл 17 лет из 30
по обвинению в убийстве.

Ранее у него не было судимостей,

в том деле не было никаких
вещественных доказательств.

Обвинение основывалось на показаниях
единственного свидетеля,

но десятилетия исследований показали,

что на показания свидетелей
нельзя рассчитывать так же,

как мы делали это ранее.

Учёные говорят, что память
может быть неточной.

Это не так просто, как перемотать видео,

и больше похоже на собирание голволомки.

С 1989 года, когда впервые тест ДНК
использовали для оправдания невиновного

более 70 процентов оспоренных приговоров
основывалдись на показаниях свидетелей.

В прошлом году

окружной прокурор, который представлял
сторону обвинения в деле МакКинли

был обвинён в коррупции.

Когда окружной прокурор ушёл в отставку,

свидетели по делу МакКинли

признались, что свои показания они давали
под давлением окружных прокуроров.

Им угрожали тюрьмой.

Несмотря на это, МакКинли продолжает
отбывать наказание.

(Запись) ШФ: Прежде

я никогда не думала об этом.

Я думаю, сложно было представить,

что происходят такие вещи,

пока это не коснулось моего сына.

Этот случай открыл мне глаза.

Я и правда взглянула на мир по-другому.

Мне незачем врать.

ЕА: Данные о том, сколько невиновных
людей отбывают срок,

варьируются от 1 до 4 процентов.

Цифры могут показаться незначительными,

но это примерно 87 тысяч человек:

матерей, отцов и сыновей, осуждённых

на десятилетия

за преступления, которых они не совершали.

И эти цифры не учитывают
около половины миллиона людей,

которые не были признаны виновными.

Тех, условно невиновных,

у которых нет денег, чтобы внести залог,

и которые вынуждены сидеть за решеткой
недели, а то и месяцы,

в ожидании суда.

В большинстве случаев им приходится

ждать вынесения оправдательного приговора.

У всех этих людей остались семьи на воле.

(Запись) Кортни Уильямс: Мой брат
пропустил мой выпускной,

потому что за день до этого

попал в изолятор.

Мой брат пропустил мой день рождения,

потому что в тот день он был задержан.

Мой брат пропустил свой день рождения,

потому что оказался не в то время
и не в том месте.

(Запись) ЕА: И каждый раз, когда
его сажали,

выдвигались обвинения или
его забирали в изолятор.

КУ: Обвинения были готовы

и уже готовы были объявить залог,

но затем обвинения были сняты...

из-за отсутствия доказательств.

ЕА: Я познакомилась с Кортни Уильямс,
когда пришла в её колледж

поговорить об «Освобождённых».

Она записала интервью со своей тётей
Тройлинн Робертсон

для одной из серий.

(Запись) КУ: Учитывая то,
через что ты прошла

со своими детьми,

какой совет ты мне дашь,

когда у меня появятся свои дети?

(Запись) Тройлинн Робертсон:
Я бы сказала тебе,

знаешь, первая вещь, которая приходит
в голову — это любовь

и защита.

Но я сказала бы тебе,

даже несмотря на всю защиту,
которой ты можешь их обучить

со знанием правовой системы —

знаешь, мы всегда рассказываем
своим детям о буке,

плохих людях, кого нужно остерегаться.

Но мы не учим их, как вести себя
с нашей правовой системой.

ЕА: Потому что, то как наша
уголовно-правовая система

неправомерно выделяют людей по цвету кожи.

Такие молодые люди, как Кортни,
знают об этом.

Когда я стала посещать старшие классы,
чтобы поговорить с учащимися о проекте,

я узнала, что по крайней мере у трети
молодых людей, с которыми я говорила

кто-то из родных отбывал наказание.

(Запись) Девушка: Самое тяжелое —
найти, в какой участок их отвезли,

или узнать, когда суд.

Девушка: Да, он сел в тюрьму
в мой первый день рождения.

Девушка: Мой отец работает охранником.

Он встречался с дядей в тюрьме.

