В середине работы над своей диссертацией я безнадёжно застрял. Каждое направление исследований, за которое я брался, приводило в тупик. Казалось, что мои основные предположения просто перестали работать. Я чувствовал себя пилотом, летящим сквозь туман, и потерял всякое чувство направления. Я перестал бриться. Утром я не мог встать с кровати. Я чувствовал себя недостойным войти в университет, потому что я не был похож на Эйнштейна или Ньютона, или любого другого учёного, чьи выводы я изучал, потому что в науке мы только узнаем о результатах, а не о процессе. Поэтому, очевидно, я не мог быть учёным. Но я получил достаточную поддержку и прошёл через это, открыл что-то новое о природе. Это удивительное чувство спокойствия — осознание себя единственным человеком в мире, знающим новый закон природы. Я начал второй проект в рамках своей диссертации, но это повторилось снова. Я застрял, и прошёл через это испытание. Я начал размышлять, может быть, есть какой-то общий принцип. Я спросил других аспирантов, и они ответили: «Да, именно это с нами и происходило, только никто нас не предупреждал». Все мы изучали науку, будто это серия логических действий между вопросом и ответом, но процесс исследования не имеет с этим ничего общего. Одновременно я учился на актёра театра импровизации. Физика днём, а ночью — смех, прыжки, пение, игра на гитаре. Театр импровизации, как и наука, изучает неизвестное, потому что вы должны сыграть эпизод на сцене без режиссёра, без сценария, не имея ни малейшего представления, что вы будете изображать или что будут делать другие актёры. Но в отличие от науки, в театре импровизации вам сразу расскажут, что произойдёт, когда вы окажетесь на сцене. Вы с треском провалитесь. Вы застрянете. И мы тренировались творить даже когда выхода нет. Например, мы делали упражнение, где все вставали в круг, и каждый должен был станцевать худшую в мире чечётку, а остальные аплодировали и подбадривали его, поддерживая на сцене. Когда я стал профессором и должен был руководить своими собственными студентами в их работе над исследовательскими проектами, я снова понял, что не знаю, что делать. Я изучал физику, биологию, химию тысячи часов, но ни одного часа, ни одной концепции о том, как наставлять, как вдохновлять кого-то вместе исследовать неизвестное, о мотивации. Поэтому я обратился к театру импровизации, и с самого начала рассказал своим студентам, что произойдёт, когда они начнут свои изыскания, и это необходимо включить в мысленную схему их исследования. Так как, что бы ни делали люди, например, если я хочу прикоснуться к доске, мой мозг сначала строит схему, точный прогноз того, что мои мышцы сделают перед тем, как я начну перемещать свою руку, и если я окажусь заблокированным, если моя схема не соответствует реальности, это вызовет избыточный стресс, называемый когнитивным диссонансом. Поэтому ваши схемы должны лучше соответствовать реальности. Но если вы верите в метод обучения науке, если вы верите учебникам, вы склонны составлять следующую схему исследования. Если A — вопрос, а B — ответ, тогда у исследования прямой путь. Проблема в том, что если эксперимент не получается, или студент впадает в депрессию, это воспринимается как что-то совершенно неправильное и вызывает огромный стресс. Поэтому я обучаю своих студентов более реалистичной схеме. Вот пример, когда ситуация не соответствует вашей схеме. (Смех) (Аплодисменты) Я учу своих студентов другой схеме. Если A — вопрос, а B — ответ, проявите творчество в облаке, и вы начнёте работать, а эксперименты не получаются, эксперименты не получаются, эксперименты не получаются, эксперименты не получаются, пока вы не достигнете места, связанного с отрицательными эмоциями, где кажется, что ваши основные предположения перестали иметь смысл, будто кто-то выдернул ковёр у вас из-под ног. Я называю это место облаком. Вы можете блуждать в облаке в течение дня, недели, месяца, года, целой карьеры, но иногда, если вы достаточно удачливы и вам оказывают достаточную поддержку, вы сможете увидеть в материалах под рукой или, может быть, размышляя о форме облака, новый ответ, С, и вы решите выбрать его. А эксперименты не получаются, эксперименты не получаются, но вы там, и можете рассказать любому об этом, опубликовав доклад про переход из А в С, это отличный способ обмена информацией, пока вы помните путь, который привёл вас туда. Сейчас это облако — неотъемлемая часть исследования, неотъемлемая часть нашей профессии, потому что облако стоит на страже границы. Оно стоит на страже границы между известным и неизвестным, потому что для того, чтобы открыть