Десять лет назад
раздался звонок,
который изменил мою жизнь.
Я была кардиологом в университете
Калифорнии в Лос-Анджелесе (УКЛА)
и специализировалась
в кардиальной визуализации.
Звонил ветеринар
из зоопарка Лос-Анджелеса.
Престарелая самка шимпанзе
проснулась с параличом лицевого нерва,
и ветеринары боялись,
что это инсульт.
Они спросили,
могу ли я приехать в зоопарк
и сделать изображение сердца животного
и проверить, кардиологическая ли причина.
Поясню: в североамериканских зоопарках
работают высококвалифицированные,
сертифицированные ветеринары,
превосходно заботящиеся
о животных-пациентах.
Но иногда они обращаются к врачам,
в частности,
для узкоспециальных консультаций,
и я была таким доктором-везунчиком,
которого пригласили помочь.
У меня была возможность
исключить инсульт из диагноза шимпанзе,
удостовериться, что у этой гориллы
не была повреждена аорта,
обследовать этого попугая
на шум в сердце,
удостовериться, что перикард
Калифорнийского морского льва не воспалён,
а на этом фото, я слушаю сердце льва
после спасительной совместной операции,
проведённой ветеринарами и врачами,
в ходе которой мы выкачали
700 кубических сантиметров
жидкости из сердечной сумки этого льва.
И эта операция, которую я
проводила с людьми много раз,
отличалась только
этими лапой и хвостом.
Большую часть времени я работала
в Медицинском центре УКЛА с врачами,
обсуждая симптомы, диагнозы
и способы лечения
моих пациентов-людей,
но часть времени я проводила
в зоопарке Лос-Анджелеса,
обсуждая с ветеринарами
симптомы, диагнозы и способы лечения
их пациентов-животных.
Случалось, что в течение одного дня
я совершала обходы
и в Медицинском центре УКЛА,
и в зоопарке Лос-Анджелеса.
И вот что я очень ясно поняла.
Врачи и ветеринары
в сущности занимаются
одними и теми же заболеваниями
у пациентов-животных и людей:
застойная сердечная недостаточность,
опухоли мозга,
лейкемия, диабет,
артрит, БАС, рак груди,
даже психиатрические,
например депрессия, тревожность,
мании, расстройства пищевого поведения
и самоповреждение.
Должна вам признаться,
хотя я и проходила сравнительную
физиологию и эволюционную биологию
в колледже,
я даже писала выпускную квалификационную
работу по теории Дарвина,
узнать о значительных совпадениях
заболеваний животных и человека,
было для меня очень нужным напоминанием.
И я задумалась:
со всеми этими сходствами,
как так вышло, что я никогда не думала,
о том, чтобы спросить ветеринара,
или заглянуть в ветеринарную литературу,
чтобы понять что-то
о моих пациентах-людях?
Почему ни я, и никто
из моих друзей и коллег-врачей,
кого я спросила, никогда не бывали
на ветеринарной конференции?
Если на то пошло,
почему меня это так удивило?
То есть, каждый врач согласится,
что существует хоть какая-то
биологическая связь
между животными и человеком.
Каждое лекарство, которое мы назначаем,
принимаем сами
или даём своим близким,
сначала проверялось на животных.
Но есть разница, между ситуациями,
когда мы даём животным
лекарства от человеческих болезней,
и когда у животного
сами по себе развиваются
сердечная недостаточность
или диабет, или рак груди.
Наверное, частично удивление происходит
из-за нарастающего
в нашем мире разделения
между городским и негородским.
Например, мы слышим истории
о городских детях,
которые думают,
что шерсть растёт на деревьях,
или что сыр делают из растений.
Так, сегодня больницы для людей
всё больше превращаются
в эдакие сверкающие храмы техники.
И это психологически
создаёт дистанцию
между пациентами-людьми,
которые там лечатся,
и пациентами-животными,
которые живут в океанах,
на фермах и в джунглях.
Но я думаю, что причина ещё глубже.
Мы, врачи и учёные,
умом согласны, что наш вид,
человек разумный —
всего лишь один из видов,
не более уникальный или важный,
чем любой другой.
Но в душе мы не вполне в это верим.
Я сама это чувствую,
когда слушаю Моцарта
или смотрю фото Марсохода
на своём MacBook.
Меня тянет считать
человека исключительным,
хотя я и осознаю,
что для науки означает
мысль о превосходстве
нашего вида, его отдельности.
Теперь я стараюсь.
Сегодня, когда я обследую человека,
я спрашиваю себя,
что знают об этой проблеме ветеринары,
чего не знаю я?
И лучше ли я позабочусь
о человеке-пациенте,
если буду думать о нём
как о человеческом животном-пациенте?
Вот несколько примеров того,
какие удивительные взаимосвязи
я обнаружила
благодаря такому образу мыслей.
