Семь лет назад я выступала в Королевском суде Лондона — я адвокат, — и это был самый последний день затянувшегося процесса, в котором я представляла мужчину, который был тяжело травмирован и получил серьёзный ущерб на рабочем месте. Я была его адвокатом, и я выступала от его лица в суде. Был момент тишины, пока мы ждали, когда судьи зайдут в зал. И в этот момент я посмотрела в окно и задумалась. Я посмотрела в окно и подумала: знаете, Земля тоже была тяжело травмирована и получила серьёзный ущерб, и с этим нужно что-то делать. Моя следующая мысль фактически изменила мою жизнь. Я подумала: «Земля нуждается в хорошем адвокате». (Смех) И эта мысль не покидала меня. Я вышла и продолжала размышлять об этом, и я подумала: «А где те инструменты, с помощью которых я как адвокат могла бы представлять Землю в суде?" И я поняла, что их не существует. Тогда я начала думать вот о чём: что мне нужно, чтобы это реализовать? Что, если бы у Земли были права? В конце концов, у нас, людей, есть права. Самым важным из всех прав является, конечно же, право на жизнь. Что, если бы у Земли тоже было право на жизнь? Я рассказала об этом другим адвокатам. Они сказали: «Ты с ума сошла, Полли. Конечно же, у Земли нет прав. И к тому же существует целый свод законов об окружающей среде. Почему бы просто не использовать их?» Но я сказала: «Ну, тут есть проблема. Все существующие законы об охране окружающей среды не работают, они просто не действуют! Достаточно взглянуть на Амазонию, чтобы увидеть, что они не работают. Мы имеем дело с массовым ущербом и уничтожением, которые разрастаются ежедневно. Существующий закон этому не препятствует». Тогда я начала искать единомышленников. И я обнаружила, что на самом деле существует много людей, которые мыслят, как я. 750 миллионов, если быть точнее. 370 миллионов из них — аборигены. Они осознают, что у Земли есть право на жизнь. Они осознают, что жизнь сама по себе священна, не только человеческая жизнь — любая жизнь. Я так же обнаружила, что буддисты тоже разделяют этот образ мыслей. Это ещё 380 миллионов человек. 750 миллионов — таково население Европы — уже мыслят, как я. Просто это не записано в законе. Но потом я продолжила размышлять, потому что вообще, наряду с правами человека и нашим правом на жизнь, существует такое понятие, как убийство, или, как это называется в Америке, — гомицид. Когда речь о нас самих и о нашем сообществе, это называется «геноцид». И как раз, когда я выступала перед огромной аудиторией пару лет назад, в 2009 году, на тему прав Земли, кто-то из аудитории сказал: «Вы знаете, нам нужен новый язык, чтобы бороться с тем массовым ущербом и уничтожением, которым подвергается Земля, наши экосистемы». И я подумала: а знаете, вы правы. Это же как геноцид. Это экоцид! И это было одним из тех моментов просветления. Я в прямом смысле почувствовала, будто свет вспыхнул у меня над головой. Я подумала: «Боже мой, это следует считать преступлением. Возможно ли это? Можем ли мы посчитать экоцид преступлением?» И я ринулась домой и принялась за исследование этого вопроса. Три месяца спустя я выдохнула и поняла, что на самом деле мы не просто можем сделать это преступлением, а это и есть недостающее, пятое преступление против мира и безопасности человечества. Сейчас вы увидите на этом слайде, что это за группа преступлений, известных как международные преступления против мира и безопасности человечества. У нас уже есть преступления против человечества, военные преступления, геноцид. Их ввели после Второй мировой войны. И они являются зонтичными законами, они распространяются на весь мир. Это что-то вроде сверхзаконов, которые превалируют над всем остальным. Все остальные законы должны следовать за ними. Преступления агрессии — это подготовка к войне, их ввели только в 2010-м году. А я говорю, что на самом деле существует пятое преступление против мира, и это — экоцид. То, что мы уже имеем, — это законы, которые защищают благополучие жизни. Вообще, то, что они защищают, — это священность жизни как таковой. И я говорю, что это не только человеческая жизнь, что мы должны расширить сферу нашей обеспокоенности на благополучие любой жизни, всех обитателей этой планеты. Это схема того, что происходит в мире в данный момент. Мы имеем нанесение ущерба и уничтожение, которые разворачиваются в огромных масштабах, и это то, что я называю экоцидом, — я объясню этот термин немного позже, — но это, помимо прочего, ведёт к истощению ресурсов, что, в свою очередь, приводит к конфликту, который позже может привести к войне, которая, естественно, приводит к ещё большему ущербу и уничтожению, к большему истощению ресурсов. Собственно то, что сейчас происходит в Конго, — весьма убедительный пример этого цикла, который продвигается вверх по спирали, всё быстрее и быстрее, конфликт приводит к размаху войн, размаху ущерба и уничтожений, к размаху экоцида. И так это продолжается, продвигаясь вверх по спирали. Это то, что сэр Дэвид Кинг называет «столетием ресурсных войн». Это то, с чем мы сейчас сталкиваемся. Я думаю, что есть способ изменить эту ситуацию к лучшему. Мы можем, фактически, это остановить. Речь не