Ben McLeish - Prison, Punishment and Profit | Z-Day 2012 [ The Zeitgeist Movement ]

*Please sign up for our main Mailing List:
http://www.thezeitgeistmovement.com/ *

"Visibility is a Trap." - Michel Foucault

The modern incarnation of the prison system is evaluated at its root value set, and core functions. Discussed are the origins of prison in torture and public spectacle, its inversion into modern incarceration models, and the morphing of the carceral model into one which reflects the dominant economic value system - profit before intended function, and its resulting violent social costs.

Additionally, prison's effects upon non-criminals (including guards) are detailed in order to demonstrate the system's wholly undermining effects upon social integrity, regardless of criminality.

The solution to crime is not more prisons, but the wholesale reorientation of society to a supportive, human-centered global citizenry, where the causes of crime are dealt with by the removal of stresses on the individual level, and the replacement of a competitive, divisive economic-social model with one of support, collaboration and rational, humane global village.

Main Sources:
Books:
Discipline & Punish - Michel Foucault
Violence - James Gilligan
Preventing Violence - James Gilligan
The Lucifer Effect - Dr Phillip Zimbardo
The Show of Violence - Dr Frederic Wertham
Zero Degrees of Empathy - Simon Baron-Cohen
The Spirit Level - Wilkinson and Pickett
Value Wars - John McMurtry (esp. Part II - Unlocking the Invisible Prison, pp 70-78)
Journal Articles:
Private Prison Management - Panacaea or Pretense? - Sarah Vallance
Prison's Dilemma: Do Education and Jobs Programmes Affect Recidivism? - Sedgley, Scott et al
The Psychopharmacologic Treatment of Violent Youth - Gilligan and Lee
The Last mental Hospital - Gilligan
Other:
Site Visit to Leoben Correctional Center, Austria

В прошлом году я исследовал

устройство тюрем и связанных с ними организаций.

Я решил поделиться с вами тем, что я обнаружил.

В конце лекции вы сможете поздравить меня с тем, что я наконец-то

могу обойтись без этой гадкой, ужасной, больной и опасной системы.

И мы сможем пойти в какой-нибудь бар и отпраздновать,

что вы сами можете без неё обходиться, в отличие от некоторых.

Однажды Фёдор Достоевский сказал, что развитие любого общества

можно измерить, оценив качество его тюрем.

Возможно, так оно и есть, однако тюрьмы

действуют как бы вне общества, параллельно обществу.

Они являются не его производной, а отдельной сущностью.

Тюрьмы отчасти являются продуктом современной системы заключения —

это структуры из стен и заграждений,

имеющие ограниченный доступ в пределах своих строений,

а также неизбежно скрытный метод управления.

Внутреннее устройство тюрем проявляется

лишь по мере их отделения от окружающей среды —

они отрезаны от внешнего мира.

В то же время, эти самые учреждения, которые мы пытаемся понять,

а также система заключения в целом, по мнению общественности, собрала под своей крышей

альтернативное население — тот иной тип людей, который переступил

границу, очерченную обществом при помощи законодательства.

Эта точка зрения способствует отделению пенитенциарной системы

и всей концепции заключения от нашей повседней жизни.

Я считаю, что это провоцирует ряд нежелательных последствий.

Для начала, критиковать тюремную систему стало сложнее.

Трудно увидеть реальные первопричины и последствия социальных проблем,

а также эффекты, производимые социальным давлением на тех людей,

которые в итоге становятся заключенными,

если не рассматривать тюремную систему как следствие определённого типа общества.

Здесь существует связь,

однако люди всё реже её замечают.

Я пытаюсь сказать, что все попытки критиковать

методы тюремного заключения должны исходить из понимания

того, что предшествовало созданию самой тюрьмы.

Подобное не рассматривается на уровне ВУЗов, а СМИ вообще эту тему не затрагивают.

Представление об изоляции тюремной системы от внешнего мира также позволяет ее методам

внедряться и в повседневное общество, хотя большинство считает,

что этого не происходит.

Постоянно растущий уровень наблюдения

уже давно стал частью нашей повседневной жизни,

но многие этого не замечают, поскольку мы «не в тюрьме»,

а, следовательно, «свободны».

Сравнение школ с тюрьмами зачастую встречается с цинизмом,

и почти всегда полушутливо самими учениками, которые всего лишь догадываются,

что школьная система, скорее, является удивительно схожей

с принудительной системой тюрем.

Так и действует мотивация «Ты же не в тюрьме».

И, даже находясь в ином социальном учреждении,

от людей довольно успешно скрывается

схожесть его логики и методов с тюремной системой.

Ты должен радоваться, что не в тюрьме.

Это также подавляет критическое отношение к тюрьмам.

