Что, если наши знания о психическом здоровье неверны? | Калийя | TEDxBeaconStreet

Эксперт по глобальным пандемиям с образованием в области информатики, Калийя относит психическое здоровье к самым острым социальным вопросам текущего столетия. Вместе со своим партнёром Томасом Эрмакора она основала Falkora — некоммерческую исследовательскую инициативу по психическому здоровью и нейротехнологиям для продвижения мультидисциплинарных подходов к психическому здоровью на повестку дня здравоохранительных программ в Соединённых Штатах и во всём мире.

Калийя Ага Хан — филантроп, венчурный инвестор, специалист по здравоохранению и агитатор за социальные перемены. Её профессиональная и благотворительная деятельность находится на пересечении дизайна, технологий и социального предпринимательства.

Это выступление записано на мероприятии TEDx, независимо организованном местным сообществом с использованием формата конференций TED. Узнайте больше на http://ted.com/tedx

Меня зовут Калийя, и как уже было сказано,

я закончила Колумбийский университет
по специальности здравоохранения

в области психического здоровья.

Что такое психическое здоровье?

Кратко говоря, психическое здоровье —
это отсутствие психических заболеваний,

так же как здоровое состояние —
противоположность больному.

Но физическое состояние не определяется
просто как болен — не болен.

У вас может что-то болеть.

Вы можете выздоравливать.

Мы не применяем такие понятия
по отношению к психическому здоровью.

Поэтому сегодня

я хотела бы ввести новое понятие:

термин «душевное повреждение».

Чтобы объяснить это понятие,

я прошу вас подумать
о близкой вам женщине,

которую вы любите — это может быть
мать, дочь, ребёнок.

Представьте её себе.

А теперь подумайте о знакомом вам
ветеране войны

или, если такого знакомого нет,

представьте себе,
что это друг вашего друга.

Мысленно представьте их себе.

А теперь представьте себе,

что каждая из трёх-пяти женщин
подвергается насилию

или сексуальному домогательству
в течение своей жизни.

Это чаще, чем одна женщина в минуту.

А в одних только Соединённых Штатах
каждый четвёртый ветеран войны

страдает от посттравматического
стрессового расстройства.

И каждый новый день 22 из них
кончают жизнь самоубийством.

Теперь я вас спрошу:

больны ли эти люди психически?

Были ли они больны или таковыми стали?

И если они заболели,

то существует ли способ их вылечить?

Я отвечаю на этот вопрос положительно.

Называя психическое расстройство
психическим заболеванием,

мы подразумеваем, что эти люди
окончательно сломлены,

и это потому, что многие
из используемых нами средств

попросту не работают.

Но что, если бóльшая часть наших знаний
о психическом здоровье неверна?

Думая о психическом здоровье,
я думаю о трёх вещах,

которые могут изменить здравоохранение:

это слепые зоны,

нейропластичность

и изучение психоделиков.

Много лет назад я прочитала историю,
которая запала мне в душу.

Та история произошла с некой миссис С.,

у которой в 60 с лишним лет
случился инсульт.

Было затронуто правое полушарие мозга,

так что она могла видеть

только то, что находилось от неё слева.

Но миссис С. этого не знала.

Она продолжала жить
в счастливом неведении,

не подозревая, что видит лишь 50% мира.

Сознание уберегало её от того, чего она
не знала, притворяясь, будто знает.

Это то, что я называю слепой зоной.

И всем нам в той или иной степени

присущи слепые зоны.

Они есть и у науки.

Что, если мы имеем доступ
лишь к 50% фактов,

тогда как нас уверяют,
что это полная картина?

Так вот, по статистике
душевные повреждения

поражают каждого четвёртого
из нас в течение жизни

и могут являться причиной

более половины всех болезней в мире.

Эти цифры растут очень быстро,
особенно среди молодёжи.

Потому что душевные повреждения
это не только ПТСР.

К ним также относятся
депрессия и тревожность.

