Как работа поддерживала меня во время лечения от рака

Когда адвокату Саре Доннелли поставили диагноз рак груди, она обратилась за поддержкой к друзьям и родным, но важной для неё оказалась и работа, которая вернула смысл, цель и стабильность в её жизнь. В откровенном разговоре о том, почему и как она продолжала работать, Сара делится мыслями о том, как работа может помочь людям с серьёзными заболеваниями — потому что это выгодно по разным причинам.

Июнь 2014.

Мне было 30 лет.

Мне позвонили из клиники и сообщили,

что пришли результаты анализов.

Я договорилась встретиться с врачом
в обеденный перерыв, и доктор сказала,

что ей очень жаль сообщать,
что у меня рак груди.

Я не хотела ей верить
и сначала не поверила.

Видите ли, я адвокат, и мне
нужны были доказательства.

Мне очень стыдно говорить вам об этом,

но тогда я встала, подошла к её креслу

и заглянула врачу через плечо,
чтобы проверить,

что было написано на листе перед ней.

(Смех)

«Злокачественная карцинома».

Но, всё ещё не в силах
поверить, я спросила:

«Так это злокачественная карцинома.
Вы уверены, что это рак?»

(Смех)

Она сказала, что уверена.

На работе я перепоручила коллегам
выполнение срочных дел,

потому что мне нужно было пройти
дополнительные обследования.

Но на тот момент работа
не была у меня в приоритете.

Я думала о том, как
расскажу родным и друзьям,

что у меня рак.

Как я буду отвечать на их вопросы о том,

насколько всё плохо и есть ли
вероятность выздоровления,

когда я и сама понятия не имела.

Я думала о том, сможем ли мы с партнёром

когда-либо создать семью.

И я продумывала, как сообщу матери,

у которой был рак груди,
когда она была беременна мной.

Она бы поняла, что я чувствовала,

и знала бы, что ожидает меня впереди.

Но я не хотела, чтоб она
вспоминала пережитый опыт.

Я и подумать тогда не могла,

что работа сыграет огромную роль
в моём лечении и восстановлении.

Что именно профессия и коллеги

помогут мне ощутить свою важность,

когда я сама чувствовала себя
лишь частью статистики.

Что работа привнесёт порядок
и стабильность в мою жизнь,

когда нужно было принимать
множество сложных личных решений

и всё время находиться в неведении.

Например, какой способ
реконструкции груди мне выбрать.

Вы, наверное, думаете,

что в то время я могла обратиться
за поддержкой к родным и друзьям.

Разумеется, я так и сделала.

Но в конечном счёте именно коллеги

сыграли огромную роль
в моей повседневной жизни.

А ещё они заставляли меня смеяться.

Мы были очень дружной командой,

обменивались своими классными шутками.

Например, однажды они услышали,
как кто-то спросил меня,

почему мои волосы
такие красивые и блестящие,

не зная о том, что это был парик.

Кстати, это был очень хороший парик.

Мне было очень легко собираться по утрам.

(Смех)

Но в такие моменты я хорошо понимала,
что для меня значит их поддержка.

Не знаю, что бы я делала
без таких знакомых.

Я говорила со множеством людей,
в частности с женщинами,

у которых не было такой поддержки,

потому что им просто не давали
возможности работать во время лечения.

И у этого есть свои причины.

Думаю, по большей части это
из-за чрезмерно заботливых начальников.

Они хотят дать тебе возможность
«уйти и посвятить время себе

и вернуться, когда станет лучше».

Такие фразы они используют.

И хотя они говорят это
с благими намерениями,

меня как человека, которому это помогло,

очень расстраивает,

когда людям говорят, что они
не могут или не должны работать,

когда они хотят
и физически могут это делать.

Поэтому я начала задумываться о том,
что следует делать начальнику,

когда его подчинённому диагностируют рак.

По закону Австралии, раковые больные
приравниваются к инвалидам.

Поэтому, если вы не в состоянии
работать в обычном режиме,

ваш начальник обязан, согласно закону
о дискриминации инвалидов,

внести разумные корректировки
в ваши рабочие условия,

чтобы вы могли продолжать работать.

Что в моём случае означали бы
разумные корректировки?

Я понимала, что мой диагноз
так или иначе повлияет на рабочий процесс.

Медицинские обследования
проводятся в рабочие часы,

и я знала, что мне понадобится время,
чтобы восстановиться после операций.

Опять же будучи адвокатом,

я навела справки о деталях лечения.

Многое я делала с помощью Доктора Google.

Вероятно, не лучший выбор, и я бы
никому не рекомендовала этого врача.

(Смех)

Я была готова к побочным эффектам,

но меня пугало то,
что называют «химио-мозгом».

Последствия химиотерапии
проявляются в потере памяти,

неспособности концентрироваться

и решать проблемы.

И если бы это случилось со мной,

как бы я могла продолжать
работать адвокатом?

Мне бы пришлось бросить работу?

И как бы я договаривалась
со своим менеджером

о корректировке рабочего графика,

когда я сама не знала,
как буду себя чувствовать?