Последний пункт, свидетельствующий о разделении общества и тюрем,

затрагивает тюремные реформы.

Поначалу это кажется нелогичным, однако

все споры о провалах и достижениях тюремных реформ

автоматически становятся аргументами в пользу их работоспособности.

Требования по улучшению, контролю, увеличению ответственности

исходят из той самой системы ценностей, которая и породила тюрьмы.

Следовательно, мы легко поддаемся соблазну разрешить проблемы тюрем,

допуская рост количества заключенных, и забываем при этом,

что характерные черты тюрьмы: видеонаблюдение, организационное управление,

требование улучшения системы слежения —

лишний раз подтверждают систему тюремного наказания, укрепляя ее позиции.

Давайте попробуем разобраться в том, что такое тюрьма.

Что же существовало до их создания?

Что происходило с людьми, нарушающими закон в «дотюремные» времена?

Что способствовало развитию системы тюремного заключения

и как это можно соотнести с сегодняшним днём?

Что же на самом деле означает для обывателя

проживание в обществе, которое использует пенитенциарную систему?

В книге «Надзирать и наказывать» Мишеля Фуко

описывается нашумевшая публичная смертная казнь 1757-го года.

Казнили цареубийцу Робер-Франсуа Дамьена.

1-го мая 1757-го года

Дамьена-цареубийцу принудили принести публичное извинение

на крыльце церкви Парижа, после чего его завели внутрь,

поместили в одной рубашке в телегу

и дали факел из горящего воска, весящий чуть меньше килограмма.

В этой самой телеге его отвезли на Гревскую площадь

и поместили на возведённый там эшафот. Из его груди, рук и бёдер

при помощи раскалённых щипцов была выдрана плоть.

Его правая кисть, держащая нож, при помощи которого он совершил упомянутое убийство,

была сожжена серой. На место отодранной плоти залили

смесь из расплавленного свинца, кипящего масла

и горящих смолы, воска и серы.

Затем его четвертовали при помощи лошадей.

Его тело и конечности были сожжены дотла,

а пепел пущен по ветру.

Книга очень подробно описывает финальные моменты этого истязания.

Палач, закатив рукава, взял стальные щипцы,

которые были специально выкованы для этого события

и были длиной почти полметра, —

вначале вытянул мышцы из голени и бедра правой ноги,

потом обе мыщцы из правой руки,

а затем — мышцы из груди.

Хотя он и был опытен и силён, ему не получилось

вырвать плоть с первой попытки. Приходилось использовать щипцы

по два или три раза, вертя их в разные стороны.

От вырванной плоти оставались зияющие раны

размером с большую монету.

Подобные истории повторялись довольно часто

как во времена Дамьена, так и за тысячи лето до этого.

Например, во времена средневековья

головы обезглавленных предателей

помещали на всеобщее обозрение у входа на Лондонский мост.

Рассказы о Генри VIII, его обращении с жёнами,

а также о методах, подобных тому, как Гая Фокса поместили сначала на крюк,

а потом повесили — являются привычными в плане наших знаний об истории.

Мне кажется, что по миру прошла волна облегчения,

когда во многих странах начали отменять публичные пытки и смертную казнь.

В тех странах, где отменили

подобную практику, это произошло скорее

из гуманных соображений — чтобы не наблюдать

бессмысленного животного кровопролития,

выполняемого гусударством над своими гражданами.

Однако для успешного перехода к современной

пенитенциарной системе необходимо понять следующее:

публичная казнь совершается для публики.

Это зрелище. Его главная составляющая — преступник

или преступники, которых помещают на сцену для лучшего обозрения,

и за которыми наблюдает любопытная толпа.

В истории даже были случаи, где эта самая толпа

устраивала бунт, если казнь не была публичной

либо обзор для зрителей был ограничен.

Настолько сильно публика жаждала ярких зрелищ.

Эти события также заказывались

и исполнялись исключительно госслужащими.

Повешенный — не столько агрессор, сколько звезда аттракциона

и наемный рабочий государства.

Совершённые преступления, особенно такие, как измена родине, воспринимаются

как прямые нападки на царя либо главу государства.

Жестокое назакание тут же перечеркивает ужас самого преступления,

зачастую символически, как в примере с Дамьеном —

ему вложили в руку нож, которым был убит король.

Это также служит подтверждением силы монарха или главы государства,

которая была подорвана нарушением одного из законов,

созданных монархом и определяющих ту власть,

под влиянием которой находятся крепостные.

Суверенная власть монарха облекает физические формы в виде наказания подданых,

а присутствие зрителей непременно превращает событие

во всеобщий и значимый спектакль, и наверняка,

укрепляет боязнь власти в зрителях —

«Вот что произойдёт, если ты не подчинишься местным законам!»

