В этом году в Германии отмечают 25-ю годовщину мирной революции в Восточной Германии. В 1989 году коммунистический режим был повержен, Берлинская стена рухнула, а годом позже Германская Демократическая Республика, ГДР, на востоке слилась с Федеративной Республикой Германии на западе, чтобы основать ту Германию, что мы знаем сегодня. Помимо других вещей, Германия унаследовала архивы тайной полиции Восточной Германии, известной как Штази. Только через 2 года после её распада документы были обнародованы, и историки, вроде меня, принялись за их изучение с целью узнать, как функционировал государственный надзор ГДР. Возможно, вы смотрели фильм «Жизнь других». Этот фильм сделал Штази всемирно известной. И так как мы живём во времена, когда слова вроде «слежка» и «перехват сообщений» пестрят на первых полосах газет, я бы хотел поговорить о том, как на самом деле работала Штази. Вначале коротко ознакомимся с историей Штази, так как это очень важно для понимания её внутренней концепции. Министерство берёт истоки в России. В 1917 году русские коммунисты основали Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем, коротко ЧК. Её возглавлял Феликс Дзержинский. ЧК была инструментом, с помощью которого коммунисты устанавливали свой режим, терроризируя население и преследуя врагов. Позднее она развилась в хорошо всем известный КГБ. ЧК была идолом сотрудников Штази. Они называли себя чекистами, и даже эмблема выглядела похоже, как можно видеть здесь. По сути, тайная полиция России стала создателем и инструктором Штази. Когда Красная армия оккупировала Восточную Германию в 1945 году, она мгновенно там распространилась, вскоре начав тренировать немецких коммунистов для создания собственной тайной полиции. Кстати, в этом самом зале в 1946 году была учреждена правящая партия ГДР. 5 лет спустя возникла Штази, и шаг за шагом грязная работа тирании перешла к ней. К примеру, центральная тюрьма для политических заключённых, созданная русскими, перешла в руки Штази, и министерство пользовалось ей до конца дней коммунизма. Вот она. В начале каждый важный шаг осуществлялся в присутствии русских. Но известно, что немцы весьма эффективны, так что Штази развилась довольно быстро, и уже в 1953 году в ней было больше сотрудников, чем в Гестапо — тайной полиции нацистской Германии. Число их удваивалось каждые 10 лет. В 1989 году более 90 000 служащих работало в Штази. Это означало, что 1 сотрудник отвечал за 180 человек — уникальный пример в мировом контексте. На вершине этого громадного аппарата был один человек — Эрих Мильке. Он управлял Министерством государственной безопасности в течение более 30 лет. Он был скрупулёзным чиновником, — в прошлом он убил двух полицейских не так далеко отсюда — по сути, олицетворявшим Штази. Что же было таким необычным в Штази? Прежде всего, её обширная власть, так как она объединила разные функции в пределах одной организации. Во-первых, Штази была разведывательной службой. Она использовала все мыслимые инструменты для добычи информации секретно, такие как информаторы, прослушивание телефонов, как видно вот на этом изображении. И она работала не только в Восточной Германии, но и по всему миру. Во-вторых, Штази была тайной полицией. Её сотрудники могли останавливать людей на улице и заключать их в тюрьмы. В-третьих, Штази выполняла работу публичного обвинителя. У неё было право открывать предварительное расследование и официально допрашивать людей. Наконец, что не менее важно, у Штази были собственные вооружённые силы. Более 11 000 солдат служили в рядах так называемого гвардейского полка. Его создали для подавления протестов и восстаний. Из-за такой концентрации власти Штази называли государством в государстве. Но рассмотрим инструменты Штази пристальнее. Пожалуйста, не забывайте, что в то время Интернета и смартфонов ещё не существовало. Конечно, Штази применяла все виды технических средств для преследования людей. Телефоны прослушивались, включая телефон немецкого канцлера на Западе, а также зачастую и квартиры. Каждый день вскрывалось 90 000 писем вот такими машинами. Штази также тайно следила за десятками тысяч людей, направляя специально обученных агентов и используя скрытые камеры, чтобы задокументировать каждый их шаг. На этом изображении, сделанном агентом Штази, вы видите меня, молодым, прямо напротив того здания, где мы сейчас находимся. Штази даже собирала запахи людей. Они хранили их образцы в закрытых банках, найденных после мирной революции. За все эти задания были ответственны узкоспециализированные отделы. Тот, что занимался прослушкой телефонов, был абсолютно отделён от того, что контролировал письма. И по хорошим причинам: один уволившийся из Штази