Мне повезло, мой менеджер
оказался понимающим

и предложил решать проблемы
по мере их поступления,

вместо того, чтобы
выстраивать план наперёд.

Мне повезло, потому что,
хотя он мог и не догадываться

о концепции разумных корректив работы,

для него это было просто очевидно.

Но я поняла, что это очевидно
далеко не для всех.

Человек в процессе лечения
понимает, как оно влияет на него,

какие ограничения накладывает.

Тогда он сможет приспособиться.

Я узнала о некоторых секретах
и рекомендациях на период лечения.

Например, перед химиотерапией

следует очень много пить,

нужно согреться, чтобы медсестрам
было проще найти вены.

И ни в коем случае нельзя
есть любимую пищу

ни до, ни после химиотерапии,

потому что вас ею стошнит,

и потом вы не сможете
даже смотреть на неё.

(Смех)

Это я узнала из собственного опыта.

Я использовала некоторые хитрости
и в организации работы.

Я планировала химиотерапию
на утро понедельника.

Я знала, что после процедур в больнице

у меня будет около четырёх часов,
прежде чем всё начнёт затуманиваться

и мне станет дурно.

Я использовала это время для разбора
сообщений и срочных звонков.

Самая сильная тошнота должна была
пройти в течение 48 часов.

Тогда я снова возвращалась
к работе из дома.

Лечение продолжалось,
и я знала, чего ожидать.

Я могла согласовать свои ожидания
с бизнес-партнёрами:

что я в состоянии сделать

и временные рамки,
в которые могу уложиться.

Однако я до сих пор помню
нерешительность в их голосах,

когда речь шла о задачах

и сроках их выполнения.

И поверьте, это были люди,

которые не боялись устанавливать
жёсткие дедлайны.

(Смех)

У меня сложилось впечатление,
что они не хотели давить на меня,

пока я проходила лечение.

И хотя я ценила их заботу,

мне всё равно нужны были дедлайны.

Для меня это было
чем-то под моим контролем,

чем-то, что я могла контролировать,

в то время как многое другое
от меня не зависело.

Я работала из дома

и размышляла о том, как работодателям
следует применять концепцию

разумных корректив работы в наше время,

когда у каждого второго в Австралии

диагностируют рак до 85 лет.

Мы продолжаем работать
всё дольше и дольше в старости,

и риск серьёзных заболеваний
в рабочем возрасте

возрастает.

С технологиями, позволяющими
нам работать где угодно и когда угодно,

разумные коррективы
больше не зависят о того,

можете ли вы физически находиться

в определённом офисе.

Разумные коррективы — это не просто
длинный отпуск или удобное кресло,

хотя это тоже было бы неплохо.

Как минимум,

мы нуждаемся в гибкой
политике и стратегиях,

разработанных для других категорий лиц,

например, для людей, выполняющих
домашние обязанности.

Но как можно быть уверенным,
что люди вообще будут обсуждать

подходящие им разумные коррективы,

если первым ответом менеджера
непременно будет:

«Ни в коем случае не возвращайтесь
к работе, пока вам не станет лучше».

И вдруг меня осенило.

Это должно входить
в обязанности менеджеров.

Они обязаны говорить
на такие темы с подчинёнными.

И опытом людей вроде меня,

кому работа помогла пройти через лечение,

нужно чаще делиться.

Я размышляла, что же можно сделать,
чтобы этого достичь.

А затем моя потрясающая
коллега Камилла Ганн

разработала пособие «Работа и рак».

В пособие входит алгоритм действий
для людей с диагнозом,

их менеджеров, сиделок и коллег,

и оно помогает проводить беседы о раке
и получать поддержку на работе.

Мы с Камиллой побывали
в разных организациях,

где рассказывали о пособии

и о том, как оно может помочь

в беседах, которые, честно говоря,
могли бы быть крайне неловкими.

И я с гордостью сообщаю,
что популярность пособия растёт.

Какой же должна быть реакция менеджера,

когда подчинённый сообщает о своей болезни

и не знает, как это повлияет
на его рабочий процесс?

Ответ должен быть таким:

«При условии ваших возможностей и желания,

мы с удовольствием адаптируем
условия вашей работы,

чтобы вы могли продолжать
работать во время лечения».

Нам нужно взаимодействовать с людьми,
имеющими серьёзные заболевания,

оставлять их на рабочем месте,

а не заботливо отстранять.

Я рассказала свою историю,
чтобы вы узнали, какую пользу

принесла мне работа во время лечения.

А ещё я хочу изменить ваше восприятие,

если вы думаете, что проходящие лечение

просто измождены, слабы и их часто рвёт.

Да, всё так и было какое-то время,

возможно даже продолжительное время,

но я была полна решимости
вернуться к работе,

как и прежде.

И я смогла это сделать, потому что
начальник предоставил мне выбор.

Я рассказываю вам это,
главным образом, потому,

что, хотя право такого выбора
и кажется очевидным,

далеко не всегда его дают на самом деле.

Но его давать обязаны.

Спасибо

(Аплодисменты)