Процесс перехода от подобной системы наказания

к системе исправительных учреждений и надзора

часто ассоциируется с просвещением, то есть с образованием новых

человеческих ценностей и с более адекватным отношением к людскому поведению —

к тому, что мы называем «злом».

В основном, к этому относятся, как к улучшению

порочности карательных мер общественного порядка.

Это более гуманная форма взаимодействия между обществом и преступником.

И действительно, переход от пыток к наказанию тюремным заключением

в виде основной исправительной меры произошёл в Европе почти мгновенно -

прошло менее 80-ти лет с момента начала реформ.

Это показывает, что большие перемены в обществе вполне возможны,

однако, в этом случае, главным посылом

были не ценности, а нечто иное.

Изменение социальных методов по исправлению нарушителей произошло одновременно

с разработкой экономической модели, основанной

на идеях частной собственности и владения имуществом.

Произошла реорганизация власти, при которой акцент сместился

с физического тела индивида, будучи центром

экономики сельского хозяйства, основанной на физическом труде, —

к так называемой «душе», то есть к психике правонарушителей.

Воровство и другие имущественные преступления относятся к физической составляющей,

однако с рождением идеологических преступлений,

например, роста мошенничества в рыночной экономике

и при доминировании денежной парадигмы, эффективность власти

растет, если она фокусируется не на

физической составляющей индивида, а на поведенческой.

Следовательно, мы наблюдаем,

как эшафоты заменяются наручниками,

а показательные публичные казни,

где государство уничтожало людей, заменяются

спектаклями наоборот, которые стоят внимания.

Если раньше на одинокого преступника глядело множество глаз,

при институциональной форме наказания

эта модель трансформировалась в узнаваемую организацию тюрем:

вместо толпы, над которой возвышается всевидящая башня,

узников заключают, отделяя от всех.

Хотя за ними и ведётся постоянное наблюдение,

они сами этого наблюдателя не видят.

Наблюдатели невидимы. И, действительно, как сказал Фуко:

«Видимость — это ловушка».

Тогда и изобрели паноптикум.

Доброго изобретателя звали Джереми Бентам (а вот и он).

Он придумал здание, в котором заключенные были на виду.

И хотя паноптикум больше известен своей центральной башней

и зачастую округлой формой здания,

со временем наблюдение стало цифровым

и теперь, вместо всевидящей башни, внедрили видеонаблюдение

и иные методы, заменяющие прямой обзор.

Несмотря на то, что современные тюрьмы выглядят несколько иначе, чем их предшественники,

можно увидеть, насколько развилась система наблюдения

в пенитенциарной системе. Тогда как ранее оно

осуществлялось при помощи центральной башни,

сегодня для этого нужна всего лишь оснащенная диспетчерская.

Толпа более не наблюдает за преступником.

Теперь под наблюдением, в отдельных камерах, находится толпа нарушителей.

Размеры тюрем увеличились,

однако всех преступников сделали однообразными

при помощи одежды, правил и статусов.

Даже если заключённый находится в полной изоляции — в карцере,

за каждым его шагом и поведением осуществляется пристальный надзор.

Второе значение слова «надзор» — это «полный контроль»,

и оба этих действия активно применяются

в современной пенитенциарной системе.

Эту систему всегда рьяно защищают, особенно политики,

т.к. считается, что она делает мир безопасней, снижая количество преступлений.

И действительно, психологический эффект, вызываемый вследствие изоляции правонарушителей,

способствует возникновению иллюзии безопасности,

а эта мнимая необходимость в защите и движет той самой системой,

которая основана на заключении людей.

Существует два мнения, благодаря которым

пенитенциарная система продолжает существовать.

Одно из них - негативная мотивация:

считается, что опыт нахождения в тюрьме,

само лишение свободы исправит человека,

и после освобождения он вольется в общество.

Другое мнение утверждает, что некоторые люди настолько дурны,

что их надо запереть и выбросить ключ.

Эта точка зрения основана на том, что тюрьмы

должны пожизненно содержать особо опасных людей.

Многие из тех, кто поддерживает заключение, считают,

что тюрьмы должны усмирять преступников,

делать их «нормальными», чтобы их можно было выпустить на волю.

Это мнение подразумевает,

что они слишком агрессивны, чтобы быть на свободе.

Один из главных принципов сосуществования с другими людьми

основан на сдерживании агрессии к себе и окружающим.

Тенденция к этому должна взращиваться самой системой,

если в её основе лежит стимул к сосуществованию.

Я считаю, что важно понять следующее:

устройство пенитенциарной системы, эта идеология необходимости

карательных мер и негативной мотивации, руководящие правовые механизмы

и все эти отношения преступников, начальников и простых людей —

как раз и представляет собой то,

что насаждает и побуждает насилие, а также нуждается в нем.