У него пожизненный срок.

ЕА: По данным Annie E. Casey Foundation,

количество молодёжи, у которых отец
сидит в тюрьме, возросло на 500 процентов

между 1980 и 2000 годами.

Более 5 миллионов детей увидят
одного из родителей за решёткой

за своё детство.

Эта статистика показывает также насколько
много в ней афроамериканских детей.

До того, как им исполнится 14 лет,

каждый четвёртый ребёнок увидит отца
за решёткой.

В случае с белыми детьми,
эта участь постигнет каждого тридцатого.

Ключевой фактор, определяющий будущее
заключённых и их детей —

смогут ли они сохранить отношения за весь
срок родительского заключения,

но звонки из мест заключения могут стоить
в 20, а то и 30 раз больше,

чем обычный телефонный разговор.

Поэтому многие семьи держат связь
с помощью писем.

(Запись: Текст письма)

Анисса Кристмас: Дорогой брат,

на мой 16 день рождения
я собираю вечеринку.

Я больше не ребенок.

Ты ведь поведёшь меня на бал?

Я очень по тебе скучаю.

Ты единственный, кто был со мной
самим собой.

Я хочу, чтобы ты был сейчас со мной
и я могла тебя услышать.

Сколько же произошло с того времени,
как мы виделись.

(Другой голос) У меня хорошие новости.

Я победил в научной ярмарке.

Я ботан.

Мы в следующем туре,
можешь в это поверить?

Время в школе так быстро проходит.

Менее чем через 2 года,

я надеюсь, ты сможешь увидеть
меня на сцене.

Я захотел написать тебе,
потому что знаю, как там скучно.

Я хочу, чтобы ты улыбнулся.

Анисса написала эти письма своему брату,

когда она была на втором курсе
старшей школы.

Она хранит все его письма

в раме зеркала в своей спальне

и время от времени перечитывает их.

Мне хочется думать,
что есть весомая причина

тому, что брат Аниссы находится в тюрьме.

Мы все хотим, чтобы шестерёнки правосудия
работали правильно,

но мы приходим к пониманию,

что высокие идеалы, которым нас учили
в школе, на самом деле далеки

от наших тюрем, изоляторов и залов суда.

(Запись) Денни Энгельберг: Ты входишь
в зал суда и просто...

Я довольно часто бывал в них, но дух
захватывает всё равно.

Ты думаешь: «Здесь так много людей
другого цвета кожи,

но всё равно, я знаю что город не состоит
на 90 процентов из афроамериканцев.

Так почему эти 90 процентов людей
в тюремной робе —

афроамериканцы?»

(Запись) ЕА: Государственный защитник
Денни Энгельберг не один заметил,

как много чёрнокожих
в муниципальных судах

или в любом другом.

Это сложно не заметить.

Кто сидит в суде в ожидании
встречи с судьей?

Как они выглядят?

(Запись) Мужчина: Большинство —
афроамериканцы, как и я.

Мужчина: Большинство, 85 процентов —
чернокожие.

Их ты видишь в тюремных комбинезонах
в этих клетках.

Мужчина: Кто ждёт?
По большей части чёрные.

Ну да, есть парочка белых.

Женщина: Я думаю, там сидит
примерно 85 процентов

афроамериканцеы.

ЕА: Как может молодой
чернокожий человек в Америке

прийти к пониманию нашего правосудия?

Другая история «Освобождённых»
касается танцоров,

которые поставили номер «Капюшоны вверх»

перед городской ратушей.

Давонта Уайт была тогда в седьмом классе.

(Запись) Давонта Уайт: Мы были в чёрных
худи с капюшонами, как Трейвон Мартин,

когда был убит.

Поэтому мы подумали

и решили, что наденем толстовки,
как и Трейвон Мартин.

(Запись) ЕА: Кто придумал эту идею?

ДУ: Мы все. Мы все согласились.

Я немного нервничала, но несмотря на это

я чувствовала, что делаю то, что
заставит их нас заметить.