агент знал довольно мало. Сравните это со Сноуденом, например. Но также важна была и вертикальная специализация, дабы пресечь развитие сопереживания с объектом слежки. Агент, следящий за мной, не знал, кто я или почему за мной следили. Я занимался контрабандой запрещённых книг с запада на восток Германии. Но ещё более типичным для Штази было использование агентурной разведки — людей, секретно докладывавших Штази. Для Министра государственной безопасности эти так называемые внештатные сотрудники были самым важным инструментом. Начиная с 1975 года, около 200 000 человек постоянно сотрудничали со Штази — более 1% населения. И в каком-то смысле министр был прав, ведь технические инструменты могут только зафиксировать то, что делает человек, но агенты и шпионы могут также доложить, что человек планирует делать и о чём он думает. Поэтому Штази и нанимало так много информаторов. Система их вербовки и обучения, как это называлось, была весьма изощрённой. У Штази был собственный университет, недалеко отсюда, где такие методы исследовались и применялись для обучения сотрудников. Эта директива давала подробное описание каждого шага, который необходимо предпринять, чтобы убедить кого-то предать своих собратьев. Иногда, говорят, информаторов принуждали к сотрудничеству, но, по большей части, это не так, ведь тот, кого принудили, — плохой информатор. Только тот, кто хочет дать вам желаемую информацию, — эффективный осведомитель. Основные причины, по которым люди сотрудничали со Штази, — политические убеждения и материальные блага. Офицеры также старались создать личную связь между собой и информаторами, и, по правде говоря, пример со Штази показывает, что не так-то трудно склонить кого-то на предательство. Даже некоторые топ-диссиденты Восточной Германии сотрудничали со Штази, к примеру, Ибрахим Бёме. В 1989 году он был лидером мирной революции и почти стал первым свободно избранным премьер-министром ГДР, пока не выяснилось, что он был информатором. Сеть шпионов была весьма обширна. Почти в каждом учреждении, даже в церквях Восточной Германии, было по нескольку шпионов. Помню, как я говорил ведущему сотруднику Штази: «Если бы Вы отправили ко мне информатора, я бы определённо распознал его». Его ответ был: «Никого мы не отправляли. Мы работали с теми, кто был рядом с вами». И в самом деле, два моих лучших друга докладывали обо мне в Штази. Не только в моём случае информаторы были так близки. Например, Вера Ленгсфельд, другой топ-диссидент. В её случае за ней шпионил собственный муж. Известный писатель был предан своим же братом. Мне это напоминает о романе «1984» Джорджа Оруэлла, где единственным человеком, которому можно было доверять, был информатор. Но почему Штази собирала эту информацию в своих архивах? Главной целью был контроль над обществом. Почти в каждой своей речи министр Штази приказывал обнаружить, кто есть кто, что означало: кто о чём думает. Ему не хотелось ждать, пока кто-то попытается предпринять действия против существующего режима. Он хотел знать заранее, о чём люди думают и что планируют. Конечно же, немцы на востоке знали, что они окружены информаторами. При тоталитарном режиме, рождение недоверия и состояния постоянно растущего страха были наиболее важными инструментами в притеснении людей, как и при любой форме диктатуры. Поэтому немногие немцы из Восточной Германии пытались бороться против коммунистического режима. Если всё же пытались, Штази часто обращалась к по-настоящему дьявольскому методу. Он назывался Zersetzung [деморализация] и был описан в ещё одной директиве. Сложно дать точный перевод этого слова, потому как изначально его значение — «биологический распад». Но, фактически, это весьма точное описание. Целью было тайно уничтожить уверенность людей в себе, например, нанося ущерб их репутации, саботируя их работу и разрушая их личные отношения. Учитывая это, Восточная Германия была вполне современной диктатурой. Штази не пытались арестовать каждого диссидента. Они предпочитали их парализовать и могли это сделать, так как у них был доступ к большому объёму личной информации и ко многим организациям. Задержание использовалось только как крайняя мера. Для этого у Штази было 17 следственных изоляторов, по одному в каждом районе. В них Штази также развили вполне современные методы заключения. Обычно ведущий допрос офицер не мучил допрашиваемого. Вместо этого он использовал замысловатую систему психологического давления, в которой центральной была строгая изоляция. Практически ни один заключённый не выдерживал без дачи показаний. Если вам выдастся случай, посетите бывшую тюрьму Штази в Берлине и примите участие в туре с бывшим политическим заключённым, который