Исправление людей не является приоритетом тюрем.

Стабильное и надёжное интегрирование преступников

в общество, наверняка, никогда и не было приоритетом.

Даже если это и не так, основной, реальный эффект

от лишения свободы в основном

лишь препятствует этому интегрированию.

Следующая часть лекции разбита на подзаголовки:

1) Метасоциальные эффекты тюрем

Здесь я приведу данные, свидетельствующие о негативном эффекте тюрем

на всех её обитателей, включая охрану — являются ли они преступниками или нет

(это ключевой момент, о котором мы вскоре и поговорим).

2) Принятие решений и методы управления

Описание методов принятия решений в исправительных учреждениях;

сами учреждения, включая правовую систему, суды и связанные с ними затраты;

реабилитационные организации, работающие совместно с тюрьмами

при освобождении заключённых и их транспортировке,

а также аппаратура, питание,

строения, коммуникации и прочее.

Всё это кажется малосвязанным с оновной темой лекции, но мы вскоре увидим,

что все эти факторы являются базовой составляющей как самой исправительной системы,

так и ее методов управления.

Куда же всё это нас ведёт?

1) Мета-социальный эффект тюрем

Джеймс Гиллиган, заведующий Центром по изучению насилия

при Гарвардском университете, многие годы работал в тюрьмах.

Он утверждает, что, помимо всего прочего, тюрьмы являются генераторами насилия,

превращая ненасильственных преступников в рецидивистов

как раз к окончанию их срока заключения.

Этому спопобствует несколько факторов, один из которых —

стыд и унижение, испытываемые людьми при вынужденном подчинении.

Также при заключении человек получает «клеймо» преступника:

«Ты выступаешь против всего общества!»

И действительно, упорядоченное и структурированное устройство тюрем

способствует возникновению мощной образовательной среды для преступников —

это школа преступлений, которая выпускает пристыженных,

никому не нужных людей в то общество, которому непонятны ни они сами,

ни заведения, из которых они выходят.

В то же время «новоиспеченные» заключённые бросают свои семьи,

которым становится ещё тяжелее после потери кормильца,

что приводит к ухудшению социальных связей

сразу же после «встречи» общества с пенитенциарной системой.

Дальнейшие правонарушения и психологический эффект,

вызываемый позором от заключения члена семьи, негативно влияют

на остальных её членов, которые и так подвержены стрессу.

Естественно, мы все против насилия,

т.к. оно лишь подпитывает само себя,

однако, отрезание агрессивных людей от общества

не способствует его улучшению.

Гиллиган написал о тюремной системе Массачусетса

в Психоаналитическом ежеквартальнике:

«К 1970-м годам тюрьма Массачусетса

деградировала практически до состояния войны.

В добавление к постоянным беспорядкам, в этой тюрьме строгого режима

в определённые периоды совершалось в среднем одно убийство в месяц

и одно самоубийство каждые 6 недель, и это при населении в 600 человек.

В течение десятилетия было совершено более ста агрессивных убийств

только в этой тюрьме. В целом всю пенитенциарную систему

захлестнула эпидемия беспорядков, поджогов, захвата заложников,

убийств, самоубийств и других форм агрессии, при которых

ранили, насиловали и убивали как заключённых, так и персонал и даже посетителей.

Расследованием этого занялся федеральный суд.

Они выяснили, что большинство инцидентов произошло вследствие

невыявленных психических заболеваний, а условия тюрьмы

лишь способствовали их возникновению или усугублению.

Гиллиган, которого назначили разобраться с этим хаосом,

более 10-ти лет предоставлял психологическую помощь

и терапию методами положительной мотивации,

что способствовало развитию самоуважения.

Произошёл сдвиг системы ценностей в подходе к лечению.

С его слов, в течение первых 5-ти лет этой программы не было беспорядков

ни в одной из тюрем. Однако, произошло два серьёзных случая захвата заложников,

но оба удалось разрешить без единой смерти.

Не был убит ни один служащий или посетитель,

но были убиты либо совершили самоубийство 7 заключённых —

и это по всей тюремной системе.

В последующие пять лет не было ни беспорядков, ни ситуаций с заложниками;

произошло одно убийство и два самоубийства —

то есть, прошли целые годы без насильственных смертей.

К сожалению, проект Гиллигана закрыли

после 10-ти лет функционирования — после того, как новый губернатор

решил вернуть заключённых на каменоломню.

Система вернулась в своё русло, но с бóльшим фокусом

на структурное насилие вне зависимости от доказуемости преступления.

