Зáпах победы | Гонсало Вилариньо | TEDxRíodelaPlata

Гонсало рассказывает историю о пути к победе сборной Аргентины по футболу для слепых. Гонсало адвокат и спортивный инструктор, но прежде всего он искатель великих достижений. Доказательство тому — его подготовка национальной сборной Аргентины по футболу на колясках и его невероятный тренерский успех с национальной сборной слепых «Los murciélagos» (исп.: Летучие мыши), дважды выигравшей не только чемпионат мира, но и получившей две паралимпийские медали.

Это выступление записано на мероприятии TEDx, независимо организованном местным сообществом с использованием формата конференций TED. Узнайте больше на http://ted.com/tedx

Я пробил голову слепому.

Не в смысле, что убедил его в чём-то,
а буквально пробил ему череп.

Он шёл рядом, держась мне за плечо,

я не рассчитал ширину ворот,

и он угодил лбом в решётку.

(Смех)

Пять швов на лбу.

Я чувствовал себя самым
никудышным преподом на свете.

Я не мог найти слов для извинений.

К счастью, Эль Пульга — один из тех,
кто нормально всё воспринимает.

Он до сих пор говорит,
что я был тренером,

оставившим самый значительный
след в его карьере.

(Смех)

Говоря по правде, когда я начал
работать в институте для слепых,

меня очень многое поражало.

Они занимались столькими вещами,
которые я и вообразить себе не мог:

они плавали, занимались спортом,
играли в карты и пили мате,

который они, не обжигаясь, наливали сами.

А когда я увидел, что они играют
в футбол, я совсем обалдел.

У них было грязное поле,
ржавые ворота и дырявые сетки.

Слепые во дворе института
соорудили футбольное поле,

как я на площадке во дворе своего дома.

Только они играли, ничего не видя.

Мяч издавал звук,
и по нему они ориентировались.

За воротами противника стоял человек,
чтобы знать, куда направлять мяч.

А ещё у них были маски.

Некоторые из них могли немного видеть

и надевали эти маски, чтобы все были
в равных условиях.

Когда я уже немного освоился,

я попросил для себя такую маску
и попробовал с ней поиграть.

Я играю в футбол всю свою жизнь.

Но тут я обалдел ещё больше:

через пару секунд я уже
понятия не имел, где нахожусь.

Я учился на преподавателя физкультуры

из любви к испытаниям и рекордам.

А в институте начал работать случайно.

Я тогда работал с национальной
командой гребцов

и считал, что нашёл своё призвание.

Здесь же всё было в два раза труднее.

Никогда не забуду, как проводил
первую разминку с командой.

Я их построил перед собой,
как привык это делать с гребцами,

и сказал: «Так, всем опуститься»,

нагнувшись при этом вот так.

Тут я поднял глаза: двое сели,
трое легли, остальные присели на корточки.

(Смех)

Как я собирался добиться здесь того,
что получалось там?

Было очень трудно.

Я начал искать способы,
учиться у них самих

и у преподавателей, уже работавщих с ними.

Я узнал, что невозможно объяснить игру
на доске, как это обычно делает тренер,

но я мог двигать пластмассовые стаканы
на подносе, чтобы они могли понять меня

на ощупь.

Я узнал, что они тоже могут
пробежать по беговой дорожке,

если я бежал рядом, держась за верёвку.

Так мы начали искать добровольцев,
которые помогали бы в беге со слепыми.

Мне это началó нравиться, я стал видеть
цель и смысл таких занятий.

Поначалу было сложно, непривычно,
но я решил преодолеть эти трудности.

И пришёл час, когда эта работа стала
вдохновлять меня больше, чем любая другая.

По-моему, именно тогда я задумался:

а что мешает нам
с нашими слепыми спортсменами

стать командой высокого класса?

Конечно, недоставало мнения
другой стороны: захотят ли они,

настоящие герои этой истории.

Этого вряд ли можно было добиться
трёхчасовыми тренировками на клочке,

где мы играли в футбол.

Нужна была подготовка другого уровня.

Мы начали тренироваться и воодушевились:
они были способны на большее.

Я понял, что и они задумывались над тем,
в чём они уступают настоящим мастерам.

Когда мы решили, что готовы,
мы постучались в ворота CENARD,

Национального центра cпорта
высших достижений Аргентины.

Нам стоило большого труда добиться,
чтобы нам открыли двери,

но ещё сложнее было убедить других атлетов
воспринимать нас как равных.

