Итак, безопасность — это две разные вещи:
ощущение и реальность.
И они разные.
Вы можете чувствовать себя защищённым,
даже если на самом деле это не так.
И вы можете быть вне опасности,
даже если чувствуете по-другому.
На самом деле, два различных понятия
соответствуют одному слову.
В этой лекции я хочу
разделить их,
разобраться чем они отличаются
и чем они похожи.
Начнём с проблемы терминологии.
У нас очень мало подходящих слов,
чтобы выразить понятия, о которых сейчас пойдёт речь.
Если посмотреть на безопасность
с точки зрения экономики —
это компромисс.
Каждый раз, добиваясь большей безопасности,
мы чем-то за это платим.
Будь то личное решение —
— устанавливать ли сигнализацию в доме —
или решение национального масштаба — не завоевать ли какую-нибудь страну —
нам приходится чем-то поступиться,
будь то деньги или время, удобство, возможности,
или даже фундаментальные права.
Вопрос, который стоит задать при решении любых проблем безопасности
не «Насколько это эффективно против угрозы?»,
а «Стоит ли оно того?»
В последние годы много говорится о том,
что мир стал безопаснее после отстранения Саддама Хусейна от власти.
Может это и правда, но это не так уж важно.
Вопрос в том, стоила ли овчинка выделки?
Сначала можно решить что-то сделать,
а потом решить, оправдало ли себя вторжение.
Именно так нужно думать в области безопасности —
в терминах компромисса.
И речь часто не о том, что правильно, а что нет.
Кто-то устанавливает дома сигнализацию,
а кто-то — нет.
Это зависит от места жительства,
семейного положения,
достатка,
и того, насколько мы готовы принять
риск кражи.
Так же как и в политике,
есть много разных мнений.
Часто компромиссы в области безопасности
затрагивают не только нашу защищённость,
и я считаю это очень важным.
Мы интуитивно понимаем
эти компромиссы.
Мы делаем этот выбор ежедневно —
вчера вечером в гостинице,
когда я решил закрыть дверь на все замки,
или вы в своей машине на пути сюда,
за обедом,
когда мы решаем что еда не отравлена и мы её съедим.
Мы делаем подобный выбор снова и снова,
по многу раз в день.
Часто мы этого даже не замечаем.
Это просто часть жизни, часть жизни каждого из нас.
Каждой живое существо делает это.
Возьмём, к примеру, кролика в поле, грызущего траву,
и вдруг замечающего лису.
Перед кроликом встанет выбор:
«Оставаться или бежать?»
И если подумать,
то кролики, которые умеют делать правильный выбор,
останутся в живых и дадут потомство,
а кролики, которые ошибаются,
будут съедены или умрут от голода.
Можно подумать,
что мы как вид успешный на этой планете —
ты, я, любой человек --
должны безошибочно решать такие задачки.
Однако практика показывает снова и снова,
что мы практически неспособны это делать.
И это чрезвычайно интересная задачка.
Я дам вам краткий ответ.
Дело в том, что мы принимаем решения основываясь на ощущении безопасности,
а не на фактах.
И в основном это работает.
Довольно часто
ощущения и реальность совпадают.
По меньшей мере,
так всегда было раньше.
Эта наша способность была развита
путём естественного отбора.
Можно сказать,
что мы приспособлены
для принятия решений о рисках,
которые относятся к жизни в небольших семейных группах
на восточноафриканском плоскогорье сто тысяч лет до нашей эры.
Нью-Йорк 2010-го? Совсем другое дело.
Есть разные предубеждения в восприятии риска.
И много хороших экспериментов было проведено на эту тему.
И можно заметить, что определённые предубеждения встречаются раз за разом.
Я перечислю четыре из них.
Мы склонны преувеличивать эффектные и редкие риски
и преуменьшать повседневные риски:
сравните авиаперелёты и вождение автомобиля.
Незнакомое воспринимается
более рискованным, чем знакомое.
Например,
многие боятся похищений незнакомцами,
тогда как, согласно данным, гораздо чаще похищения совершают родственники,
Речь о похищении детей.
В-третьих, олицетворённые риски
воспринимаются как более опасные, чем обезличенные риски —
так бен Ладен становится страшнее, потому что у него есть имя.
И в-четвёртых,
люди недооценивают риски
в ситуациях им подконтрольных,
и переоценивают риски в ситуациях, которые они не контролируют.
Как только вы начинаете прыгать с парашютом или курить,
вы начинаете недооценивать риски.
Когда же риск вам навязан — например как с терроризмом —
вы его переоцените, потому что у вас нет ощущения контроля.
Есть целый ряд подобных искажений восприятия,
которые влияют на принятие решений в рискованных ситуациях.
Например, доступность опыта,
что, по сути, означает,
что мы оцениваем вероятность события
по тому, насколько легко вспомнить примеры таких событий.
