Почему журналисты обязаны давать отпор власти

Хорхе Рамоса можно выдворить с пресс-конференции (как это сделал Дональд Трамп в 2015 году), но нельзя заставить его замолчать. 30 лет в журналистике вселили в него уверенность, что журналист обязан ставить действия власти под вопрос и давать отпор. В выступлении, прерванном на середине бурными аплодисментами, Рамос объясняет, почему журналистам иногда приходится встать на чью-то сторону.

Я журналист

и иммигрант.

Это говорит обо мне многое.

Я родился в Мексике,

но больше половины жизни

проработал в США,

в стране, которую построили
именно иммигранты.

Как репортёр

и как иностранец

я пришёл к выводу, что нейтралитет,

молчание

и страх — не лучшие ориентиры

как в журналистике, так и в жизни.

Чаще всего нейтралитет —

это всего лишь отговорка,
которая помогает нам, журналистам,

избежать ответственности.

В чём состоит эта ответственность?

Дать отпор

и призвать к ответу

представителей власти.

Для того и нужна журналистика.

Её чудесная сила — в возможности

противостоять власть имущим.

Безусловно, мы обязаны излагать факты,

не додумывая, не приукрашивая.

Тут я согласен с главным
принципом объективности:

если здание голубое,
то и называй его голубым.

Если есть миллион безработных,
говори, что их миллион.

Только нейтралитет

не обязательно подразумевает,
что я буду говорить правду.

Даже если я предельно точно

описываю событие
с двух разных точек зрения —

демократов и республиканцев,

либералов и консерваторов,

правительства и оппозиции,

в итоге ни я,

ни вы не можете точно знать,
что из сказанного правда.

В жизни всё гораздо сложнее,

и я уверен, что эту сложность
должна отражать именно журналистика.

Позвольте вам кое-что сказать:
я отказываюсь

быть диктофоном.

Не затем я стал журналистом.

Знаю, что вы ответите:
кто сейчас пользуется диктофоном.

(Смех)

Тогда я отказываюсь доставать телефон,

нажимать на кнопку записи,

держа его перед собой,

как фанат на концерте.

Это не настоящая журналистика.

Вопреки расхожему мнению,

во все времена журналисты
давали оценку происходящему,

оценку этическую и моральную.

Мы постоянно принимаем решения,

очень личные

и крайне субъективные.

К примеру:

что, если вам поручат освещать события
в стране с диктатурой

вроде режима Аугусто Пиночета в Чили

или Фиделя Кастро на Кубе?

Вы будете сообщать только то,
что одобрят генерал и команданте,

или будете сопротивляться их приказам?

Как поступите, узнав,
что в вашем государстве,

или даже в соседнем,

пропадают студенты

и появляются безымянные могилы,

либо из бюджета исчезают миллионы,

и чудесным образом обнаруживаются

экс-президенты мультимиллионеры?

Вы озвучите только официальную версию?

Что будет,

если вам поручат освещать

президентские выборы в сверхдержаве,

где один из кандидатов
позволяет себе расистские,

сексистские

и ксенофобские высказывания?

Это со мной и случилось.

Я расскажу вам, какой выбор сделал,

но сперва позвольте объяснить,
откуда я родом,

чтобы вам было проще меня понять.

Я вырос в Мексике.
Старший из пяти братьев.

У родителей не хватало денег,

чтобы оплатить обучение всем детям,

так что по утрам я учился,
а по вечерам работал.

Прошло немало времени,

и мне предложили работу,
к которой я всегда стремился:

репортёром на телевидении.

Это была уникальная возможность.

Но в своём третьем репортаже
мне вздумалось

раскритиковать президента

и подвергнуть сомнению наличие
демократии в Мексике.

с 1929 вплоть до 2000 года
выборы в Мексике были сплошным обманом.

Действующий президент самостоятельно

выбирал себе преемника.

Подлинной демократией это не назовёшь.

Я загорелся идеей разоблачить его,

но мой руководитель...

(Смех)

Руководитель не разделял моего энтузиазма.

Тогда осуществлялась прямая цензура
со стороны президентской «Лос Пинос»

в отношении СМИ,

и руководитель, который отвечал не только
за программу, над которой работал я,

но и за футбольную команду, —

а я всегда подозревал, что голы
его интересовали больше репортажей, —

подверг мой репортаж цензуре.