Чтобы убедится в способствовании

пенитенциарной системы насаждению агрессивного поведения,

нужно либо воочию увидеть превращение обычного человека в преступника,

либо понять, что при поощрении насилия и адекватные люди

могут стать жертвой даже в контролируемой ситуации.

Вначале, обсудим превращение обычного человека в преступника.

Население тюрем в США составляет примерно 2 миллиона человек.

Оно увеличилось вчетверо с 1980-х годов,

благодаря введению минимального срока заключения во время начала «Войны против наркотиков».

В среднем, это продлило сроки заключения,

а «истина при вынесении приговора» практически исключила

возможность досрочного освобождения при хорошем поведении.

«Закон трёх ошибок» также гарантирует, что при повторении преступления,

даже ненасильственного наркопреступления,

нарушитель окажется за решёткой гораздо быстрее и на больший срок.

Около половины заключеных в США сидят за ненасильственные преступления,

и около 20% — за наркотики.

Однако, как показал Джеймс Гиллиган, большинство тюрем

не снижает агрессию, а стимулирует её.

Исправительные заведения часто называют «школами преступников»;

я бы назвал их «фабриками по производству преступников».

Чтобы в них выжить, зачастую нужно стать агрессивным.

И даже если человек не подвергается атакам,

он погружается в обстановку деградации, унижения, запугивания и угроз —

которая, я считаю, может превратить даже самого добродушного человека

в агрессивного монстра.

А что, если поместить в тюрьмы не преступников, а обычных людей?

Исчезнет ли проблема агрессии?

Исходя из теории, что тюрьмы порождают насилие,

тюремное заведение должно портить обычных людей.

К счастью, Филипп Зимбардо успешно провёл

подобный эксперимент, который известен

как "Стэнфордский тюремный эксперимент".

Он и его коллеги сконструировали примитивный тюремный корпус

в заброшенном подвальном помещении Стэнфордского университета,

с замками на дверях и со скрытой системой аудиозаписи, которая

позволяла наблюдать за заключёнными и их реакциями на среду и своих сокамерников.

Они поместили рекламу в газету, приглашающую добровольцев

принять участие в эксперименте длиною в 1-2 недели за $15 в день.

Участников выбрали по уровню их психической устойчивости:

только людей с мягким и недоминантным характером.

24 мужчины были отобраны из одного города

и в случайном порядке назначены либо охранниками, либо заключёнными.

Всех заключённых лишили имён и назначили им номера.

Их унижали различными способами - например, на них надели сетки для волос

и провели лечение от вшей. Конечно, их не лечили настоящим препаратом.

Вся процедура была лишь для их унижения при входе в тюрьму.

Правила были следующими: охранников нужно слушаться,

нельзя нарушать распорядок дня, а все правила должны быть выучены

и публично зачитаны на следующее утро - либо коллективно, либо по отдельности.

Всё это закончилось довольно жестоко: охранники начали внедрять

выматывающие и намеренно утомительные упражнения, например,

заставляли заключённых зачитывать их порядковые номера в обратной последовательности.

Но чем сильнее эти обычные мальчишки вживались

в свои роли господ и подчинённых,

тем более жестокими они становились.

Стычки между заключенными и охраной, голодовки, неповиновение,

уничтожение тюремной собственности и столкновения между заключёнными

постепенно вылились в определённые формы пыток -

жестокости, лишения сна и т.п.

Одного из заключенных пришлось заместить после 2-х дней в подчинении.

Все забыли, что это всего-лишь эксперимент.

Даже в правилах значилось, что слово "эксперимент" нельзя упоминать.

Сам Зимбардо, якобы управляющий тюрьмы,

со временем стал искать стукачей и убеждать заключённых

не покидать эксперимент.

Всё развалилось через 5 дней -

вам это ни о чём не напоминает?

Гугл знает, о чём я:

тюрьма Абу-Грейб.

С экспериментом Зимбардо напрямую

ассоциируется Стенли Милгрэм, которого я уже сегодня упоминал.

Милгрэм и Зимбардо даже были школьными товарищами в своё время.

Эксперимент Милграма показал, что более 90% добровольцев

в ходе эксперимента согласны применять якобы смертельный

разряд электричества к скрытым от них жертвам,

если им так приказывает одетый в лабороторный халат начальник эксперимента.

Зимбардо показал, что в тюрьме даже обычный человек

может стать агрессивным.

Вся схема управления этими структурами пропитана

обезличиванием, принуждением и применением силы.

Обычный человек превращается в дикого зверя только если

с ним обращаются, как со зверем.

Милграм, в свою очередь, показал, как людей можно заставить наказывать других.

Следовательно, мы должны понять, что подобное поведение охранников тюрьмы

основано не на изкажённой тюремной идеологии,

а лишь является эффектом, производимым тюрьмами на людей

вне зависимости от того, на какой стороне закона они находятся.