Попробуем представить, как это получается.
Если мы постоянно слышим о нападениях тигров — в округе должно быть много тигров.
Если о нападениях львов ничего не слышно — львов в округе не много.
Это работало пока не изобрели газеты.
Потому что суть газет в том,
что они раз за разом повторяют
редкие риски.
Я всегда говорю, что если об этом пишут в новостях — спите спокойно.
Просто по определению,
новость — это то, что почти никогда не случается.
(Смех)
Когда что-то становится обыденным, это больше не новость —
автомобильные аварии, бытовые преступления —
это именно те риски, о которых нужно беспокоиться.
К тому же, люди — это рассказчики.
Мы принимаем рассказы близко к сердцу, ближе, чем факты.
Но при этом, мы, в общем-то, не умеем считать.
Я имею в виду, что многие считают: «один, два, три, много».
Мы очень хорошо понимаем небольшие числа.
Одно яблоко, два яблока, три яблока,
10 000 яблок, 100 000 яблок —
это намного больше яблок, чем можно съесть, прежде чем они сгниют.
Т.е. половинка, четвертинка — это просто и понятно.
Раз в миллион, раз в миллиард —
это всё равно, что никогда.
Поэтому нам сложно с рисками,
которые не являются повседневными.
Так вот эти искажения восприятия
работают как фильтры между нами и реальностью.
И в результате,
ощущение и реальность больше не совпадают,
они начинают отличаться.
И вот тут, либо вы ощущаете себя безопаснее, чем на самом деле —
это ложное чувство безопасности —
либо наоборот —
и это ложное чувство опасности.
Я много пишу об «играх в безопасность»,
о тех мерах, которые внушают людям чувство защищённости,
но реально ничего не дают.
Не существует термина для мер, которые делают нас защищённее,
но не дают чувства защищённости.
Наверное, это то, чем должно заниматься ЦРУ.
Давайте вернёмся к экономике.
Если деньги, если рынок определяет меры безопасности
и если люди принимают решения
основываясь на чувстве защищённости,
то самое умное, что может сделать компания,
исходя из экономических соображений, —
это дать людям чувство защищённости.
И всегда есть два способа этого добиться.
Первый — можно реально защитить людей
и надеяться, что они обратят внимание.
Или второй — можно создать чувство защищённости
и надеяться, что они не обратят внимания.
Что же заставляет людей обращать внимание?
Ряд вещей:
понимание мер безопасности,
рисков, угроз
контрмер, и как всё это работает.
Но если вы в этом разбираетесь,
то более вероятно, что ваши ощущения совпадают с реальностью.
Здесь хорошо работает жизненный опыт.
Все мы знаем неблагополучные районы города,
потому что мы тут живём, и, в общем, наше чувство опасности
совпадает с реальностью.
«Игры в безопасность» вскрываются,
когда становится очевидно, что меры безопасности не работают.
Итак, почему же люди не обращают внимания?
Из-за непонимания.
Если вы не понимаете риски, не понимаете, каковы издержки,
вы склонны принять ошибочное решение,
и ваше чувство безопасности не совпадает с реальностью.
Из-за недостатка жизненного опыта.
Эта проблема присуща
маловероятным событиям.
Например,
если теракты случаются очень редко,
то очень тяжело оценить
эффективность контртеррористических мер.
Вот почему продолжается охота на ведьм,
и вот почему бутафорские меры работают до поры до времени.
Недостаточно примеров сбоев этих мер.
К тому же, чувства затмевают разум —
искажения восприятия, о которых я говорил раньше,
страхи, народные поверья,
просто-напросто неадекватная модель реальности.
Давайте усложним.
Есть ощущение, и есть действительность.
Добавим третий элемент. Добавим модель.
Ощущение и модель у нас в уме,
реальность это окружающий мир.
Он не изменчив, он настоящий.
Итак, ощущение основано на интуиции.
Модель основана на логических умозаключениях.
Вот и вся разница.
В примитивном и простом мире
модель не нужна.
Потому что ощущение близко к действительности.
Модель просто не нужна.
Но в современном сложном мире
нужны модели,
чтобы понять большую часть встречаемых нами рисков.
Мы не ощущаем бактерий.
Нам нужна модель, чтобы понять, что такое бактерии.
И эта модель
является осмысленным представлением действительности.
Конечно, она ограничена текущим уровнем развития науки,
технологии.
Мы не знали, что бактерии являются причиной болезней,
пока мы не изобрели микроскоп, чтобы видеть их.
Она ограничена искажениями нашего восприятия.
Но она даёт возможность
пересилить ощущения.
Откуда же берутся модели? Мы заимствуем их у других.
Они достаются нам из религии, из культуры,
от учителей, от родителей.
Пару лет назад
я был в Южной Африке на сафари.