Нам выделяли площадку только тогда,
когда там не было других команд.

Нас называли «слепенькие», и не всем
было понятно, зачем мы там околачиваемся.

Чемпионат мира 2006 года стал
поворотным моментом для команды.

Он впервые проходил в Буэнос-Айресе,

и у нас была возможность показать своим,

чем мы всё это время занимались.

Мы вышли в финал, набираясь
в процессе командного опыта.

По другую сторону в финале оказалась
Бразилия — лучшая команда чемпионата,

лавиной обрушивающаяся на соперников.

Практически никто не верил в то,
что мы выиграем этот матч.

Почти никто, кроме нас самих.

Во время тренировок, в раздевалке,

на каждой разминке пахло победой.

Я вам клянусь, что такой зáпах существует.

Я неоднократно чувствовал его с командой,

но особенно мне запомнился момент
накануне финального матча.

Перед нами распахнула двери
Ассоциация футбола Аргентины,

и мы стали тренироваться в АФА,
где тренировались Верон, Игуаин, Месси.

Мы впервые почувствовали себя
настоящей национальной сборной.

В семь тридцать вечера накануне матча

мы сидели и обсуждали тактику,

когда постучавший в дверь официант
прервал дискуссию,

чтобы предложить нам пойти в церковь,
то есть пригласил нас в церковь.

Я попробовал было сказать,
что сейчас не самый подходящий момент

и что мы сходим туда в другой раз.

Но он продолжал упрашивать меня
разрешить ребятам пойти с ним,

потому что в тот день служил священник,
творящий чудеса.

Слегка напрягшись, я спросил,
о какого рода чуде он говорит,

и он без заминки ответил:
«Шеф, дай сводить ребят в церковь.

Я уверяю, что половина из них
вернётся зрячими».

(Смех)

Кто-то из ребят засмеялся, но представьте
себе слепого, которому такое говорят.

Я молчал, не зная, что ответить,
повисло неловкое молчание.

Мне не хотелось его расстраивать,
ведь он по-настоящему в это верил.

И тут меня спас один игрок,
который поднялся и уверенно сказал:

«Хуан, Гонсало тебе уже сказал,
что момент не подходящий.

Но я добавлю для ясности:
если мы пойдём в церковь

и я вернусь оттуда зрячим,

я из тебя душу вытрясу за то,
что завтра не смогу играть матч».

(Смех)

(Аплодисменты)

Хуан ушёл, смеясь, а мы, несколько
выбитые из колеи, вернулись к тактике.

В ту ночь, засыпая,

я начал представлять себе
завтрашний матч,

каким он будет, как мы будем играть.

И тогда я почувствовал тот зáпах победы,
о котором говорил раньше.

В тот момент я почувствовал,
что если и у остальных игроков

такой же серьёзный настрой
на финальную игру, как и у Диего,

то мы не сможем не стать чемпионами.

Следующий день будет потрясающим.

Мы поднялись в 9 часов утра,

игра была назначена на 7 вечера,
а нам уже не терпелось начать.

Мы вышли из АФА, и по дороге
в автобусе, украшенном флагами,

подаренными нам болельщиками,

мы болтали о предстоящем матче

и слушали, как люди
сигналили и выкрикивали:

«Давайте, "Мурсьелагос" [Летучие мыши],
последний день, последнее усилие».

Ребята меня спрашивали:
«Нас что, знают? Знают, что мы играем?»

Были люди, которые шли за автобусом
до сáмого Национального центра.

Подъехав, мы увидели невероятную толпу.

Мы шли по коридору от раздевалок к полю

вместе с Сильвио,
который держал меня за плечо, —

к счастью, никаких ворот там не было —

и когда мы вышли на поле,

он засы́пал меня вопросами,
не желая ничего упустить.

Он просил меня: «Рассказывай,
что видишь, кто стучит в барабаны».

Я старался как можно подробнее
описать ему происходящее,

говоря: «Трибуны забиты,
и снаружи полно народу.

По всему полю разбросаны
голубые и белые шары,

а на трибуне разворачивают
огромный флаг Аргентины...»

В этот момент он меня прерывает:

«Посмотри, нет ли флага Сан-Педро?» —

это был его родной город.

Я поискал глазами по трибунам

и вижу наверху малюсенький белый флаг,
на котором чёрной краской

написано: «Сильвио, твоя семья
и весь Сан-Педро в сборе».