о том, чтобы замедлить этот цикл, а именно остановить его. Вмешаться. И создать закон, который фактически нарушит движение по этой спирали, закручивающейся всё быстрее и выше, — это может сделать закон об экоциде. Вот начало законодательной инициативы, которую я подала в ООН. Экоцид — это преступление, когда мы способствуем широкомасштабному разрушению, ущербу экосистемам или их исчезновению. Так, каждое слово здесь имеет юридический вес. Но, возможно, самое важное слово здесь — это «обитатели». Видите, это не только люди, а все обитатели. И, конечно, это признание того, что если посмотреть на любую конкретную территорию, то мы увидим, что там живут не только люди, но и другие виды. Это также признание взаимосвязанности жизни как таковой. В конце концов, уничтожая Землю, от которой мы зависим, мы уничтожаем все возможности мирного сосуществования. Так, здесь есть два вида экоцида. Антропогенный экоцид. Антропогенный экоцид — это когда мы видим и можем установить, что своими действиями мы наносим массовый ущерб и уничтожение. Вообще, мы ранее сегодня уже слышали о том, как с точки зрения антропогенных факторов, мы наносим урон другими способами: увеличение парниковых газов — один из результатов массового ущерба и уничтожения. Я, кстати, совсем недавно подала правительствам всех стран документ-концепцию того, как мы можем использовать этот закон, чтобы закрыть путь к опасной промышленной деятельности, которая является причиной антропогенного экоцида. Но есть и другой вид экоцида, о котором я хочу сегодня поговорить, — это природный экоцид. Сюда входят цунами, наводнения, повышение уровня моря и всё, что способствует массовой гибели экосистем. И мы можем создать международный закон, который будет не только регулировать деятельность предприятий, а, что более важно, который возложит на все страны юридическую обязанность оказывать помощь, чтобы предоставить нам комплексные меры на случай, когда происходит что-то подобное. Потому что уже сейчас к нам обращаются Мальдивы и им подобные с просьбой: «Помогите нам! Мы рискуем уйти под воду из-за повышения уровня моря в ближайшие десять лет». А правительства говорят: «Мы ничего не можем сделать». На самом деле они фактически говорят: «Мы не обязаны по закону предоставлять помощь». Создав закон об экоциде, мы можем возложить юридическую обязанность предоставлять помощь, чтобы все нации объединились и предупредили это. В конце концов, существует 54 малых островных государства, которым угрожает повышение уровня моря. Но помимо 54 малых островных государств, также другие страны, Бангладеш, сталкиваются не только с наводнениями, повышением уровня моря, — над ними нависает тройная угроза, потому что есть ещё и таяние ледников. Возлагая на страны юридическую обязанность оказывать поддержку, мы можем начать диалог, в ходе которого будем решать, что нам сделать, чтобы оказать помощь? И это очень важно — то, что мы можем вместе продвигаться в решении этого вопроса. Потому что в итоге, даже если они находятся на другом конце света, в конечном счёте, это наша общая проблема. Но это ещё не всё. В международном уголовном праве есть принцип, который называется «командная ответственность». Да, это означает взятие ответственности на себя, но помимо этого это возлагание ответственности на тех, кто — если представить в виде треугольника — сидит на его вершине, на тех, кто отдают приказы и руководят. В данном случае это главы государств, министры. Это также руководители компаний, директора, главы банков — те, кто принимают решения, которые могут негативно повлиять на миллионы жителей под их руководством. И, возлагая на эти лица юридическую обязанность об оказании помощи, мы можем таким образом создать стандарты, согласно которым будем принимать решения, ставя людей и планету во главу угла. Речь о том, чтобы закрыть путь к опасной промышленной деятельности. Это сводится к тому, что можно воспринимать Землю двумя способами. Воспринимая Землю, как инертный предмет, мы ставим на неё ценник. Мы назначаем ей стоимость. И тогда мы покупаем её, продаём её, пользуемся ей, злоупотребляем, превращаем её в товар. Это всё регулируется законом о собственности. Однако есть способ по-другому взглянуть на Землю — рассматривать её как живое существо. И тогда всё меняется. По сути, это кардинально меняет то, как мы смотрим на вещи в долгосрочной перспективе. Потому что как только мы начинаем видеть себя в роли доверенных лиц и опекунов, мы берём на себя ответственность за будущие поколения. И это настраивает весы правосудия. На данный момент они в неисправном состоянии, они разбалансированы. Я верю, что мы можем это сделать — можем настроить баланс. Вообще, в истории уже был один случай, когда мы это сделали. Я хочу переместить вас на 200 лет назад. 