2) Принятие решений и методы управления

Как мы улучшаем тюрьмы? Для чего мы их улучшаем?

Кто или что управляет их развитием?

Многие считают, что тюрьмы будущего должны искоренять преступное поведение,

либо так или иначе способствовать выплате долгов обществу.

Если я прав, полагая, что культура порождает личность,

можно предположить следующее:

В культуре, основанной на механизме прибыли,

тюрьмы должны в первую очередь отражать

те же самые тенденции стремления к доходу,

при которых наблюдаются сговоры, случаи мошенничества и т.д.

Поэтому не удивительно,

что в современной системе всё больше тюрем

управляются частными организациями.

Некоторые организации в США, например, Вокенхат и Коррекционная Корпорация Америки (ККА),

а также их международные спонсоры (в Австралии и других странах)

являются самыми влиятельными, но практически неизвестными публике.

Они продают свои услуги обществу в виде более дешёвой, но более эффективной

альтернативы государственным тюрьмам, благодаря поддержке корпорациями.

ККА, например, вот-вот заключит сделку,

которая позволит им управлять пенитенциарной системой

во всех 48-ми штатах США.

Ключевой фактор сделки в том,

что они обещают минимум 90% заселения.

Другими словами, успех тюремного заведения теперь измеряется

экономическими индикаторами, не учитывающими

благополучие ни заключённых, ни общества в целом.

Чем больше тюрьма, тем она лучше.

Ценность тюрьмы измеряется вырученными средствами, а не жизнями.

Поддержка стабильного населения тюрем,

либо, что ещё лучше, его роста

стала статьёй заработка тысяч дочерних компаний.

Два миллиона заключённых едят шесть миллионов блюд в день,

что является очень привлекательным для кейтеринговых компаний.

Телефонная компания Спринт заключила крупные контракты с тюрьмами

по предоставлению услуг связи. Заключённые также болеют,

что предоставляет работу компаниям, связанным со здравоохранением.

И Вокенхат, и ККА торгуют своими акциями на Волл-стрит,

стоимость которых зависит от заселения тюрем -

чем они полнее, тем лучше для экономики!

Я уже упомянул 3 американских закона:

"Закон трёх ошибок", "Истина при вынесении приговора" и "Минимальный срок заключения".

Все они влияют на населённость тюрем.

Интересный факт - эти и подобные законы

разработаны единой организацией под названием

Американский законодательный совет, или АЗС.

Эти "неизвестные герои" американской

государственной политики ежегодно принимают сотни законов.

Официальная позиция АЗС в том,

что они поддерживают свободный рынок, малые государства, автономию отдельных штатов и приватизацию.

На их закрытых заседаниях

присутствуют сотни делегатов из Вокенхат и других тюремных индустриальных комплексов,

которые немало заплатили, чтобы сидеть за столом и мусолить заготовленные шаблоны

для государственных законов, которые затем передаются

в ведомства различных штатов, где их красиво оформляют

и успешно принимают, но не как заключение, принятое корпорацией для личной выгоды,

а как соглашение, достигнутое представителями этих самых штатов.

Теперь вам понятно, почему я не доверяю правительству?

Оно изначально коррумпировано!

[Аплодисменты]

"Истина при вынесении приговора", популярный "Минимальный срок заключения",

и "Закон трёх ошибок" были приняты лишь после интенсивного давления

со стороны Целевой группы по уголовному правосудию АЗС'а, при участии ККА,

официально покинувшей АЗС в прошлом году, и других организаций.

Их приняли с целью увеличения населения тюрем,

что, в свою очередь, способствовало жизнеспособности частных тюремных компаний.

Интересно, что принудительный труд, либо за гроши,

либо вообще бесплатно, означает, что компании теперь могут использовать заключённых

для производства ещё более дешёвых товаров на продажу по завышенным ценам

населению вне тюрем, то есть получать прямой доход.

Ведь разницы почти нет, разве не так?

Это намного более экономически эффективно, если главная цель - доход.

Прямое предназначение тюрем, то есть социальная реабилитация,

даже не рассматривается.

Дамы и господа, давайте называть вещи своими именами: Рабство 2.0!

Основная проблема - это тотальный сдвиг нашей системы

в сторону экономических приоритетов, основанных

на лишении, закрытом доступе и полном контроле.

Она распространилась на корпоративные тюрьмы в Великобритании, Австралии и т.д.

Если тюрьмы на самом деле отражают общество,

как упомянул Джеймс Гиллиган в книге "Насилие",

и как намекнул Фёдор Достоевский в своей цитате, которую я привёл в начале,

то количество проблем увеличится, т.к. наша парадигма становится всё более хищной,

коммерческие силы всё настойчивее завладевают

СМИ и искажают информацию и всё сильнее влияют на законы.