Большинство людей
ассоциируют психическое здоровье

и доступные в современной
психиатрии «средства»

с препаратами СИОЗС,

такими как прозак, золофт и паксил —

назначаемыми в таких случаях селективными
ингибиторами обратного захвата серотонина.

И хотя все эти лекарства воздействуют
на уровень нейромедиаторов,

не один из них не влияет
на нейропластичность.

А это ключевой момент.

Нейропластичность — это способность
мозга к самостоятельной реорганизации

для восполнения повреждения или потери.

Самым простым примером
вашей нейропластичности

является чистка зубов вашей
неосновной рукой в течение недели.

Вначале это даётся с трудом,

но в какой-то момент вдруг
становится легче,

так как нейроны, которые активируются
сообща, начитают действовать сообща.

Или чем больше способствовать прорастанию
аксонов при каком-либо действии,

тем больше в вашем мозге
образуется связей,

которые облегчат и ускорят это действие.

Нейронные связи похожи
на заученные последовательности,

которые облегчают нам жизнь

и помогают нам выжить.

Например, при ПТСР

нейронные связи также изменяются.

У вас запускается механизм выживания,

вызывая реакцию «бей или беги».

Это происходит без участия
префронтальной коры мозга,

напрямую задействуя
примитивную зону мозга,

где находится
миндалевидное тело.

Это называется лимбической системой.

И заложенное в ней очень сложно изменить.

В конце концов, это механизм,
предназначенный сохранять вам жизнь,

а потому попавшая в него информация
запоминается быстрее и прочнее всего.

Многолетние попытки повлиять
на эту область были в основном неуспешны:

когнитивно-поведенческая терапия,
экспозиционная терапия и СИОЗС.

Но этим средствам, к сожалению,
совершенно не по силам подобная задача.

Нам необходимо в таком случае,

в случае серьёзных душевных повреждений,

усилить способность к нейропластичности.

Психоделические средства по большей части

сковывают мозг и контролируют
уровень нейромедиаторов,

но не обязательно способствуют
изменению поведения

и не обязательно вызывают
изменение личности.

На это способна нейропластичность.

Что подводит меня к третьему пункту:

психоделической науке.

Нет, «психоделическая наука» —
это не ошибка в терминологии.

Это реальная наука с реальными подходами.

Только подумайте, что мы, возможно,
потратили последние 50 лет,

решая лишь половину уравнения,

сохраняя жизнь душевнобольным,
но не вылечивая их.

И когда я задала вопрос:

что, если бóльшая часть наших знаний
о психическом здоровье неверна,

я также имела в виду:

что, если мы не признаёмся в том,
чего не знаем?

Что, если нам навязали шоры на глаза,

скрывающие вторую половину
уравнения психического здоровья?

Не поймите меня неверно: я не выступаю
за применение психоделиков.

Однако я выступаю за применение науки.

Например, если бы я вам сказала,
что сейчас испытывается лекарство,

успешно излечившее невосприимчивых
к лечению пациентов с серьёзной депрессией

за три-четыре сессии в 72% случаев,

вы бы ответили: «Да это безумие,
такого быть не может».

Но это правда.

И это лишь одно
из психоделических лекарств,

находящихся сейчас на испытаниях.

Это лишь один из многих
подающих надежды препаратов,

особенно эффективных в лечении
депрессии и ПТСР,

но содержащих в том числе элементы,
воздействующие на нейропластичность.

Ведущие институты, как Джонс Хопкинс
в Нью-Йорке и Имперский колледж Лондона,

настояли на продвижении этих исследований
вопреки множеству препятствий.

А такие группы, как Мультидисциплинарная
ассоциация психоделических исследований,

Фонд Беркли и Институт Хеффтер,

на мой взгляд,

просто героическими усилиями не дают
таким исследованиям угаснуть.

Сообща мы можем одолеть
кризис психического здоровья.

Сообща мы можем добиться возвращения
этой науки в ряд общепризнанных.

Психическое здоровье — это право человека,

и люди с душевными повреждениями

тоже заслуживают излечения.

Спасибо.

(Аплодисменты)