Наш курс о теории справедливости, и я начну его с мысленного эксперимента. Представьте, что вы — водитель трамвая, который несётся со скоростью 100 км/ч, и вдруг на своём пути вы замечаете пятерых рабочих — вы пытаетесь остановиться, но не можете, так как отказали тормоза. Вы в полном отчаянии, так как понимаете , что если врежетесь в этих рабочих, — они все умрут. Предположим, вы знаете это наверняка. Вы чувствуете свою беспомощность, как вдруг замечаете боковую ветку справа от вашей, и на ней находится только один рабочий. Вы всё ещё можете управлять, то есть вы сможете повернуть трамвай, если захотите поехать по запасному пути, убив при этом одного, но спасая пятерых. Вот и наш первый вопрос: как правильно поступить? Что бы вы сделали? Давайте проголосуем: кто повернул бы на боковую ветку? Поднимите руки. Кто бы не стал этого делать, а просто бы поехал прямо? Пожалуйста, не опускайте руки те, кто поехал бы прямо. Таких немного, получается большинство свернули бы. Давайте сперва выслушаем вас. Ведь нам теперь надо разобраться, почему вы считаете, что так правильно. Давайте начнём с большинства, то есть с тех, кто повернул бы и поехал по запасному пути. Почему вы бы так поступили? И на каком основании? Кто хочет поделиться соображениями? Пожалуйста, встаньте. Я считаю, что неправильно убивать пятерых, если можно убить одного. Нельзя убивать пятерых, если можешь убить одного, — хорошее рассуждение. Есть кто-то ещё? Все ли согласны с этим? Да, пожалуйста. Я думаю, причина та же, по которой мы считаем героями людей, врезавшихся на самолете в землю в Пенсильвании 11 сентября, потому что они решили убить людей на самолёте, чтобы не было убито еще больше людей в зданиях. Получается принцип тот же, что и в этом случае 11 сентября, при трагических обстоятельствах лучше убить одного, но сохранить жизнь другим. Вот почему многие из вас повернули бы, да? Теперь давайте послушаем тех немногих, кто не повернул бы. Да, вы. Я думаю, что подобное мышление оправдывает геноцид и тоталитаризм: чтобы спасти одну расу, вы истребляете другую. Что бы вы сделали в таком случае? Вы бы врезались и убили пятерых, избегая ужаса геноцида? Ну, видимо да. Правда? Да. Хорошо, кто ещё? Это смелый ответ, спасибо вам. Давайте рассмотрим другой пример с тем же трамваем и посмотрим, будет ли большинство из вас придерживаться той же логики: смерть одного взамен смерти пятерых. Теперь вы не водитель трамвая, а наблюдатель. Вы стоите на мосту и смотрите на рельсы, как вдруг по ним начинает нестись трамвай, и на пути у него пятеро рабочих. Тормоза не работают, и трамвай вот-вот врежется и убьёт пятерых. Вы не водитель, что делает вас ещё беспомощнее, как вдруг замечаете, что рядом с вами, прислонившись к перилам моста, стоит очень толстый человек. И вы могли бы его так подтолкнуть, что он упадёт с моста на рельсы, прямо навстречу трамваю — он умрёт, но спасёт пятерых. Кто столкнёт толстяка с моста? Поднимите руки. А кто не сделает этого? Большинство людей не столкнёт. Возникает закономерный вопрос: что стало с вашей логикой: лучше спасти пятерых, даже если придётся жертвовать жизнью одного. Что произошло с принципом, который до этого одобрил почти каждый из вас? Мне нужно мнение того, кто оба раза оказался в большинстве: в чём разница между первым и вторым случаем? Да, пожалуйста. Предполагаю, что во втором случае ты становишься активным участником, сталкивая человека вниз. Человек сам бы в противном случае не оказался вовлечённым в ситуацию, поэтому предпочтёт, чтобы всё разрешилось без него. Иначе он будет вовлечён во что-то, чего бы хотел избежать ..... Но тот самый рабочий на запасном пути не выбирал, жертвовать собой или нет, точно так же, как и толстяк, не правда ли? Это правда, но он на рельсах. А тот парень на мосту! Продолжайте, можете изменить решение, если хотите. Хорошо, это правда сложный вопрос, но вы хорошо постарались. Кто ещё может объяснить поведение большинства в обоих случаях? Прошу. Предполагаю, что в первом случае, где один рабочий против пятерых, стоит выбор между двумя вариантами, и ты вынужден принять решение, но люди умрут не из-за твоих непосредственных действий, а потому что несётся трамвай. Трамвай несётся на высокой скорости и тебе нужно принять мгновенное решение, тогда как столкнув толстяка, вы совершаете фактически убийство своими руками: ты можешь контролировать себя, но не трамвай. Поэтому я думаю, что это немного разные ситуации. Хорошо, кто хочет возразить? Это было неплохо. Кто возразит? Разве такое объяснение? Я не думаю, что это удачное рассуждение, потому что ты в любом случае выбираешь, кто умрёт: либо решаешь повернуть и убить человека, что является сознательным действием; либо ты сталкиваешь толстяка, что также является осознанным действием, то есть ты делаешь выбор в любом случае. Вы хотите возразить? Я не уверен на этот счёт, просто это выглядит не одним и тем же: сталкивая кого-то на рельсы и убивая его, ты фактически убиваешь его своими руками. Ты столкнул его собственным руками. Да, ты столкнул его, и это не то же самое, что повернуть машину, которая собьёт кого-то насмерть. Знаете, в моей голове это звучало лучше. Нет, это было хорошо, как вас зовут? Эндрю. Эндрю, позволь задать вопрос. Мы всё ещё на мосту рядом с толстяком. Теперь не надо его сталкивать. Пусть он стоит над люком, который можно открыть, повернув вот так. Ты повернёшь? По каким-то причинам это всё ещё