Карлос —
морпех, ветеран вьетнамской войны,
который был добровольцем в трёх операциях
и в каждой был ранен.
В 1971 году он ушёл в отставку
по медицинским показаниям
из-за такого большого количества
осколков в его теле,
что на них срабатывали металлодетекторы.
Следующие 42 года он страдал
от ночных кошмаров,
повышенной тревожности
в общественных местах,
изоляции, депрессии.
Он пытался «лечиться» алкоголем.
Он женился и разводился три раза.
У Карлоса было посттравматическое
стрессовое расстройство.
Я стал психологом,
чтобы облегчать страдания людей,
и последние 10 лет моей мишенью были
страдания, причиняемые ПТСР,
которые испытывают ветераны вроде Карлоса.
До недавних пор ПТСР
практически не изучали.
И поэтому мы не знали, что делать.
Мы прописывали некоторым ветеранам
тяжелые медикаменты.
Других госпитализировали
и проводили им групповую терапию,
а остальным просто говорили:
«Идите домой и постарайтесь забыть
то, что с вами произошло».
Потом мы пробовали канистерапию,
лечение в природных условиях —
много всего, что может
на время облегчить стресс,
но не излечивает симптомы ПТСР
в долгосрочной перспективе.
Но ситуация изменилась.
И я пришёл сюда, чтобы рассказать вам,
что мы можем вылечить ПТСР,
а не просто временно устранить симптомы,
у большого количества ветеранов.
Потому что новые
научные исследования показали,
объективно и неоднократно,
какое лечение на самом деле помогает
избавиться от симптомов, а какое нет.
Как выяснилось,
лучшие способы лечения ПТСР
включают много таких же методов,
какие военные используют
в подготовке к войне.
Воевать —
это то, что мы хорошо умеем делать.
Мы, люди, воевали ещё до того,
как стали настоящими людьми.
И с того времени мы прошли путь
от камня и мышечной силы
до разработки самых изощрённых
и разрушительных боевых средств.
И чтобы ниши воины могли
использовать эти средства,
мы применяем самые передовые
методы подготовки.
Мы преуспели в ведении войн.
Мы преуспели в подготовке
наших воинов к борьбе.
Но всё же, принимая во внимание
опыт современных ветеранов войн,
мы начинаем осознавать,
что не настолько преуспели
в подготовке их к возвращению домой.
Почему?
Наши предки жили в постоянных конфликтах
и боролись там же, где жили.
Поэтому до недавнего времени
в нашей эволюционной истории
едва ли была нужда в обучении тому,
как вернуться домой с войны,
потому что мы никогда и не возвращались.
Но, слава богу, сегодня
бóльшая часть человечества
живёт в мирном обществе,
и на случай конфликта
мы, особенно в Соединённых Штатах,
владеем технологией проведения
быстрой подготовки наших солдат,
переброски их в любую точку мира,
и, когда они выполнят задачу,
возвращения их в мирную среду.
Но только представьте, каково это.
Я говорил с ветеранами,
которые рассказывали,
что сегодня они в ожесточённой
перестрелке в Афганистане,
где видят резню и смерть,
а всего три дня спустя
они несут мини-холодильник
на футбольный матч своего ребёнка.
«Взрыв мозга» — самый
распространённый термин.
(Смех)
Этот термин я чаще всего слышал
при описании подобного опыта.
И это именно так.
Потому что хотя наши солдаты проводят
бесчисленные часы в подготовке к войне,
мы только недавно пришли к осознанию,
что многие нуждаются в подготовке
к возвращению к гражданской жизни.
Как в случае любой подготовки, лучшие
методы лечения ПТСР требуют повторения.
В армии
мы не просто даём солдатам
автоматический танковый гранатомёт М19
и говорим: «Вот спусковой крючок,
вот боеприпасы, и удачи тебе».
Нет. Мы тренируем их на полигоне
и в специфической обстановке
снова, и снова, и снова,
до тех пор, пока
вскидывание оружия и прицеливание
не укоренятся в их мышечной памяти
и не будут производиться без раздумий,
даже в самых напряжённых условиях,
какие только можно представить.
То же применимо к методам лечения,
основанных на обучении.
Первый метод — когнитивная терапия,
это что-то вроде
ментальной перенастройки.
По возвращении ветеранов с войны
их восприятие мира настроено
для гораздо более опасной среды.
И если наложить это восприятие
на мирную среду,
то возникнут проблемы.
Вы начинаете тонуть в переживаниях
об опасностях, которых нет.
Вы начинаете сомневаться
в родных или друзьях.
Это не значит, что в гражданской жизни
нет опасностей, они есть.
Только вероятность с ними столкнуться,
по сравнению с полем боя,
во много крат ниже.
