В следующем месяце мне исполнится 44 года,

и я чувствую, что мой 44-ый год жизни 
будет очень хорошим,

это будет год удовлетворения и реализации.

У меня есть такое чувство

не потому, что лично меня 
что-то ждёт в будущем,

а потому, что я прочитал, 
что это будет хороший год,

в книге Нормана Мейлера, 
написанной в 1968 году.

«Он ощущал свои сорок четыре года...», —

писал Мейлер в книге «Армии ночи», —

«как совершенно определённый возраст,

ощущал свою телесность, что он состоит 
из костей, мускулов, тканей и кожи,

а не из воли, души, сознания...»

Я знаю, что Мейлер писал не обо мне.

Но я также знаю, что это обо мне.

У всех нас — у вас, у меня, 
у героя книги —

возраст в той или иной мере,

начиная от рождения, следует 
по заведённому распорядку:

через чудеса и запреты в детстве,

через взросление и разочарование 
в подростковом возрасте,

через раскрепощение и важные вехи 
во взрослой жизни,

через признание и смирение в старости.

В жизни есть место шаблонам,

и у всех они похожи.

Как писал Томас Манн: 
«Со мной случится то же, что и с ними».

Мы не просто живём по этим схемам.

Мы их ещё и записываем.

Описываем их в книгах, 
где они становятся повествованиями,

которые мы потом прочтём
и узнáем в них себя.

Книги рассказывают нам, кем мы были,

кто мы есть и какими мы будем.

Так было тысячи лет.

Джеймс Солтер писал:

«Если у жизни есть продолжение, 
то оно в книгах».

Итак, шесть лет назад, меня осенила мысль:

если жизнь продолжается в книгах,
то где-то должны быть

отрывки, посвящённые любому возрасту.

Если я их найду, то смогу собрать 
в единое повествование.

Склеить из них целую жизнь,

долгую жизнь, столетнюю жизнь,

цельную последовательность событий,

которую некоторым из нас 
посчастливится прожить.

Тогда мне было 37 лет —

Уильям Тревор называл этот возраст 
«веком благоразумия», —

и я был склонен размышлять 
о времени и возрасте.

Наследственная болезнь 
и полученная мной травма

означали, что старость 
может и не наступить.

К тому же, долгая жизнь 
только откладывает неизбежное,

если этого не сделают обстоятельства,
то время возьмёт своё.

Всё это довольно печально.

А список вечен.

Он станет хроникой хрупкой жизни 
год за годом,

позволит уловить и сохранить мимолётное,

даст мне и другим людям
намёк на будущее,

увидим ли мы его лично или нет.

Когда я стал формировать свой список, 
меня тут же захватило

исследование моря страниц 
в поисках всех возможных возрастов.

И вот мы проживаем год за годом
первого столетия нашей жизни.

«Двадцать семь... — это время 
внезапных откровений»,

«шестьдесят два... — 
незаметного отступления».

Конечно, я сознавал, 
что такие заключения относительны.

Во-первых, сейчас мы живём дольше
и стареем медленнее.

Кристофер Ишервуд 
для описания 53-летнего человека

использовал выражение «жёлтый лист»,

хотя всего за сто лет до этого лорд Байрон
этими же словами описывал себя 36-летнего.

(Смех)

Также я учитывал, что жизнь может 
непредсказуемо и сильно меняться

год от года,

и что люди могут по-разному воспринимать 
один и тот же возраст.

Но даже при этом, 
по мере формирования списка,

на странице ясно, как отражение в зеркале,

отображалась моя собственная жизнь:

в 20 лет я узнал, что «...становлюсь 
всё более и более неуверен, кто я»;

в 30 лет покинул «...пустошь, 
где готовился к активной жизни»;

в 40 научился 
«тихо закрывать дверь в комнаты,

куда не собираюсь возвращаться».

Всё это было про меня

и, конечно, про нас всех.

Милтон Глейзер, 
выдающийся графический дизайнер,

создавший эти прекрасные визуализации

и которому сейчас 85 лет —

«... созревание и кульминация» 
писал об этом возрасте Набоков, —

заметил в разговоре со мной, 
что, как искусство и цвет,

литература помогает нам вспомнить, 
что мы пережили.

Действительно, когда я показал 
свой список моему деду,

он понимающе закивал.

Ему было 95 и он был готов к смерти,

а это, по словам Роберто Боланьо,

«...то же, что никогда не умирать».

Оглядываясь назад, он сказал мне,

что Пруст был прав, говоря, что в 22 года 
нам кажется, что мы никогда не умрём;

и прав был танатолог Эдвин Шнейдман,

сказавший, что в 90 любой знает, 
что наверняка умрёт.

С ним случилось то же,

что и с ними.

Список закончен,

в нём сто лет.

И оглядываясь назад,

я знаю, что это ещё не конец.

У меня вся жизнь впереди,

и мне предстоит пролистать 
ещё много страниц.

И помня о Мейлере,

я жду своё 44-летие.

Спасибо.

(Аплодисменты)