что-то действительно новое, хотя бы одно из ваших основных предположений необходимо изменить, а это означает, что в науке мы делаем что-то совершенно героическое. Каждый день мы пытаемся достичь границы между известным и неизвестным встретиться с облаком. Теперь обратите внимание, что я поместил B в область известного, потому что мы знали о нем в начале, но С — всегда более интересно и более важно, чем В. Поэтому В необходимо, чтобы начать, а С гораздо более глубокое. Это и есть удивительное явление в исследовательской работе. Теперь я просто осознаю, что это слово, облако, было трансформирующим в моей исследовательской группе, потому что студенты приходили ко мне и сообщали: «Ури, я в облаке», а я отвечал: «Великолепно, вы должны чувствовать себя несчастным». (Смех) Но я был отчасти счастлив, потому что мы, может быть, станем ближе к границе между известным и неизвестным, мы имеем шанс открыть что-то действительно новое, начиная с механизма работы нашего мозга, это просто знание о том, что облако нормально, необходимо и, на самом деле, прекрасно. Мы можем присоединиться к фан-клубу Облака, и это обезвредит чувство, что с вами что-то серьёзно не так. Как наставник я знаю, что делать, — больше поддерживать студента, потому что исследования в психологии показывают, что если вы ощущаете страх и отчаяние, ваш ум сужается до очень безопасных и консервативных способов мышления. Если бы вы захотели рискнуть, что необходимо для выхода из облака, вам бы понадобились другие эмоции — солидарность, поддержка, надежда — которые вы получаете через взаимодействие с кем-то ещё, поэтому в науке, как в театре импровизации, лучше погружаться в неизвестное вместе. Зная об облаке, вы также учитесь у театра импровизации очень эффективному способу диалога внутри облака. Он основывается на главном принципе театра импровизации, в этом театр импровизации снова пришёл мне на помощь. Он заключается в том, чтобы отвечать «Да, и» поддерживая инициативу других актёров. Это означает принимать предложения и опираться на них, говоря «Да, и». Например, если один актёр говорит: «Здесь бассейн с водой», а другой актёр отвечает: «Нет, это просто сцена», — конец импровизации. Это смерть, и все чувствуют фрустрацию. Это называется блокировкой. Если вы не заботитесь о взаимодействии, научным беседам может мешать большое количество блокировок. Приведу пример использования высказывания «Да, и». «Здесь бассейн с водой». «Да, давай прыгнем». «Смотри, это кит! Давай схватим его за хвост. Он тащит нас к луне!» Выражение «Да, и» обходит нашего внутреннего критика. У всех нас есть внутренний критик, который контролирует содержание наших высказываний, поэтому люди не считают их неприличными, а нас — сумасшедшими или банальными. Поэтому учёные полны страха показаться неоригинальными. Выражение «Да, и» обходит критика и освобождает скрытые голоса творчества, о которых вы даже не подозревали, а они часто содержат в себе ответ об облаке. Знание об облаке и выражение «Да, и» сделало мою лабораторию очень творческой. Студенты начали играть идеями друг друга, и мы сделали удивительные открытия на границе между физикой и биологией. Например, мы застряли на целый год, пытаясь понять запутанные биохимические связи внутри наших клеток, мы констатировали: «Мы глубоко в облаке». У нас состоялась шутливая беседа, когда мой студент Шай Шен Орр сказал: «Давайте просто нарисуем эти связи на листе бумаги», и, вместо того, чтобы возразить: «Но мы делали это так много раз безрезультатно», я ответил: «Да, возьмём большой лист бумаги», тогда Рон Мило предложил: «Давайте используем гигантский лист архитектурной синей светокопировальной бумаги, я знаю, где можно распечатать», и мы распечатали эту сеть, посмотрели на неё, и тогда мы сделали наше самое значительное открытие, что эта сложная сеть всего-то состоит из небольшого количества простых, повторяющихся шаблонов взаимодействий, как узор в витражном стекле. Мы называем их сетевыми фрагментами. Они представляют собой элементарные контуры, которые помогают нам понять логику, согласно которой клетки принимают решения во всех организмах, включая наше тело. Вскоре после этого меня пригласили прочитать доклад тысячам учёных со всего мира, но знание об облаке и высказывании «Да, и» было известно только внутри моей лаборатории, потому что в науке мы не обсуждаем процесс, что-то субъективное или эмоциональное. Мы говорим о результатах. Поэтому не было никакой возможности обсудить эти вопросы на конференциях. Это было немыслимо. Я видел учёных из других групп, застрявших, которые были не в состоянии даже описать