неправильно. То есть, может быть если ты не нарочно оперёшься на этот механизм или как-то так или пусть машина как-то его снесёт, тогда я бы согласился. Да, всё ещё что-то неправильно в выборе, который в первом случае не казался таким. С другой стороны, в первом случае ты явно вовлечён в ситуацию, а во второй ты только наблюдатель. Ты выбираешь, стать участником ситуации или нет. Давайте на секунду забудем об этом случае. Вы постарались, но давайте на минутку отвлечёмся. Теперь вы — доктор в реанимационной, и у вас шесть пациентов. Они все — участники ужасной аварии с трамваем. Пять из них ещё держатся, но у одного серьёзные травмы, вы можете потратить весь день, чтобы вылечить тяжело больного, но тогда пятеро умрут. Или вы можете лечить пятерых, восстановить им здоровье, но в это время тяжело больной умрёт. Сколько спасут пятерых, будучи теперь доктором? Кто спасёт одного? Лишь немногие из вас. Практически единицы. Та же причина, я полагаю: одна жизнь против жизни пятерых. Другой медицинский случай: вы хирург-трансплантолог, у вас пять пациентов, каждому жизненно необходим какой-то орган. Одному — сердце, второму —лёгкое, третьему — почка, четвёртому — печень, а пятому — поджелудочная железа. У вас нет донора органов. Вам остаётся просто смотреть, как они умирают. Но вдруг оказывается, что в соседней комнате сидит здоровый человек. который просто пришёл провериться. И он... Вам это нравится, да? И он дремлет. Вы могли бы очень тихо войти, вытащить пять органов, — этот человек умрёт, но вы сможете спасти пятерых. Кто бы так сделал? Хоть кто-то? Сколько? Поднимите руки, если сделали бы. Кто-нибудь с балкона? Вы? Аккуратно, не слишком перегибайтесь… Кто бы не стал? Хорошо. Что скажете? Выскажитесь с балкона, почему вы бы изъяли органы? Я хочу предложить немного другое решение: взять только того из пяти нуждающихся в органах, кто умрёт первым, и воспользоваться его здоровыми органами, чтобы спасти оставшихся четверых. Это довольно хорошая идея. Великолепная идея, за исключением того, что вы только что разрушили философский смысл. Итак, давайте отойдём в сторону от этих историй и наших дискуссий, чтобы отметить пару обстоятельств того, как стала разворачиваться наша дискуссия. Уже начали проясняться определённые нравственные принципы в ходе обсуждений. Давайте рассмотрим, что из себя представляют эти принципы. Первый нравственный принцип, появившийся в дискуссии, гласил: правильный поступок, нравственный поступок зависит от последствий, в которые выльются ваши действия. В конце концов лучше, чтобы выжили пятеро, даже если один должен умереть. Это пример консеквенциальной этики. Консеквенциальная этика помещает мораль в контекст последствий действий. Потом мы пошли немного дальше, мы рассмотрели другие случаи, и вы уже не были столь уверены в правильности консеквенционализма. Когда вы не решались столкнуть толстяка или изъять органы невинного пациента. Вы указали на доводы, связанные с внутренними особенностями самого действия. Будь что будет! Вы сопротивлялись. Вы думали, что это просто неправильно, категорически неправильно — убить человека, невинного человека, даже ради спасения пяти жизней. Люди думали так как минимум во второй версии каждого мысленного эксперимента. Это указывает на второй, категорический способ размышления о нравственности. Категорическая нравственность ставит мораль перед определёнными абсолютно-этическими требованиями, перед обязательствами и правами, несмотря на последствия. На протяжении нескольких недель мы будем изучать разницу между консеквенциализмом и категорическим императивом. Важнейший пример консеквенциальной этики это утилитаризм — доктрина, предложенная английским политическим философом 18-го века Джереми Бентамом. Наиболее видным философом категориальной теории нравственности является немецкий философ 18-го века Иммануил Кант. Мы остановимся на этих двух разных видах морального суждения, дадим им оценку, а также рассмотрим другие виды. Из учебной программы видно, что мы изучим множество книг: произведения Аристотеля, Джона Локка, Иммануила Канта, Джона Стюарта Милля, и других. Обратите внимание на то, что мы не только рассмотрим эти книги, но и обсудим современные политические и правовые разногласия, поднимающие философские вопросы. Мы будем говорить о равенстве и неравенстве, о позитивной дискриминации, о свободе слова и пропаганде ненависти, об однополых браках и воинской повинности,— эти и другие прикладные вопросы будут подняты, чтобы не только «оживить» отвлечённые книги, но и внести ясность, что поставлено на карту в нашей повседневной жизни, в том числе и в политическом отношении. После изучения книг и обсуждения прикладных вопросов, мы увидим, как они дополняют и освещают друг друга. Возможно, это звучит заманчиво, но я должен предупредить: такой способ прочтения книг, при котором вы упражняетесь в самопознании, несет в себе определённые риски — риски как персональные, так и политические; риски, о которых знает каждый студент курса политической философии. Эти риски исходят из того, что философия учит нас, при этом нарушая привычный распорядок, идя вразрез с тем, что мы уже знаем. Парадоксально, но сложность этого курса в том, что вы учите уже известное вам. Знания, имеющиеся у нас из неоспоримых истин, превращаются в чуждые. Именно так работают наши примеры: шутливые гипотетические случаи, с которых мы начали эту лекцию, они правда отрезвляют.