Это замечено в большинстве структур,

которые ими захвачены и превращены в выгодные предприятия -

в машины, которые работают лишь ради экономической эффективности

вместо реальной пользы.

[Аплодисменты]

А есть ли альтернатива?

Пару лет назад я разговорился с водителем такси (чего я обычно не делаю)

про человека, приговорённого в Юте к смерти,

который выбрал казнь расстрелом,

и это в 2010-ом!

Продолжая разговор о наказании и его последствиях, я предположил,

что агрессивность пенитенциарной системы лишь провоцирует преступления,

социальное неравенство и другие расстройства общества. На что он ответил:

"А что ещё делать, медали им давать, что-ли?"

Довольно легко поддасться на двойственное

восприятие системы наказания и вознаграждения,

но мы пытаемся решить проблему преступности,

а не игнорировать или прославить её.

Решить, а не заточить её в силовую структуру, которая лишь подпитывет

огонь насилия, порождающий преступное поведение.

Создать общество, которое изначально провоцирует меньше преступлений и насилия

вместо бездумного увеличения количества тюремных "заплаток".

Работы Джеймса Гиллигана, книга Вилкинсона и Пикета под названием

"Равенство лучше неравенства", а также многие другие труды доказывают,

что жестокое обращение с людьми и подвержение лишению и унижению

являются надёжными способами выработать безнравственное и насильственное поведение.

Если потрясти банку с муравьями, они начнут драться.

Накажи их очередной встряской, и бой продолжится - и так до бесконечности.

И я послушал водителя такси -

я начал искать альтернативные подходы к пенитенциарной системе.

Долго искать не пришлось. Глубоко в горах Штирии, в Австрии,

в маленьком шахтёрском городке Леобене, находится настолько неузнаваемая тюрьма,

что в 2008 году она произвела настоящую сенсацию в блогосфере.

Про неё писали: "Пойду-ка я и совершу там несколько преступлений,

чтобы попасть в этот лагерь для отдыха!". Эта новость была настолько популярна,

что даже газета Нью-Йорк таймс опубликовала статью,

в которой было описание тюрьмы и интервью с её архитектором.

Вот я и решил съездить туда, осмотреться

и спросить начальника тюрьмы, что он думает по поводу эффективности, функционирования

и роли этого заведения. Итак, дамы и господа, я был в тюрьме!

Уверен, что вы рады это слышать!

Магистр Манфред Гюссо и начальник охраны

оба пожертвовали мне два часа своего времени,

разрешили записать интервью и даже устроили мне экскурсию!

В тюрьме есть библиотека, стены украшены произведениями искусства,

некоторые из которых - работы самих заключённых, тренажёрные залы

и дворы, позволяющие заключённым не отвыкать от открытого пространства,

что, как ни странно, может происходить.

Нам открытое пространство не кажется особенным.

Всё здание построено из стекла, чтобы туда проникал свет.

В результате, у людей не покрытых мраком,

хотя-бы есть шанс почувствовать, что они находятся

в реабилитационном заведении.

В результате правильного планирования, курсы социальной реинтеграции

на самом деле позволяют тюрьме функционировать, как положено.

Уровень насилия значительно ниже, как и статистика прогулов

охранников; она составляет около четверти от количества прогулов

охраны в обычных тюрьмах - значит, им нравится их работа.

Главный догмат этой тюрьмы почти невозможно не заметить -

он буквально выгравирован на стенах:

"Jeder, dem seine Freiheit entzogen ist, muss menschlich

und mit Achtung vor dem Menschen

innewohnenden Wurde behandelt werden",

"Все лица, лишенные свободы, имеют право на гуманное обращение

и уважение достоинства, присущего человеческой личности."

Это прямая цитата из Международного пакта о гражданских и политических правах.

[Аплодисменты]

Да, давайте похлопаем им!

(Они замечательные люди. Они даже не поинтерисовались,

почему я задаю все эти вопросы.)

Бюджет Коррекционного Центра Леобена составлял около 50 млн. евро.

Строительство завершили в 2007-м,

а форму здания выбрали через архитектурный конкурс.

Вы скажете: "Но за 50 млн. евро можно построить больше тюрем,

либо сэкономить и построить тюрьму подешевле!

Ведь мыслить экономически - это значит экономить,

удешевлять процессы и услуги и не шиковать.

Ответ будет таков:

"Всё зависит от того, учитывается ли "социальная стоимость".

Всегда можно построить побольше дешёвых тюрем.

Можно уменьшить стоимость самих зданий, но если управлять ими

по принципу Американских тюрем с супермаксимальной безопасностью,

то это плохо кончится.

