Kлуб философских завтраков

В 1812 году четыре человека из Кембриджского университета встретились за завтраком. То, что началось как обычный приём пищи, переросло в новую научную революцию, во время которой эти четыре человека — они называли себя натурфилософами, а после придумали термин «учёные» — ввели четыре главных принципа научного исследования. Интригующую историю рассказывает историк и философ Лора Снайдер.

Мне бы хотелось, чтобы вы
ненадолго отправились со мной

в 19 век,

а точнее в 24 июня 1833 года.

Британская ассоциация
содействия развитию науки

проводит третье заседание
в Кэмбриджском университете.

Проходит первый день заседания,

и вот-вот разразится спор,

который навсегда изменит науку.

С места поднимается
седой пожилой человек.

Члены Ассоциации крайне удивились тому,
что этим человеком оказался

поэт Сэмюэль Тэйлор Колридж,

который до этого момента
много лет не выходил из своего дома.

Но ещё больше они были удивлены тем,
что он сказал:

«Вы должны перестать
называть себя натурфилософами».

Колридж считал,
что настоящие философы, такие как он,

размышляют о мироздании,
не вставая с кресла.

Они не валяют дурака
с бесполезными раскопками

и не проводят в бардаке эксперименты
с электрическими батареями,

как члены Британской Ассоциации.

Это разозлило присутствующих.
Они начали громко возмущаться.

Тут поднялся молодой
кембриджский учёный, Уильям Уэвелл,

и успокоил аудиторию.

Он вежливо согласился с тем,
что подходящего названия

для членов Ассоциации не существовало.

«Поскольку термин «философ»
слишком широк и возвышен,

— сказал он, — по аналогии
со словом «художник» [англ. artist]

можно образовать
слово «учёный». [англ. scientist].

В тот день слово «учёный»

прозвучало впервые.

Всего 179 лет назад.

Я впервые узнала об этом споре,
когда училась в магистратуре,

и это довольно сильно меня поразило.

Как получилось, что слово «учёный»

появилось только в 1833 году?

Как тогда называли учёных до этого?

Что же такое произошло, что вызвало
необходимость придумать новое слово

именно тогда?

До этого заседания
изучением естественного мира

занимались просто талантливые любители.

Представьте себе деревенского
священника или помещика,

коллекционирующих
жуков или окаменелости,

как, например, Чарльз Дарвин.

Или наёмного рабочего,
например, Джозефа Пристли.

Он был литературным собеседником

Маркиза Лансдоуна,

когда открыл кислород.

После этого они стали учёными,

профессионалами
с собственной научной методологией,

со своими целями,
научными сообществами и фондами.

Огромную роль в этом революционном
событии сыграли 4 человека,

которые встретились
в Кембриджском Университете в 1812 году:

Чарльз Бэбидж, Джон Гершель,
Ричард Джонс и Уильям Уэлвел.

Эти выдающиеся энтузиасты

достигли удивительных вещей.

Чарльз Бэбидж, наверняка
известный большинству поклонников TED,

изобрёл первый механический калькулятор

и первый прототип современного компьютера.

Джон Гершель нанёс на карту
звёзды южного полушария,

и, на досуге, стал одним
из изобретателей фотографии.

Я уверена, что мы все могли бы работать
столь же плодотворно,

если бы Facebook и Twitter
не отнимали у нас столько времени.

Ричард Джонс стал известным экономистом,
чьи идеи впоследствии

оказали влияние на Карла Маркса.

А Уэлвел не только придумал
такие термины как «учёный»,

«анод», «катод» и «ион»,

но также стал ведущим мировым учёным

в области всемирных исследований
приливов и отливов.

Зимой 1812-1813 гг. в Кембридже

эти четверо встречались
за так называемыми философскими завтраками.

Они говорили о науке

и необходимости новой научной революции.

Они считали,
что наука не продвинулась вперёд

со времён научной революции

17 века.

Настала пора нового научного прорыва,

который они намеревались совершить.

И самое удивительное то,

что они не только предавались своим

грандиозным студенческим мечтаниям,

но и действительно претворяли их в жизнь,

причём так, как они
и представить себе не могли.

И сегодня я собираюсь рассказать вам

о четырёх важнейших изменениях в науке,
которые внесли эти ученые.

Около 200 лет назад

Фрэнсис Бэкон,
а потом и Исаак Ньютон,

предложил использовать
индуктивный научный метод.

Этот метод основывается

на наблюдениях и экспериментах

и ведёт нас к обобщениям о природе,
которые называются законами природы,

и которые всегда либо принимаются,
либо отвергаются,

если появляются новые доказательства.

Однако в 1809 году Давид Рикардо
взбаламутил воду,

заявив, что экономическая наука
должна пользоваться

иным методом — дедуктивным.

Тогда одна влиятельная группа из Оксфорда

утверждала, что поскольку дедуктивный метод
так хорошо работал в экономике,

его нужно было применять

и в естественных науках.

Члены клуба философских завтраков
не согласились.

Они писали книги и статьи,
пропагандируя индуктивный метод

во всех науках,

которые были интересны
естествоиспытателям,

студентам университетов
и рядовым гражданам.

Прочтение одной из книг Гершеля

было таким важным моментом
для Чарльза Дарвина,

что позже он сказал:
«Вряд ли что-то ещё в моей жизни

произвело на меня
такое глубокое впечатление.

Она просто заставила меня
захотеть внести свою лепту

в то, что мы знаем о природе».

Эта книга сформировала
научный метод как Дарвина,

так и метод его коллег.

[Наука для общественного блага]

Раньше считалось, что научные знания

должны использоваться
либо на благо короля или королевы,

либо для собственной выгоды.