Егерь, меня сопровождавший, вырос в Национальном парке Крюгера.
У него был ряд довольно сложных моделей для выживания.
Они предусматривали случаи нападения
Львов, и леопардов, и носорогов, и слонов,
и когда нужно было бежать, а когда — лезть на дерево,
и когда лезть нельзя ни в коем случае.
Я бы умер там в первый же день,
но он там родился,
и он знает, как там выжить.
Я родился в Нью-Йорке.
Я мог бы привезти его в Нью-Йорк, и он не выжил бы и дня.
(Смех)
Потому что у нас разные модели,
основанные на разном жизненном опыте.
Модели могут навязываться СМИ
и чиновниками.
Подумайте о модели терроризма,
о похищениях детей,
безопасности полётов, безопасности дорожного движения.
Модели могут навязываться индустрией.
Я слежу за двумя из них — камерами наблюдения
и удостоверениями личности —
довольно много моделей компьютерной безопасности берут начало оттуда.
Много моделей приходит из науки.
Модели болезней — отличный пример.
Например рак, птичий грипп, свиной грипп, атипичная пневмония.
Наши ощущения опасности
этих болезней
берут начало в моделях,
данных нам наукой и изменённых СМИ.
Итак, модели могут меняться.
Модели не статичны.
По мере привыкания к среде
наши модели могут приблизиться к нашим ощущениям.
Например,
если вернуться на сто лет назад,
когда электричество только входило в обиход,
ему сопутствовало много страхов.
Люди буквально боялись звонить в дверной звонок,
потому там внутри было электричество и это было опасно.
Для нас электричество обыденно.
Мы меняем лампочки
даже не задумываясь о нём.
Наша модель безопасности электричества —
это то, с чем мы родились.
Оно не менялось пока мы взрослели.
И нам с ним легко.
Или, например, восприятие рисков
в интернете разными поколениями —
как старшее поколение понимает безопасность в интернете
и как — вы,
и как её будут понимать ваши дети.
Рано или поздно модели уходят на задний фон.
Интуитивно-понятный это то же что и знакомый.
Так вот, когда модель близка к действительности
и совпадает с ощущениями,
мы перестаём её замечать.
Красивый пример --
прошлогодняя эпидемия свиного гриппа.
Когда свиной грипп только появился,
первые новости вызвали чрезмерную реакцию.
Ему дали имя,
что сделало его страшнее обычного гриппа,
при том, что обычный грипп более опасный.
И люди считали, что медики должны что-то сделать.
Возникло то самое ощущение бесконтрольности.
Сочетание этих двух факторов
раздуло риск свыше реального.
Как только новизна пропала, прошли месяцы,
притерпелись,
и люди к нему привыкли.
Новых данных не поступало, но страх снижался.
К осени
люди думали
что медики уже решили эту проблему.
Была некая развилка —
люди стояли перед выбором
между страхом и признанием,
на самом деле, между страхом и безразличием,
и они выбрали подозрительность.
И когда прошлой зимой появилась вакцина,
много людей, поразительно много,
отказались сделать прививку —
прекрасный пример того,
как меняется ощущение опасности и как меняются соответствующие модели,
сильно меняются,
даже без новой информации,
даже без новых данных.
Подобное происходит довольно часто.
Усложним ещё раз.
Есть ощущения, модель, реальность.
У меня очень относительное понятие о безопасности.
Я считаю, что она зависит от наблюдателя.
И в большинство решений о безопасности
вовлечены разные люди.
И стороны
со специальными интересами
будут пробовать влиять на решение.
Я называю это их секретным планом.
Видите ли, план —
а это и маркетинг, и политика —
в том, чтобы убедить вас использовать одну модель, а не другую,
в том, чтобы убедить проигнорировать модель
и довериться чувствам,
очерняя людей с «неудобными» моделями.
Это не такая уж редкость.
Отличный пример — вред от курения.
Последние 50 лет
показали как меняется восприятие вреда от курения
и как табачная промышленность борется против
модели, которая ей не нравится.
Сравните это с дискуссией о вреде пассивного курения
примерно 20-летней давности.
Вспомните о ремнях безопасности.
Когда я был ребёнком, никто не пристёгивался.
Сегодня ни один ребёнок не даст вам поехать
если вы не пристегнули ремень.
Сравните это с дискуссией о подушках безопасности
примерно 30-летней давности.
Всё это примеры изменяющихся моделей.
Что мы узнали, так это то, что менять модели сложно.
Модели сложно вытеснить.
А если они совпадают с ощущениями,
то вы даже не знаете, что пользуетесь моделью.
Есть и другое искажение восприятия.
Я называю его ошибка подтверждения,
когда мы склонны рассматривать данные,
которые подтверждают наши убеждения
и отвергать данные противоречащие нашим убеждениям.