Он попросил переписать его, я отказался,

и тогда он поручил другому журналисту

написать то, о чём должен был говорить я.

Я не хотел,
чтобы мои материалы «подчищали».

Не знаю, где я взял силы,

чтобы написать заявление об уходе,

и вот так, в 24 года, всего 24 года,

я принял самое сложное
и ключевое решение в жизни.

Я не только отказался от телевидения,

я принял решение покинуть свою страну.

Продал машину —

старенький красный фольксваген,

выручил немного денег

и попрощался с семьёй, с друзьями,

с родными улицами,

с родными уголками... С тако...

(Смех)

И купил билет в один конец —

Лос-Анджелес, Калифорния.

Так я стал

одним из 250 миллионов иммигрантов,

рассеянных по всему миру.

Спросите любого иммигранта

о первом дне в новой стране

и увидите, что они повторяют
слова друг друга:

будто мы в фильме
и вот-вот заиграет музыка.

Сам я прибыл в Лос-Анджелес,
когда солнце уже садилось,

всё, что у меня было —

гитара, чемодан и кое-какие документы —

всё, что я мог унести

в двух руках.

Я ощущал такую свободу,

какой не чувствовал больше никогда.

Я выжил с тем немногим, что у меня было.

Потом получил студенческую визу,

учился,

денег хватало только
на хлеб с листом салата.

Наконец, в 1984 году

я получил первую работу —
репортёром на телевидении

Соединённых Штатов.

Мне сразу бросилось в глаза,
что мои коллеги в США

нещадно критиковали действующего
президента, Рональда Рейгана,

и это воспринималось как должное,

никто не подвергал их цензуре.

И тут я подумал:

(на англ): «Обожаю эту страну!».

(Смех)

(Аплодисменты)

Так продолжалось

более 30 лет —

я был свободен в подготовке материалов,

работал на равных,
несмотря на статус иммигранта,

пока однажды мне не поручили осветить

прошлые выборы президента США.

16 июня 2015 года

кандидат, который в итоге занял

пост президента,

сказал, что мексиканские иммигранты —

сплошь преступники,

наркоторговцы

и насильники.

Я знал,

что он врёт.

Знал, что он ошибается,
по одной простой причине:

я сам родом из Мексики,

и мы не такие.

Тогда я поступил так, как поступил бы
любой другой репортёр:

написал ему письмо от руки,

попросил назначить встречу

и отправил письмо
в его резиденцию в Нью-Йорке.

На следующий день

я был в офисе,
когда на мой мобильный

стали поступать сотни звонков и сообщений,

одно оскорбительнее другого.

Я не понимал, что происходит,

пока в офис не зашёл друг

и не объяснил, что мой номер
разместили в интернете.

Именно так они и сделали.

Вот письмо с моим номером,

которое они выложили.

Не спешите записывать,
я успел его сменить.

(Смех)

Тогда я понял две вещи.

Во-первых, ни за что на свете

не давайте свой номер

Дональду Трампу.

(Смех)

(Аплодисменты)

Во-вторых, нужно было
перестать быть нейтральным

немедленно.

После этого я изменил
отношение к журналистике.

Я решил дать отпор этому кандидату

и доказать, что он ошибается

и что иммигранты в США совсем не такие,

какими он их представляет.

Приведу несколько цифр.

97% всех нелегалов

в Соединённых Штатах —

приличные люди.

Менее 3% из них совершили
тяжкие преступления,

или «felony» по-английски.

Для сравнения,

среди американцев таких людей 6%.

Напрашивается вывод,

что нелегальные иммигранты
ведут себя гораздо лучше

граждан США.

Вооружившись цифрами, я подготовил план.

Спустя восемь недель
после публикации моего телефона

я был аккредитован
для участия в конференции кандидата,

который стремительно завоёвывал аудиторию,

и решил дать ему отпор

лично.

Однако...

Всё пошло не совсем так,
как я планировал. Смотрите сами.

[Пресс-конференция Д. Трампа
в городе Дубьюк, штат Айова]

(Видео) Хорхе Рамос: (по-англ.)
«Вопрос касательно иммиграции...»

Дональд Трамп:
«Следующий? Да, пожалуйста».

ХР: «Ваша политика иммиграции —
пустые обещания».

ДТ: «Сядьте. Вас не вызывали».
ХР: «Я журналист...

Как иммигрант и гражданин США
я имею право задать вопрос».