Например, капитанам кораблей нужна была

информация о приливах и отливах,
чтобы безопасно войти в порт.

Капитаны портов собирали эти данные

и продавали их капитанам кораблей.

Сей факт изменили члены
клуба философских завтраков,

работавшие вместе.

Результатом всемирного исследования
приливов и отливов Уэвелла

стали общедоступные расписания
и карты приливов и отливов.

Знания, ранее доступные
только капитанам портов,

стали таковыми
и для капитанов кораблей.

Помощь Гершеля состояла
в отслеживании приливов и отливов

у побережья Южной Африки.

И как он позднее жаловался Уэвеллу,

его часто выкидывало с дока
огромной приливной волной.

Эти четверо действительно
помогали друг другу во всём.

Они также неотступно давили
на членов британского правительства,

требуя денег
на сооружение машин Бэббиджа,

потому что они верили, что эти машины

будут иметь огромное практическое
значение для общества.

Во времена, когда не было
карманных калькуляторов,

цифры, необходимые
большинству профессионалов, —

банкирам, страховым агентам,
капитанам кораблей, инженерам —

можно было найти в справочниках, как эти,

которые состояли из таблиц и чисел.

Эти таблицы снова и снова расчитывались

по одной и той же схеме

работниками неполного рабочего дня, которых
называли — и это просто невероятно — компьютерами.

Но эти расчёты
были действительно сложными.

То есть в этом мореходном
альманахе публиковали

фазы Луны в каждом месяце года.

Для каждого месяца
требовалось 1 365 расчётов.

Так что в тех таблицах
было полно ошибок.

Разностная машина Бэббиджа была
первым механическим калькулятором,

созданным для точного подсчёта
любых таких таблиц.

За последние 20 лет две модели
такой машины были воссозданы

командой лондонского музея науки,

которая использовала собственные чертежи.

Она сейчас находится в музее
компьютерной истории в Калифорнии

и проводит точные расчёты.
Она на самом деле работает.

Позднее аналитическая машина Бэббиджа

стала первым механическим компьютером
в современном понимании.

У неё отдельная память
и центральный процессор.

Она могла выполнять итерации,
ветвление по условию

и параллельно обрабатывать данные.

Её можно было запрограммировать
с помощью перфокарт,

а идею Бэббидж позаимствовал
у Жаккардового ткацкого станка.

Как ни трагично, но эта идея
не была воплощена при жизни Бэббиджа,

потому что большинство считало,

что «нечеловеческие» компьютеры
не принесут пользы

обществу.

[Новые научные институты]

Основанное во времена Бэкона
Лондонское королевское общество

было самым передовым не только в Англии,

но и во всём мире.

К началу 19 века оно стало

своего рода клубом джентльменов.

В основном туда входили антиквары,
литераторы и аристократы.

Члены клуба философских завтраков

помогли основать ряд новых научных обществ,

включая Британскую ассоциацию.

Эти новые ассоциации требовали,

чтобы их члены активно занимались исследованиями
и публиковали полученные результаты.

Они возродили традицию сессий
в форме «вопрос-ответ»

после зачтения научных работ.

Ранее эта традиция была оборвана
по инициативе Королевского общества,

поскольку она не считалась джентльменской.

Впервые двери науки
были открыты для женщин.

Общество одобряло,
если его члены приводили своих жён,

дочерей и сестёр
на заседания Британской ассоциации.

И пока ожидалось,
что женщины будут присутствовать

только на публичных лекциях и событиях,

они тем временем начали
проникать на научные заседания.

Британская ассоциация позднее стала первой

из главных национальных
научных организаций в мире,

принимавших женщин
в качестве полноправных членов.

[Внешнее финансирование науки]

До 19 столетия

естествоиспытатели должны были
самостоятельно платить

за своё оборудование и материалы.

Время от времени выделялись награды.

Как, например, та, которую получил
Джон Харрисон в 18 веке

за решение проблемы долготы.

Но награды давали
только после предоставленных результатов,

если выдавали вообще.

По совету Клуба философских завтраков

Британская ассоциация начала использовать
дополнительные деньги,

собранные на заседаниях,
для выдачи грантов

на исследования в области астрономии,
приливов, ископаемых рыб,

кораблестроения и других сферах.

Эти гранты не только позволяли

менее состоятельным людям
проводить исследования,

но и давали толчок неординарному мышлению,

вместо попыток решить
одну поставленную задачу.

В конце концов и Королевское общество,

и научные общества других стран
последовали этой тенденции.

Так это, к счастью, стало

основной частью
современного научного мира.

Итак Клуб философских завтраков

помог изобрести современного учёного.

Это героическая часть рассказа.

Но есть ещё и изнанка.

Они не предвидели по крайней мере
одно следствие

революции.

Они были бы очень обеспокоены

сегодняшней пропастью между наукой
и остальной культурой.

Осознание того,

что только у 28% взрослых американцев

есть хоть базовые научные знания, шокирует.

Это проверили,
задавая такие простые вопросы как:

«Люди и динозавры
жили на планете в одно время?»

и «Какая часть Земли покрыта водой?»

Как только учёные стали
членами профессиональной группы,

медленно вокруг них начала возводиться стена,
которая отделила их от нас.

Это то непреднамеренное
последствие революции,

которое началось с наших четырёх друзей.

Чарльз Дарвин сказал:

«Я иногда думаю, что обобщённые
и популярные исследования

так же важны для научного прогресса,

как и оригинальные труды».

На самом деле, труд «Происхождение видов»
был написан

для широкой аудитории,

его многие читали,
когда он только вышел в свет.

Дарвин знал то, что мы, кажется, забыли:

наука не только для учёных.

Спасибо.

(Аплодисменты)