Так что мы не советуем ветеранам
перестать быть осторожными.
Но мы их тренируем,
чтобы осторожность соответствовала
той ситуации, в которой они находятся.
Если вы окажетесь
в неблагополучном районе,
повысьте её.
Идёте ужинать с семьёй?
Очень сильно приглушите её.
Мы тренируем ветеранов
быть очень рациональными,
систематически оценивать
реальную статистическую вероятность
столкновения, допустим, со взрывным
устройством, здесь, в мирной Америке.
При достаточной практике
эта перенастройка работает.
Следующий вид лечения —
экспозиционная терапия,
и это что-то вроде полевой подготовки,
самый быстрый из доказанных
действенных видов лечения.
Помните Карлоса?
Он выбрал этот вид лечения.
И мы начали с нескольких упражнений,
которые были для него испытанием:
сходить в магазин,
сходить в торговый центр,
сходить в ресторан,
сидеть спиной к двери.
И, что наиболее важно, —
находиться в такой обстановке.
Сперва он очень нервничал.
Он хотел сидеть так,
чтобы видеть помещение,
чтобы он мог составить план отступления,
чтобы он успел схватить
импровизированное оружие.
И он хотел уйти, но не ушёл.
Он вспомнил свою подготовку
в корпусе морской пехоты
и переборол дискомфорт.
И каждый раз, когда он так делал,
тревожность понемногу отступала,
и потом ещё немного, и ещё немного,
до тех пор,
пока он не научился заново
сидеть в публичном месте
и наслаждаться ситуацией.
Он также слушал записи рассказов
о своём боевом опыте
снова, и снова, и снова.
Он слушал, пока эти воспоминания
не перестали вызывать тревогу.
Он прокрутил эти воспоминания столько раз,
что его мозгу больше не нужно было
возвращаться к этим ситуациям
во сне.
И когда я с ним разговаривал
через год после окончания лечения,
он сказал мне:
«Доктор, впервые за 43 года
у меня не было ночных кошмаров».
И это не стирание памяти.
Травмирующий опыт
навсегда останется в памяти ветеранов,
но при достаточной практике
эти вспоминания больше не будут
такими свежими и болезненными, как раньше.
Больше не возникнет ощущения,
что это случилось вчера,
и это гораздо более
благоприятная ситуация.
Но часто этой цели трудно достичь.
И, как любая тренировка,
она может работать не для всех.
Также есть проблема доверия.
Иногда меня спрашивают:
«Если вы там не были, доктор,
как вы можете мне помочь?»
И это можно понять.
Но в момент возвращения
к гражданской жизни
вы не нуждаетесь в том, кто там был.
Вам не нужно обучаться
поведению на поле боя,
вам нужно обучаться тому,
как вернуться домой.
За последние 10 лет своей работы
я слышал в мельчайших подробностях
описания ужаснейших событий,
которые можно представить,
каждый день.
И это не всегда было легко.
Были времена, когда я чувствовал,
что сердце разрывается,
или что информации слишком много.
Но эти основанные на тренировках
методы работают так хорошо,
что неважно, чем я жертвую ради работы,
получаю я гораздо больше,
потому что я вижу,
как людям становится лучше.
Я вижу, как изменяются жизни людей.
Карлос теперь наслаждается
пикниками с внуками,
хотя он не мог такого себе позволить
с собственными детьми.
И что меня поражает,
даже после 43 лет страданий
всего за 10 недель интенсивных тренировок
он смог вернуться к жизни.
И когда мы разговаривали, он сказал:
«Я знаю, что не смогу вернуть те годы.
Но теперь, сколько бы лет на Земле
мне ни оставалось,
я проживу их в покое».
Он также сказал: «Я надеюсь,
более молодые ветераны не будут ждать,
чтобы получить необходимую помощь».
Я тоже на это надеюсь.
Потому что...
жизнь коротка,
и если вам повезло пережить войну
или другие травмирующие события,
вы обязаны самому себе
прожить жизнь хорошо.
И не нужно ждать, чтобы получить
необходимое обучение,
которое сделает это реальностью.
Лучший способ покончить со страданиями,
причиняемыми человечеству войной, —
это не воевать.
Но мы как вид
пока не настолько продвинутые.
И пока этого не произойдёт,
психологические страдания, причиняемые
нашим сыновьям и дочерям,
когда мы отправляем их сражаться,
могут быть смягчены.
Но мы должны сделать так, чтобы
хотя бы часть знаний, энергии, значимости,
которые мы вкладываем
в отправку их на войну,
вкладывались и в то,
чтобы хорошо подготовить их
к возвращению обратно домой.
Это то, что мы обязаны для них сделать.
Спасибо!
(Аплодисменты)