объяснит, что и как там работало. Следует ответить ещё на один вопрос: если Штази была так хорошо организована, почему потерпел крах коммунистический режим? Во-первых, в 1989 году руководство Восточной Германии не имело чёткого плана того, какие действия предпринять против растущего протеста среди людей. Всё было ещё более запутано, ведь на родине социализма, в Советском Союзе, имела место более либеральная политика. К тому же, режим был зависим от ссуд Запада. Потому никакого приказа на уничтожение восстания Штази дано не было. Во-вторых, в идеологии коммунизма нет места критическому разбору. Вместо этого руководство отталкивалось от убеждения, что социализм — идеальная система, и, конечно же, Штази приходилось с этим соглашаться. В результате, несмотря на всю информацию, режим не мог проанализировать собственные проблемы, а потому и не мог их разрешить. В итоге Штази отмерла из-за тех структур, которые ей было поручено защищать. Конец Штази был трагичным, так как её сотрудники во время мирной революции были озабочены только одним — уничтожением документов, накопленных за десятилетия. К счастью, их остановили активисты по защите прав человека. Потому сегодня мы можем ознакомиться с файлами для лучшего понимания того, как функционировал государственный надзор. Спасибо. (Аплодисменты) Бруно Джусcани: Спасибо. Большое спасибо. Хубертус, хочу задать тебе пару вопросов. У меня тут «Шпигель» за прошлую неделю. «Mein Nachbar NSA» — «Мой сосед, АНБ». А ты только что поведал нам о соседях — шпионах и информаторах из Восточной Германии. То есть, существует прямая связь между этими двумя историями. Или нет? Какова твоя реакция, как историка, когда ты видишь подобное? Хубертус Кнабе: Думаю, нужно упомянуть несколько аспектов. Во-первых, есть большая разница в причинах сбора данных. Делается ли это для защиты своих граждан от атак террористов или для подавления людей? В этом фундаментальная разница. Но с другой стороны, также и в демократии такими инструментами могут злоупотреблять. И вот тут-то нам и нужно быть бдительными, дабы предотвратить подобное и быть уверенными в том, что разведывательные органы следуют существующим правилам. Третье: возможно, нам действительно нужно радоваться, что мы живём в демократии, ведь точно известно, что и Россия, и Китай делают то же самое, но никто об этом не говорит, ведь никто не смеет. (Аплодисменты) Бруно Джусcани: Когда эта история появилась впервые, в июле прошлого года, ты подал заявление о возбуждении уголовного дела в немецком суде. Почему? Хуберутс Кнабе: Да, я это сделал из-за того, что упомянул вторым: я думаю, особенно в демократии, правила одинаковы для всех. Они созданы для всех, так что не должно быть случаев, когда какие-либо учреждения им не следуют. В уголовном кодексе Германии указано, что прослушивание без разрешения судьи запрещено. К счастью, это прописано в уголовном кодексе Германии, так что если этому правилу не следуют, то, думаю, необходимо расследование. Начало этого процесса заняло очень длительное время у публичного обвинителя Германии. И начал он его только после случая с Ангелой Меркель, но не в случае с остальными жителями Германии. Бруно Джуссани: Меня это не удивляет— (Аплодисменты) — из-за той истории, что ты рассказал. В других странах люди — я живу за пределами Германии — да и я ожидал, что немцы незаметлительно отреагируют возмущением. Вместо этого кто-то отреагировал только тогда, когда было раскрыто, что канцлер Меркель находилась под прослушкой. Почему так? Хубертус Кнабе: Для меня это хороший знак, ведь это значит, что люди чувствуют себя в безопасности в такой демократии. Они не боятся быть арестованными. И если выйти из этого зала после окончания конференции, никому не придётся бояться, что тайная полиция стоит снаружи, чтобы тебя арестовать. Так что считаю, что это хороший знак. Люди не так напуганы, как могли бы быть. Но, конечно же, учреждения ответственны за предотвращение незаконных действий в Германии или где бы то ни было. Бруно Джуссани: Личный вопрос, и последний. В Германии проходили дебаты о предоставлении убежища Эдварду Сноудену. Ты за или против этого? Хубертус Кнабе: О, это трудный вопрос. Но если интересует моё мнение, и если говорить начистоту, я бы предоставил ему убежище, потому как считаю, что сделанное им — смелый поступок. Он разрушил собственную жизнь, жизнь своей семьи — всё. Потому, думаю, для таких людей нужно что-то сделать. Особенно если посмотреть на историю Германии, где так многим людям приходилось скрываться, — они просили убежища в других странах и не получали его — будет хорошим жестом предоставить убежище ему. (Аплодисменты) Бруно Джуссани: Хубертус, огромное тебе спасибо.