словами то, что они видели. Их образ мышления был сужен до очень безопасных путей, их наука не реализовала полностью своего потенциала, они были жалки. Я придумал, как изменить сложившуюся ситуацию. Я постараюсь сделать свою лабораторию такой творческой, насколько это возможно, и если все остальные сделают то же самое, наука в итоге будет становиться лучше и лучше. Я переосмыслил способ решения этой проблемы, когда случайно услышал выступление Эвелин Фокс Келлер, рассказывавшей о своём опыте работы в науке. Она спросила: «Почему мы не говорим о субъективных и эмоциональных аспектах научной деятельности? Это не случайно. Это вопрос ценностей». Наука стремится к объективным и рациональным знаниям. Это в науке прекрасно. Но также существует культурный миф о том, что повседневная научная деятельность, порождающая эти знания, тоже сплошь объективна и рациональна, как мистер Спок. И когда вы относите что-то к объективному и рациональному, автоматически, с другой стороны, субъективное и эмоциональное относится к категории ненаучного или антинаучного, или угрожающее науке, но мы просто не говорим об этом. Когда я услышал, что наука имеет культуру, для меня всё встало на свои места, потому что если у науки есть культура, культура может быть изменена, а я могу реформировать её, везде, где возможно. Поэтому на следующей лекции я провёл конференцию, рассказал о своей исследовательской работе, а потом — о важности субъективных и эмоциональных аспектов научной деятельности и о том, как нам следует обсуждать их, но я посмотрел на слушателей, а они остались холодны. Они не смогли воспринять, о чём я говорил в контексте 10 последовательных презентаций в PowerPoint на конференции. Я пробовал снова и снова, проводил конференцию за конференцией, но не смог добиться отклика. Я был в облаке. В конце концов, я сумел выйти из облака, используя импровизацию и музыку. С тех пор, на каждой конференции, в которой я участвую, я провожу научную беседу, а потом рассуждаю на тему «Любовь и страх в лаборатории», начиная с песни о самом большом страхе учёных, который состоит в том, что они усердно работают, открывают что-то новое, а кто-то другой опубликовывает это раньше них. Это называется «остаться позади» и сопровождается тяжёлыми переживаниями. В результате мы боимся общаться друг с другом, и это отнюдь не весело, потому что мы пришли в науку, чтобы делиться идеями и учиться друг у друга, поэтому я пою песню в стиле блюз, которая — (Аплодисменты) — называется «Меня снова опередили» и прошу аудиторию подпевать, я говорю им: «Ваш текст — “Опередили, Опередили”». Звучит так: «Опередили, опередили!». Звучит так. ♪ Меня снова опередили ♪ ♪ Опередили! Опередили! ♪ А затем мы пробуем. ♪ Меня снова опередили ♪ ♪ Опередили! Опередили! ♪ ♪ Меня снова опередили ♪ ♪ Опередили! Опередили! ♪ ♪ Меня снова опередили ♪ ♪ Опередили! Опередили! ♪ ♪ Меня снова опередили ♪ ♪ Опередили! Опередили! ♪ ♪ Ох, мама, неужели ты не чувствуешь мою боль ♪ ♪ Небеса, помогите мне, меня снова опередили ♪ (Аплодисменты) Спасибо. Спасибо, что подпевали. Все начинают смеяться, дышать, отмечать, что есть другие учёные с такими же проблемами, и мы начинаем размышлять об эмоциональных и субъективных моментах, присутствующих в исследовательской работе. Было такое ощущение, что отменили строгий запрет. Наконец-то мы могли говорить об этом на научной конференции. Учёные продолжили формировать группы единомышленников, где они регулярно встречались и создавали пространство для бесед об эмоциональных и субъективных проблемах, встающих перед ними в процессе наставничества, исследования неизвестного, и даже открыли курсы, обучающие процессу научной деятельности, тому, как совместно заниматься научным поиском и много других вещей. Моё видение заключается в том, что так же, как каждый учёный знает слово «атом», и что вещество состоит из атомов, каждый учёный мог бы знать слово «облако» и выражение «Да, и», тогда наука станет заметно изобретательнее, сделает много, гораздо больше неожиданных открытий на благо нам всем, а также будет куда более весёлой. Я бы хотел, чтобы вы запомнили: в следующий раз, когда столкнётесь с проблемой, которую не можете решить, в работе или в жизни, есть слово, обозначающее то, что вы испытаете: облако. Вы можете пройти через облако не в одиночку, а вместе с кем-то, кто вас поддержит и скажет «Да, и» вашим идеям, кто поможет вам сказать «Да, и» вашим собственным идеям, чтобы повысить шанс, пробираясь сквозь обрывки облака, испытать ощущение покоя, когда вы увидите первый проблеск вашего неожиданного открытия, ваше С. Спасибо. (Аплодисменты)