(Запись) ЕА: Шрайвелл Браун также был
хореографом и танцором

в постановке.

Он говорит, что полиция
критикует таких, как он.

Он ощущает, что его судят на основании
того, что сделали другие чёрные.

Как ты хочешь, чтобы полиция
смотрела на тебя,

и что ты хочешь, чтобы они думали?

ШБ: Что я не угроза.

ЕА: Почему они думают, что ты угроза?

Ты говорил, тебе 14 лет?

ШБ: Да, но он сказал,
что большинство чёрных мужчин

головорезы или бандиты и всё такое,

но я не хочу, чтобы они
так думали обо мне.

ЕА: Людям, таким как я,

проще не обращать внимания на такие выпады

и разрешить всем думать, что
наша правовая система работает.

Но если это не наш долг подвергать
сомнению такие предположения,

тогда чей?

Здесь есть синагога, которая занимается
изучением массовых арестов

и многие прихожане пришли к выводу,

что многочисленные аресты погрузили
массу жизней в хаос,

который приводит к новым преступлениям —

делает людей менее защищёнными.

Прихожанка Тери Хантер говорит,

что первым шагом к действию
должно быть понимание.

Она говорит, что немаловажно всем нам
понять нашу связь с этой проблемой,

даже если она сперва не так очевидна.

(Запись) Тери Хантер:
Именно наша обязанность

убедиться в том, что мы не захлопываем
перед их носом дверь

и не говорим, «Моя хата с краю».

И я думаю как евреи,
мы уже переживали подобное:

«Моя хата с краю».

Если общество отгораживается от них,

мы уже видели, что происходит.

Поэтому наша обязанность как евреев

и как членов общества

обучить наше сообщество

или по крайней мере паству

насколько это возможно.

ЕА: Я использовала в своей речи
местоимение «мы»,

потому что это наша правовая система

и наши дети.

Мы выбираем окружных прокуроров,

судей и законодателей, которые
управляют этими системами

для нас.

Как общество,

мы более склонны рисковать и
арестовывать невиновных людей,

чем позволить виновным людям
выйти на свободу.

Мы выбираем политиков, которые боятся
получить ярлык «мягкотелых»,

тем самым поощряя их быть жестокими
в системе правосудия

и концентрировать огромные ресурсы
для заключения людей.

Когда совершено преступление,

наше желание быстрого возмездия
подпитывает культуру полицейских

в стремлении быстрее найти преступников,

чаще всего без достаточных ресурсов
для проведения тщательного расследования

или должного контроля
за этими расследованиями.

Мы не проводим проверки прокуроров.

По всей стране за последние десятилетия,

в то время как уровень имущественных
и насильственных преступлений снизился,

число прокуроров и дел,
которые они ведут, увеличилось.

Обвинители решают применять ли
правовые действия

против людей, которых арестовывает полиция

и именно они решают,
какие обвинения выдвинуть,

тем самым непосредственно влияя на время,
которое ответчик проведёт за решёткой.

Единственная проверка, которая у нас
есть для прокуроров — защита.

Представьте символ свободы:

женщина с завязанными глазами
держит в руках весы,

которые должны символизировать баланс
в нашей судебной системе.

К сожалению, эти весы сломаны.

Большинство ответчиков в нашей стране

представляют адвокаты,
назначенные им государством.

Государственные защитники получают
на 30 процентов меньшее финансирование,

чем окружные прокуроры,

и чаще всего у них намного больше дел,

чем рекомендует
Американская ассоциация адвокатов.

Как говорит Шейла Фиппс,

есть люди, которые должны сидеть в тюрьме,

но очень сложно отличить невиновных
от преступников,

когда все похожи друг на друга.

Мы все хотим справедливости.

Но поскольку процесс изначально
настроен против ответчиков,

правосудия достичь крайне сложно.

Наша уголовно-правовая система
работает на нас, людей.

Если нам не нравится то, что происходит,

мы вправе это изменить.

Большое спасибо.

(Апплодисменты)