ДТ: «Нет, вас не вызывали».
ХР: «Я имею право...»

ДТ: «Катись в "Юнивижион"».

ХР: «Мой вопрос:

вы не можете депортировать
11 миллионов человек.

Не можете построить стену
длиной 3 000 километров.

Не можете запретить детям
быть гражданами этой страны».

ДТ: «Пожалуйста, сядьте».
ХР: «Ваши планы...»

ДТ: «Вас не вызывали».

ХР: «Я журналист и имею...
Не трогайте меня».

Телохранитель 1: «Пожалуйста,
не перебивайте».

ХР: «Я имею право задать вопрос».
Т1: «Дождитесь своей очереди».

Т2: «Где ваше удостоверение журналиста?»

ХР: «Я имею право...»

Т2: «Где? Позвольте взглянуть».
ХР: «Вот».

Мужчина: «Покиньте помещение».

Т2: «Дождитесь своей очереди».

Мужчина: «Повежливее.
Вас это не касается».

ХР: «Меня это...»
Мужчина: «Прочь из моей страны!»

Мужчина: «Вас это не касается».

ХР: «Я такой же гражданин США».

М: «Неважно. Канал Юнивижион,
вас это не касается».

ХР: «Вас это не касается.
Это касается будущего США».

(Аплодисменты)

(Аплодисменты)

После просмотра видео я каждый раз думаю,

что ненависть

заразительна.

Заметьте, после того, как кандидат
произносит «вали в Юнивижион» —

это кодовое слово,

означающее «вали отсюда», —

один из членов его свиты,

как будто получил разрешение,
говорит мне:

«Вали из моей страны»,

не зная, что я такой же
гражданин Соединённых Штатов.

Посмотрев это видео много раз,

я также думаю,
что уничтожить нейтралитет,

уничтожить по-настоящему,

можно только перестав бояться

и научившись говорить:
«Нет. Я не намерен молчать.

Не намерен садиться.

Не намерен уходить».

«Нет»...

(Аплодисменты)

«нет» — самое могущественное слово

в любом языке,

и оно всегда предшествует
поворотным изменениям в жизни.

Я считаю, что личное достоинство,

безграничное уважение,

умение отгородиться и дать отпор

вырастают из умения

говорить «нет».

Эли Визель, переживший Холокост,

лауреат премии мира,

который, к сожалению, покинул нас

совсем недавно,

сказал очень мудрые слова:

«Нужно принять чью-то сторону.

Нейтралитет на руку угнетателю,

и никогда — жертве».

Он абсолютно прав.

В некоторых случаях нам, журналистам,
необходимо встать на чью-то сторону.

В случае расизма,

дискриминации,

коррупции,

публичного обмана,

диктатуры и нарушения прав человека

нужно отказаться от нейтралитета
и безразличия.

В испанском языке
есть замечательное слово,

оно описывает позицию,
которую должны занимать журналисты.

Это слово «contrapoder» [анти-власть].

Журналисты, без сомнения,
должны находиться

по другую сторону баррикад от власти.

Но если вы делите постель с политиком,

идёте на крестины
или свадьбу сына губернатора

или хотите завести дружбу с президентом,

как же вы сможете критиковать их?

Перед интервью с влиятельным человеком

я всегда думаю о двух вещах:

«Если я не задам
тот самый неудобный вопрос,

его не задаст никто».

А ещё о том, что никогда больше

не увижусь с этим человеком лично.

Поэтому я не пытаюсь
произвести впечатление

или завести полезные связи.

И если выбирать,
быть президенту другом или врагом,

последнее всегда предпочтительнее.

Пара слов напоследок:

я знаю, как это непросто
для журналиста-иммигранта,

но сейчас мы больше чем когда-либо

нуждаемся в журналистах, которые готовы

в определённый момент

отказаться от нейтралитета.

Лично я чувствую, что готовился
к этому моменту всю жизнь.

Когда в 24 года меня подвергли цензуре,

я усвоил, что нейтралитет,
страх и молчание

часто превращают тебя в соучастника

преступления, насилия,

несправедливости.

Нельзя быть пособником власти

и хорошим журналистом одновременно.

Сейчас мне 59 лет,

и всё, о чём я мечтаю —

иметь хоть каплю той храбрости
и трезвомыслия, что и в 24,

и больше никогда

не молчать.

Большое спасибо.

(Аплодисменты)

(Аплодисменты)

Спасибо.