Так, свидетельство против нашей модели
мы скорее всего проигнорируем, даже если оно убедительно.
Оно должно стать очень убедительным, прежде чем мы обратим внимание.
Особенно сложны новые модели с долгосрочными последствиями.
Глобальное потепление — отличный пример.
Мы становимся двоечниками
когда речь идёт о моделях с продолжительностью в 80 лет.
Мы можем дотянуть до следующего урожая.
Мы можем спланировать и вырастить детей.
Но 80 лет — это для нас слишком сложно.
Именно поэтому эту модель так трудно принять.
Иногда мы держим в уме несколько моделей одновременно,
это похоже на то,
когда мы верим одновременно в разные вещи,
на внутреннее противоречие.
Рано или поздно
новая модель заменит старую.
Сильные переживания могут создать модель.
Теракт 11-го сентября создал новую модель безопасности
в умах многих людей.
Также могут и столкновения с преступностью,
страх заболеть,
страшные новости об эпидемиях.
Такие события психиатры
называют события-вспышки.
Они могут создать модель мгновенно,
потому что они очень эмоциональны.
В технологическом мире
у нас просто нет опыта
для оценки моделей.
И мы полагаемся на суждение других. Мы полагаемся на посредников.
Я имею в виду, что это работает с компетентным посредником.
Мы полагаемся на Минздрав
в решениях о безопасности лекарств.
Я вчера прилетел сюда.
Я не проверял самолёт лично.
Я доверил кому-то другому
Проверить, что мой самолёт был безопасен.
В этом зале никто не боится, что крыша рухнет,
не потому что мы лично проверили,
а потому что мы знаем, что
местные строительные стандарты надёжны.
Это лишь одна из моделей,
которые мы принимаем на веру.
И это нормально.
Чего мы хотим,
так это, чтобы люди обучались
наилучшим моделям
и приводили свои чувства в соответствие с этими моделями,
что позволит им делать правильный выбор.
Когда же модель перестаёт работать,
у вас есть два варианта.
Первый — можно исправить ощущения людей,
напрямую обратившись к эмоциям.
Это манипуляция, но может сработать.
Второй, более честный путь —
исправить модель.
Изменения происходят медленно.
Дискуссия о вреде курения заняла 40 лет,
и это ещё простая дискуссия.
Есть примеры посложнее.
Я намекаю на то, что
наша единственная надежда — информированность.
И я вас обманул.
Вспомните, когда я рассказывал про ощущения, модель, реальность.
Я сказал, что реальность не меняется. А она меняется.
Мы живём в эпоху технологий —
реальность постоянно меняется.
И мы сталкиваемся, наверное, впервые в истории нашего вида, с тем, что
ощущения следуют за моделью, модель следует за реальностью, реальность меняется —
да, они могут никогда не встретиться.
Сложно сказать.
Но в долгосрочной перспективе
важны и ощущения и реальность.
Я хочу завершить двумя короткими показательными историями.
В 1982-м, не знаю, помните ли вы,
в США была кратковременная суматоха
по поводу отравленного Тайленола.
Ужасная история. Кто-то взял бутылку Тайленола,
добавил туда яд, упаковал заново и положил на прилавок.
Кто-то другой купил и умер.
Это вселило ужас в людей.
Было ещё пару подобных случаев.
Реальной опасности не было, но люди были напуганы.
Это положило начало
индустрии упаковок с защитой.
Колпачки в защитном полиэтилене — они появились после этих случаев.
Это типичная «игра в безопасность».
Дома придумайте 10 способов обойти эту защиту.
Я подскажуодин — шприц.
Но всё это дало людям ощущение безопасности.
Это привело их ощущение безопасности
к лучшему соответствию с реальностью.
Последняя история. Несколько лет назад моя подруга рожала.
Я приехал к ней в роддом.
Оказывается, что сейчас, после родов
на ребёнка надевается радио-браслет,
и такой же надевается на маму,
так что, если кто-либо кроме мамы выносит ребёнка из покоев,
срабатывает сигнализация.
Я подумал: «Ого, здорово!
Интересно, а как часто детей крадут
из роддомов?»
Дома я это проверил.
Это практически никогда не случается.
Но если подумать,
если вы в роддоме,
и если вам нужно отлучить ребёнка от матери,
например, чтобы взять какие-то анализы,
вам лучше поиграть в безопасность,
а то мама оторвёт вам голову.
(Смех)
Это важно для нас,
для тех, кто придумывает меры безопасности,
кто проверяет меры безопасности
или просто правила поведения,
относящиеся к безопасности.
Это не только реальность, это ощущение и реальность.
Важно,
чтобы они совпадали.
Важно, потому что,
когда ощущения совпадают с реальностью,
мы гораздо лучше делаем выборы в плане безопасности.
Спасибо за внимание.
(Аплодисменты)