Я хочу поговорить с вами о моих детях. Да, я знаю, все думают, что их ребёнок самый невероятный, самый красивый из всех детей. Но мои и правда такие. (Смех) У меня 696 детей, и это самые умные, изобретательные, оригинальные, блестящие и перспективные дети, которых вы когда-либо встретите. Любой ребёнок, которого я имела честь учить в моём классе, становится моим. Но из-за того, что их «настоящие» родители не богаты и, предполагаю, потому что большинство из них не белые, они редко считают себя такими же фантастическими, какими их вижу я. Потому что в них я вижу себя или того, кем я могла бы стать. Я дочь афро-американцев с высшим образованием, которым пришлось тяжело работать, и которые выбрали путь слуг народа. Мой отец — министр, а мать — педагог. Богатство никогда не стоял во главе угла в нашем доме. Не имея много денег, мы жили в небогатом районе и я училась в небогатой школе. Но нам повезло, и мы выиграли джекпот на образование в волонтёрской программе по десегрегации, в рамках которой дети из бедных районов — чёрные и цветные — могут посещать пригородные школы для богатых и белых. Когда мне было 5 лет, мне нужно было ехать час на автобусе далеко от дома, чтобы получить лучшее образование. Когда мне было 5 лет, я думала, что все живут так же, как и я. Я думала, что все ходят в школу, и что только мы пользовались коричневыми мелками, раскрашивая семейные портреты, тогда как у всех остальных были карандаши персикового цвета. Когда мне было 5 лет, я думала, что все такие же, как и я. Но когда я повзрослела, я стала замечать некоторые вещи, например: как так, что мои друзья по соседству не встают в 5 часов утра и не едут целый час в школу? Как так, что я учусь играть на скрипке, а у них нет даже уроков музыки? Почему они занимаются по тем материалам, которые у меня были 2 или 3 года назад? Видите, когда я повзрослела, у меня появилось противоречивое чувство, что я делаю что-то, чего не должна, что я беру то, что мне не принадлежит, что я получаю чужой подарок. Все те чудеса, что со мной происходили, которые я испытала, я чувствовала, что у меня этого быть не должно. У меня не должно было быть библиотеки, отлично оборудованного спортивного зала или безопасных спортплощадок. У меня не должно было быть театрального кружка с сезонными постановками и концертами цифрового, изобразительного и исполнительского искусства. Мне не полагалось полностью оснащённых лабораторий по биологии и химии, школьных автобусов, подъезжающих к дому, свежеприготовленных школьных обедов и даже кондиционеров. Это всё, чего нет у моих детей. Понимаете, чем старше я становилась, хотя я и была благодарна за эту удивительную возможность, которая была у меня, меня всегда не покидало чувство: но как же остальные? На свете живут тысячи таких же детей, как и я, которые тоже этого достойны. Почему не всем это достаётся? Почему первоклассное образование доступно лишь богатым? Такое чувство, что я пережила нечто вроде синдрома выжившего. Все мои соседские друзья переживали образовательный кошмар, которого избежала я. Я была похожа на Моисея в образовании, который кричал «Пустите моих людей... в эти высококачественные школы!» (Смех) Я собственными глазами видела, как обращаются с другими и как им преподают. Я видела обетованную землю образования, и я никак не могла оправдать это неравенство. И сейчас я преподаю именно в такой школе, от которой меня однажды спасли. И я из первых рук знаю о тех средствах, которые я имела, когда была ученицей, а сейчас, став учителем, я не могу дать их своим ученикам. И много ночей я проплакала от отчаяния, злости и печали, потому что не могу учить своих детей так, как учили меня, так как те средства и ресурсы, которые были у моих учителей, недоступны для меня. Мои дети заслуживают большего. Мы сидим и бьёмся головой о стену, имя которой «Разрыв в успеваемости, разрыв в успеваемости!» Неужели так тяжело понять, почему эти учатся хорошо, а те нет? Неужели? Я считаю, что мы ошибаемся. Я считаю, что мы, как сказала Глория Лэдсон-Биллингс, должны изменить нашу точку зрения и начать называть вещи своими именами. Это не разрыв в успеваемости, это долг системы образования перед всеми чёрными и цветными детьми за те средства, которые никогда не были инвестированы в их образование. Один малоизвестный факт из американской истории: единственное, что было создано в Америке специально для цветных людей, — это институт работорговли, и некоторые готовы поспорить, что это тюрьмы, но это уже тема для другого выступления. (Смех) Система государственных школ в этой стране была построена рабами и на деньги, полученные от работорговли. В то время, как афро-американцы были рабами и не могли посещать школу, сам институт стал возможен благодаря их труду, а их к нему не допускали. С тех пор любое дело в суде, любая образовательная политика или реформа были попытками изменить облик института образования вместо того, чтобы просто остановиться и признаться себе, что всё пошло не так ещё в сáмом начале. Итак, упрощённый взгляд на историю американской системы образования. Всё нормально, потерпите немного. Чёрные не могли посещать школу, все вы знаете про рабство. И с помощью белых филантропов они построили собственные школы. Раздельно, но на равных всех бы устроило. Но как