Вызванная страхом остановка сердца.
Примерно в 2000 г.
кардиологи «открыли»
эмоционально вызванную остановку сердца.
Она была описана у отца-игрока,
потерявшего все сбережения
одним броском костей,
у невесты, брошенной у алтаря.
Но, оказывается,
этот «новый» человеческий диагноз
не такой уж и новый
и не такой уж человеческий.
Ветеринары диагностируют,
лечат и даже предотвращают
эмоционально вызванные
симптомы у животных:
от обезьян до фламинго,
от оленей до кроликов
с 1970-х гг.
Сколько человеческих жизней
можно было спасти,
если бы эти ветеринарные знания
были доступны
врачам скорой помощи и кардиологам?
Самоповреждение.
Некоторые люди наносят себе повреждения.
Кто-то выдёргивает волосы,
кто-то даже наносит порезы.
Некоторые животные тоже
наносят себе повреждения.
Есть птицы, которые
выщипывают себе перья.
Есть жеребцы, которые
кусают себя за бока до крови.
Но у ветеринаров есть конкретные
и очень эффективные
способы лечения и даже
предотвращения самоповреждения
у пациентов-животных.
Разве не нужно передать
эти ветеринарные знания
психотерапевтам,
родителям и пациентам,
страдающим самоповреждением?
Послеродовая депрессия
и послеродовой психоз.
Случается, что вскоре после родов
у некоторых женщин
развивается депрессия,
иногда очень серьёзная
депрессия или даже психоз.
Они могут перестать заботиться
о новорождённом
или, в самых серьёзных случаях,
даже травмируют ребёнка.
Ветеринары лошадей
тоже знают, что иногда
вскоре после родов кобыла
перестанет заботиться о жеребёнке,
откажется кормить
и, в некоторых случаях,
залягает его до смерти.
Но ветеринары разработали план,
как лечить этот синдром
отказа от жеребёнка,
который включает повышение
окситоцина у кобылы.
Окситоцин — гормон привязанности,
и это приводит к возобновлению интереса
со стороны кобылы к её жеребёнку.
Разве не нужно передать эту информацию
акушерам и гинекологам
и семейным терапевтам и пациентам,
страдающим послеродовой
депрессией или психозом?
Но несмотря на весь этот потенциал,
к сожалению, бездна между нашими
отраслями всё так же огромна.
Чтоб объяснить, почему, боюсь,
мне придётся вынести сор из избы.
Некоторые врачи — настоящие снобы
по отношению к врачам,
не имеющим степени доктора медицины.
Это стоматологи, оптики, психологи,
и, возможно, в особенности ветеринары.
Конечно, большинство врачей не знает,
что сейчас на ветеринарный факультет
поступить сложнее, чем на медицинский,
и что в медицинской школе
мы изучаем всё, что возможно,
об одном виде, Человеке разумном,
а ветеринарам необходимо
изучать состояние и болезни
млекопитающих, амфибий,
рептилий, рыб и птиц.
Так что я понимаю досаду ветеринаров
из-за снобского отношения
и невежества моих коллег.
Но у них свои шутки о нас:
Как называется ветеринар,
который может лечить только один вид?
Терапевт. (Смех)
Преодоление этого разрыва
стало моей целью,
я делаю это с помощью программ,
например, Дарвин на обходе в УКЛА,
где мы приглашаем экспертов-ветеринаров
и эволюционных биологов
и объединяем их в одни команды
с интернами и ординаторами.
Или конференции «Зообиквити»,
где мы сводим вместе
медицинские и ветеринарные школы
для совместных дискуссий
общих заболеваний и расстройств
пациентов-людей и животных.
На конференциях «Зообиквити»
участники узнают,
как лечение рака груди у тигра
может помочь нам лечить рак груди
у воспитательницы детского сада;
как понимание синдрома поликистозных
яичников у коров Голштинской породы
может помочь нам лечить
болезненные месячные
у инструктора по танцам;
и как понимание сепарационной тревоги
у легковозбудимого шетленского пони
может помочь тревожному ребёнку,
который идёт в школу в первый раз.
На конференциях «Зообиквити» в Штатах,
а теперь и за рубежом,
врачи и ветеринары оставляют
свои мнения и предвзятость
за дверью и объединяются как коллеги,
как равные, как врачи.
В конце концов,
мы люди — тоже животные,
и пора нам врачам принять
животную природу
наших пациентов и свою собственную,
и присоединиться к ветеринарам
во всевидовом подходе
к здравоохранению.
Потому что, оказывается,
бывает, что самая лучшая
и человечная медицина
практикуется врачами,
чьи пациенты — не люди.
И один из лучших
способов оказать помощь
пациентам-людям — это внимательно следить
за тем, как все остальные
пациенты на планете
живут, растут, заболевают и излечиваются.
Спасибо.
(Аплодисменты)