Когда я ему это прочёл, он говорит:
«Это моя старушка.

Покажи, в какой стороне она сидит,
я хочу ей помахать».

Я взял и вытянул его руку
в направлении флага,

и он обеими руками замахал в ту сторону.

С трибуны с криками
подскочили человек 20, а то и 30,

и я увидел, как нахлынувшие эмоции
преобразили его лицо.

Я сам был глубоко тронут,

но спустя пару секунд
я почувствовал комок в горле.

Странно, я был очень рад происходящему,

и в то же время меня переполняла досада,
что он не мог всего этого видеть.

Пару дней спустя я рассказал ему
о том, что испытывал в тот момент,

на что он ответил, успокаивая меня:
«Гонса, не переживай,

я их видел — иначе, чем ты,
но клянусь тебе, я всех их видел».

Начался матч.

Проиграть было нельзя, это был финал.

Болельщики сидели
так же тихо, как вы здесь,

потому что в футболе для слепых

публика должна соблюдать тишину,
чтобы было слышно мяч.

Шуметь можно только после игры.

Но за 8 минут до конца всё накопленное
за предыдущие 32 минуты вырвалось наружу.

Забитый тогда Сильвио гол в угол ворот

получил неслыханную прежде овацию.

Если вам доведётся оказаться в CENARD,

вы увидите на дверях огромный плакат
с фотографией «Мурсьелагос».

Это показательная сборная страны,
их знает каждый в CENARD.

А после их побед на двух чемпионатах мира
и получения двух паралимпийских медалей

никто не сомневается
в их высочайшем мастерстве.

(Аплодисменты)

Мне посчастливилось
тренировать эту команду,

сначала в качестве тренера,
потом как их руководитель,

в течение десяти лет.

У меня такое чувство, что я научился
у них намного большему, чем научил их.

В прошлом году мне предложили тренировать
другую сборную, по футболу в колясках.

Это сборная Аргентины, где ребята играют
в футбол, сидя в инвалидных колясках.

В инвалидных колясках с мотором,
управляемых джойстиком,

так как у этих людей нет возможности
толкать колёса обычной коляски.

К коляскам приделывают защитные буфера,

которые не только защищают ноги,
но и позволяют бить по мячу.

Впервые в жизни они смогут
быть не зрителями, а игроками.

Впервые в жизни их родители,
друзья, братья и сёстры

придут смотреть, как они играют.

Для меня это новое испытание,

возврат к неуверенности, дискомфорту
и страхам, как это было со слепыми.

Только теперь у меня больше опыта.

Поэтому с самого начала я буду относиться
к ним на поле, как к игрокам,

стараясь вне поля ставить себя на их место

без предубеждений, потому что естественное
обращение для них лучше всего.

Обе команды играют теперь в футбол,
что казалось для них недоступным.

Для этого им пришлось поменять
правила игры, так ведь?

И обе команды нарушили одно
и то же правило:

то, которое гласило, что они
не могут играть в футбол.

Когда видишь их в игре,

то не замечаешь инвалидности,
а видишь мастерство.

Проблема в том, что по окончании игры,
когда они уходят с поля,

они попадают в другую, нашу, игру.

В общество, которое устанавливает правила,

по которым с ними не считаются,
о них не заботятся.

Спорт научил меня тому,

что степень инвалидности
во многом зависит от правил игры.

Вот почему я верю, что, немного изменив
правила в нашей с вами игре,

мы сможем немного облегчить им жизнь.

Все мы знаем, что инвалиды существуют,
мы встречаем их ежедневно.

Но, возможно, отсутствие
непосредственного контакта с ними

не позволяет нам осознать,
с чем они сталкиваются изо дня в день.

Как трудно им зайти в автобус,

получить работу,
спуститься в метро, перейти улицу.

Конечно, общество в целом
несёт основную ответственность

за создание условий
для интеграции инвалидов.

Но мне кажется, одного этого недостаточно.

По-моему, перемена
необходима в каждом из нас.

Для этого нужно сначала избавиться
от нашего безразличного отношения,

а затем следовать правилам,
по которым с ними надо считаться.

Их не много, но они есть.

Я пробил голову слепому, Эль Пульге.

И уверяю вас, что и эти две команды
пробили голову мне,

так как открыли мне глаза на то,
как выходить и играть каждый матч

на этом прекрасном чемпионате,
называемом жизнью.

Спасибо.

(Аплодисменты)