мы все знаем, когда всё было разделено, все были далеко не равны. Дело Брауна против совета по образованию города Топеки, штат Канзас, 1954 г. Разделение по расовому признаку теперь неправомерно. Но крайне мало людей с тех пор уделяли внимание всем судебным разбирательствам, которые забрали образовательную землю обетованную у каждого ребёнка, который должен был её получить по решению ещё того дела. Некоторые считают, что сегодня уровень сегрегации намного выше, чем тогда, когда мы пытались от неё избавиться. Моменты, когда я говорю своим детям о десегрегации, девятке из Литл-Рока, движении за права человека, становятся по-настоящему неловкими, когда я слышу вопрос от ребёнка: «Если сегрегации нет с 1954 года, тогда почему здесь нет белых детей?» (Смех) Эти дети не дураки. Они знают, что именно происходит, а что нет. Они знают, что когда дело доходит до школ, то жизни чернокожих не значат ничего и никогда не значили. Годами я отчаянно пыталась привить моим детям любовь к чтению. Я собрала небольшую библиотеку из книг, которые я купила в книжных секондхэндах или на барахолках. Но такие ужасные слова, как: «Возьмите книгу и почитайте», звучали для них как объявление войны. Это было пыткой. Однажды, после того как я узнала о сайте DonorsChoose, где учителя составляют список тех вещей, которые нужны в классе, а благотворители, анонимно, им это предоставляют, я поняла, что надо пойти на риск и составить список лучших книг для подростков. И более 200 абсолютно новых книг появились, одна за одной, в моём классе. Каждый день приходила новая книга и мои дети кричали с восторгом: «Это похоже на Рождество!» (Смех) А потом они спрашивали: «Мисс Самнер, откуда все эти книги?» И я им отвечала: «Незнакомцы со всей страны хотят, чтобы они у вас были». А потом они говорили, почти с подозрением: «Но они же совсем новые». (Cмех) На что я ответила: «Вы заслуживаете абсолютно новые книги». Но за живое эта ситуация задела меня тогда, когда одна из моих учениц, открывая с хрустом одну из книг, сказала: «Мисс Самнер, знаете, я думала, что это Вы купили нам эти книги, потому что вы, учителя, всегда нам что-то покупаете. Но знать, что какой-то незнакомец, человек которого я даже не знаю, так заботится обо мне, это правда круто». Знать, что незнакомец позаботится о тебе, — это привилегия, которой мои дети лишены. И с тех пор дети постоянно берут домой книги, а потом возвращают их с восклицаниями: «А эта была хороша!» (Смех) Теперь, когда я говорю: «Возьмите книгу и почитайте», дети несутся к библиотеке. Дело было не в том, что дети не хотели читать, наоборот, они с радостью читают, если есть что. Говоря на языке учреждений, система государственных школ никогда не была справедлива к цветным детям. Мы все так сосредоточены на конечном результате или на результатах тестов, на расстройстве. Мы терпим неудачи и удивляемся: «Почему всё пошло не так? Как так вышло?» Серьёзно? Если долго не заботиться о ребёнке, вы просто лишаетесь права удивляться, когда всё идёт не в лучшую сторону. Хватит быть растерянными, или смущёнными, или ошарашенными разрывом в образовании, разрывом в доходах, уровнем преступности или другим термином, которым сейчас измеряется социоэкономическое неравенство. Проблемы, которые у нас есть как у страны, это проблемы, которые мы создали как страна. Качество нашего образования напрямую зависит от нашей возможности учиться в ВУЗах, иметь работу и будущее. Пока мы не живём в мире, где каждый ребёнок может получить лучшее образование, не важно, где он живёт, не важно, какого цвета его кожа, есть вещи, которые мы можем сделать на макроуровне. Финансирование школ не должно зависеть от налога на собственность или каких-то заумных экономических уравнений, в то время как богатые дети продолжают пользоваться помощью государства, а у бедных детей еду и средства буквально вырывают изо рта. Губернаторы, сенаторы, мэры, члены городских советов... Если мы называем общественное образование общественным, так давайте так и сделаем. Иначе давайте называть вещи своими именами: гарантия бедности. «Общественное образование: гарантируем бедным детям бедность, с 1954 года». (Смех) Если мы как страна верим, что образование и есть «великий уравнитель», тогда оно и должно быть таким: равным и равноправным. А до этого момента в нашем демократичном образовании нет демократии. На местном уровне, с точки зрения истории, образование чёрных и цветных детей всегда зависело от благотворительности других. И, к сожалению, оно зависит до сих пор. Если ваш сын, или дочь, или племянница, племянник, сосед или Тимми, который живёт дальше по улице, пойдёт в богатую школу, убедите ваш школьный совет помочь бедной школе или нуждающемуся классу. Уберите этот разрыв, вступив в дискуссию и отношения, которые важны. Когда средствами делятся, их не делят, их преумножают. А на человеческом уровне, если вы живой человек, пожертвуйте. Время, деньги, средства, возможности, всё что есть в вашем сердце. Есть сайты, похожие на DonorsChoose, которые видят это неравенство, и правда хотят с ним справиться. Кто плотник без инструментов? Кто актриса без сцены? Кто учёный без лаборатории? Кто доктор без оборудования? Я вам скажу: это мои дети. Не должны ли они быть и вашими детьми тоже? Спасибо. (Аплодисменты)