Заключённых ведь со временем выпускают, и кто знает,

какова социальная стоимость этого.

Хотя бы не следует выпускать тех заключённых, которые

деградировали за время пробывания в тюрьме.

Я признаю, Леобен не является идеальным примером для остальных тюрем.

В ней нет ни пожизненных заключённых,

ни агрессивных преступников.

Забавно, но большинство заключённых находятся там за денежные преступления,

которые они наверняка повторят, как только их отпустят,

поскольку они навряд-ли найдут работу

и, освободившись, им придётся отдавать долги, за которые они и сели.

Это - клетка, хоть она и позолочена,

и её функционирование довольно сильно органичено

нарушениями в самом обществе, которое эту клетку заселяет.

Она является заплаткой, но из неё можно почерпнуть урок,

который связан с Международным пактом о гражданских и политических правах.

Следовательно, начинать нужно

с соблюдения людских прав, а не с личной выгоды,

не с дешевизны или таких рабовладельческих систем,

как частные тюремные корпорации в США, Великобритании и Австралии.

Нам, как особям, важно понять, что желание

заточить другого человека за решётку - это та же самая агрессия,

которая провоцирует преступления.

Наказание, которому подвергаются заключённые, по сути

является тем же насилием, за которое мы их наказываем.

А самое главное, необходимо осознать,

что современные тюрьмы и не должны решать проблемы.

Они лишь являются очередным воплощением насилия и власти.

Жизнь в обществе без преступности

возможна лишь после искоренения тюрем.

Необходимо перенаправить силы на терапию, предотвращающую насилие

и на создание такого общества,

где насилие не зарождается вовсе.

Лишь так можно разрешить проблему тюрем.

[Аплодисменты]

Для того, чтобы учреждение учитывало права человека,

необходимо аналогичным образом модифицировать и само здание -

солнечный свет, пространство, социальное взаимодействие... Для этого нужно

забыть про стоимость и сконцентрироваться на том, чтобы

система позитивно влияла на людей, а не на

верхушки каких-то корпораций, которые приносят пользу лишь малой части

населения - да и то лишь тем, кто на них работает.

Так они же не виноваты, ведь так? Проблема в том,

что они тоже являются заключёнными, но долговой системы,

вариация которой и создала систему тюрем.

Кроме того, искоренение преступности

не произойдёт от постройки большего количества тюрем,

о чём постоянно твердят по телевизору.

Это то же самое, как если вместо лечения какого-нибудь

изнуряющего, хронического и смертельного заболевания

человек просто должен подольше полежать в больнице.

Лечение любой болезни заключается в оздоровлении

либо удалении повреждённых частей организма.

Для лечения преступности и оздоровления общества

необходимо перенаправить работающие его составляющие

и приостановить последствия его неисправностей,

то есть преступлений.

Нет смысла ничего менять, пока не произойдет

глобальной перемены в сознании и в жизненных ценностях.

На данный момент все проблемы решаются как можно быстрее и дешевле,

поэтому тюрьмы являются дешёвым решением проблемы.

Они не искореняют преступность.

Можно сказать, что тюрьма способствует извращению

нашего понимания о личности и человеческом разуме.

Однажды, если наши культурные и экономические взгляды позволят

нам начать решать проблемы с упором на сплоченность общества

и реальную устойчивость, будущее население

наверняка будет смотреть на нашу эпоху с ещё большим ужасом,

чем тот, который мы испытываем, глядя на средневековые пытки

и грубое насилие по типу описанного мной в начале презентации.

Ведь у нас есть научные представления об адекватном обществе,

но мы их вообще никак не применяем!

Я хочу, чтобы вы почувствовали на себе,

как человечество смотрит на вас из будущего, исследуя нашу эпоху.

Поставьте себя на их место и загляните в прошлое, в наши дни.

Представьте ужас, который они ощутят!

Пока мы не станем работать над нашим будущим,

они будут смотреть на нас с ужасом, сожалением и состраданием,

не веря своим глазам, поскольку они будут понимать нас лучше,

чем мы понимаем сами себя и наших заключённых.

Для них мы все являемся заключёнными.

Благодарю за внимание. Также спасибо всем,

кто сегодня выступил.

[Аплодисменты]

Им настолько нравится выступать,

что они даже не просят за это денег!

Спасибо всем, кто сегодня сюда пришёл.

Вы очень любезны, мы действительно вам благодарны.

Мы все идём в бар. Это тут, недалеко, давайте с нами!

Он прямо через дорогу, метров 300 надо пройти.

Уж извините, но название не помню. Мы идём туда на всю ночь -

будем попивать пивко, отвечать на вопросы, да и задавать их.

Ещё раз спасибо.

[Аплодисменты]

Спасибо, Бен.