200 лет назад Уильям Уилберфорс, который был членом парламента здесь, в Великобритании, взял на себя задачу отмены рабства. Когда он встал и сказал: «С моральной точки зрения рабство — это зло, мы должны его прекратить», в ответ хлынул поток возражений. Представители крупной промышленности сказали: «Вы не можете этого сделать, это необходимость. Этого требует народ. Кроме того, наша экономика рухнет, если мы избавимся от рабства». Ну, и те 300 предприятий, которые использовали рабство, у них были другие идеи. Они сказали: «Предоставьте нам решить эту проблему на добровольных началах: мы это самостоятельно урегулируем. И без того уже слишком много законов. (Смех) Более того, мы снизим объёмы, если давление усилится. Вообще, пусть рыночные силы определяют это. Создайте систему торговли квотами, если хотите». Что интересно, Британский парламент отверг все эти предложения. И фактически за два дня до смерти Уильяма Уилберфорса были приняты законы, которые впоследствии распространились по всему миру, и рабство было окончательно отменено. И если мы вернёмся в сегодняшний день, то увидим очень похожую картину. Изменилось только изображение. Это битуминозные пески Атабаски в Канаде. И когда я впервые увидела эти фото, моё сердце остановилось, я была потрясена. Я посмотрела на то, что там происходит, и сказала: «Это действительно преступление». И вот сегодня мы видим, что представители промышленности говорят то же самое. Разница только в том, что мы, собственно, попробовали применить те решения и обнаружили, что они не сработали. Одним из успехов в случае с рабством было то, что всё было организовано, был переходный период. Ни одна из тех компаний не обанкротилась. И Уильям Уилберфорс руководствовался тем же, чем руководствуюсь я. Речь не о том, чтобы ликвидировать крупную промышленность, а о том, чтобы превратить проблему в возможность. Фактически, ни одна из тех 300 компаний не обанкротилась после отмены рабства. Некоторые из них перешли на торговлю чаем в Китае. Они получили субсидии. Некоторые из них даже стали морской полицией. Уильям Уилберфорс сказал: «Должно произойти три ключевых события: вы отменяете субсидии, объявляете данную проблему незаконной и предоставляете новые субсидии в других направлениях». И это именно то, что нам необходимо сделать сегодня. Но это ещё не всё. Это уходит корнями в анналы истории к Священной Миссии Цивилизации. Этот концепт, согласно тому, что я нашла, появляется в письменных источниках в XVI столетии. И он был закреплён в Уставе ООН, который является первым успешным международным юридическим документом, принятым после Второй мировой войны. В нём говорится о том, что у членов ООН есть обязанность, юридическая обязанность ставить интересы обитателей — и вот снова это слово «обитатели» — на первое место, что оказание помощи — наша первостепенная обязанность, которую мы принимаем в качестве священной доверенности. Доверенности! Это значит, что мы — доверенные лица, уполномоченные представители, опекуны и у нас есть обязанность до последнего отстаивать благополучие жизни обитателей. Это защита здоровья и благополучия, это о том, чтобы ставить людей и планету на первое место. Закон об экоциде обеспечивает этот раздел Устава ООН юридической силой. И это очень важно. Потому что международный закон об экоциде — это преступление против человечества, но и не только: это преступление против природы, преступление против будущих поколений. Прежде всего, что самое важное, это преступление против мира и безопасности человечества. Он обязывает ставить людей и планету выше и важнее прибыли, а также утверждает то, что когда мы так делаем, когда мы открываем дверь в мир без конфликтов, мы можем создавать инновации в очень разных направлениях, что фактически приносит нам достаток во многих отношениях. И я не против прибыли, совсем нет. Я очень даже за. Но то, что я делаю, — это преграждаю путь тому, что способствует уничтожению жизни, и открываю путь тому, что утверждает жизнь как таковую. И это возвращает меня на семь лет назад, когда я начала с одной очень сильной мысли, и как она увлекла меня в путь, и до сих пор увлекает. Дело не только в том, чтобы предложить международный закон об экоциде, она фактически ведёт меня по пути изучения того, что нам сейчас необходимо — лидерство, адаптивное лидерство. Мы живём во времена быстро меняющегося мира. Она также привела меня к книге «Eradicating Ecocide», в которой описывается этот закон и объясняется, почему, собственно, законодательство стало причиной этой проблемы. Вы знали об этом? Корпоративное право ставит прибыль на первое место. У компаний есть юридическая обязанность перед акционерами максимизировать прибыль. И это нам очень помогало. Но, к сожалению, мы не следили за последствиями. Закон об экоциде превалировал бы над этим и предложил бы законодательный акт, который бы фактически предоставил нам возможность следить за последствиями. Пункт «Думай перед тем, как делать», который бы выполнял роль важного надзирателя. В заключение я просто хочу сказать следующее: Мартин Лютер Кинг однажды сказал, что когда наши законы будут ориентированы на равенство и справедливость, тогда наступит настоящий мир. Когда наши законы будут ориентированы на более глубокое понимание, тогда наше правосудие будет по-настоящему качественным. Экоцид — это закон, который позволяет нам ориентироваться на естественное право. И я верю, что в моей жизни это то, осуществлению чего стоит посвятить свою жизнь. Спасибо большое. (Аплодисменты)