Итак, мы начинаем. «Своя игра».

Это уже нельзя не принимать всерьез, когда Нью-Йорк Таймс

выносит на обложку своего воскресного приложения за 17 февраля сюжет об игре.

И в конце пишет: «Это сильнее, чем специфика пола человека.

Это серьезная, но опасная забава

и «песочница» новых идей эволюции».

Неплохо, за одним исключением. Если посмотреть на обложку, то кого на ней не хватает?

Вы видите взрослых?

Что ж, вернемся в XV век.

Это двор в Европе

и мешанина из 124 различных видов игр.

Играют в одиночку и группами, люди всех возрастов, толкаются и дразнятся.

Вот так вот. И я полагаю, это типичная картина того,

как это бывало тогда во дворе.

Я думаю, что мы, возможно, кое-что утратили в нашей культуре.

Поэтому я собираюсь помочь вам разобраться

с одним, на мой взгляд, замечательным видеорядом.

Север Черчилля, провинция Манитоба. В октябре и ноябре

Гудзонов залив не покрыт льдом

И этот самец белого медведя, которого вы видите, весом 550 кг

он дикий и весьма голодный.

Норберт Роусинг, немецкий фотограф,

находится на месте событий, снимая серию фотографий об этих хаски, которые на привязи.

А слева появляется этот дикий самец белого медведя

со взглядом хищника.

Те из вас, кто бывал в Африке или кого преследовала бродячая собака,

знают этот неотрывный хищный взгляд,

встретив который, вы понимаете, что у вас неприятности.

Но по другую сторону этого взгляда

мы видим самку хаски, игриво выгнувшуюся и виляющую хвостом.

И случается нечто очень необычное.

Фиксированное поведение — cтереотипное и жесткое,

обычно оканчивающееся трапезой — это поведение меняется.

И белый медведь

нависает над хаски.

Когти спрятаны, клыков не видно.

Они начинают поразительный балет.

Игровой балет.

Это природное: оно пересиливает хищную натуру

и то, что в ином случае стало бы короткой смертельной схваткой.

Если вы начнете вблизи рассматривать хаски, которая подставляет свою глотку белому медведю,

и присмотритесь получше, то увидите измененное состояние.

Они в состоянии игры.

И именно такое состояние

позволяет этим двум созданиям исследовать возможности.

Они начинают делать нечто, что ни один из них не сделал бы

в отсутствие игровых сигналов.

Это удивительный пример того,

как различие в силе

может быть подавлено природным процессом, который есть в каждом из нас.

Как я оказался вовлечён в этот вопрос?

Джон упомянул, что я проделал некую работу с убийцами, и это действительно так.

Техасский снайпер открыл мне глаза.

В ретроспективе, когда мы изучали связь

совершенного им массового убийства с важностью игры,

в этом индивидуальном, но глубоком исследовании

была обнаружена серьезная игровая недостаточность.

Его звали Чарльз Уитмен.

В нашем комитете, куда входили многие серьезные ученые,

к окончанию исследования сложилось чувство,

что отсутствие и продолжительное подавление нормальных развивающих игр

сделало его более склонным к трагедии, которую он учинил.

И эта находка выдержала проверку временем

к сожалению, уже не так давно, в Вирджинском политехническом.

Другие исследования групп риска

сделали меня чувствительным к важности игры

но я на самом деле не понимал, что это значит.

Еще много лет я занимался изучением влияния игр на судьбы людей,

прежде чем начал осознавать, что на самом деле у меня нет полного понимания происходящего.

Думаю, что ни у кого из нас нет такого понимания, как бы то ни было.

Впрочем, есть разные способы рассмотрения этого вопроса,

о которых, я думаю, могу рассказать вам — привести систематику, подход к обдумыванию этой темы.

А этот образ для нас, людей — начальная точка игры.

Когда мать и младенец встречаются взглядом,

и младенец уже достаточно подрос, чтобы улыбаться окружающим,

то, что происходит (спонтанно!) — всплеск радости со стороны матери.

Она начинает лепетать, агукать и улыбаться, и малыш ей отвечает тем же.

Если бы мы сняли их электроэнцефалограмму, то

нашли бы правое полушарие мозга каждого из них активным,

таким образом у нас появляется понимание связи радостного

проявления самой ранней игровой сцены и физиологии этого процесса.

Я хочу, чтобы вы думали, что каждый кусочек более сложной игры

у нас, людей, строится на этой основе.

Итак, я собираюсь продемонстрировать один из способов рассматривать игру,

но это совсем не уникальный и не единственный способ.

Давайте посмотрим на телесные игры,

проявляющие спонтанное желание преодолеть силу гравитации

Это горный козел.

Если у вас день не задался, попробуйте сделать так:

попрыгайте, покачайтесь из стороны в сторону — и вы почувствуете себя лучше.

Или вы можете почувствовать себя как этот персонаж,

который тоже делает это просто так.

У него нет конкретной цели, и именно это восхитительно в игре.

Если цель важнее,

чем само действие, то это, вероятно, не является игрой.

А вот совсем другой вид игр — игры с предметами.

Эта японская макака слепила снежок

и собирается скатить его с горки

И, хоть они и не кидаются ими друг в друга, это важнейшая часть игрового поведения.

Человеческая рука, манипулирующая объектами —

это рука в поиске мозга.

Мозг находится в поиске руки,

а игра — это среда, посредством которой они лучше всего связываются друг с другом.

JPL (Лаборатория реактивного движения), о которой мы слышали утром — потрясающее место.

Они нашли двух консультантов,

Фрэнка Уилсона и Нэйта Джонсона.

Фрэнк Уилсон — невропатолог, а Нэйт Джонсон — механик.

Он преподавал механику старшеклассникам в Лонг Бич

и обнаружил, что его ученики перестали справляться с программой.

Он попытался выяснить почему. И самостоятельно пришел к выводу,

что отстающие студенты, у которых не получалось, например, ремонтировать машины —

никогда ранее не работали руками.

Фрэнк Уилсон написал книгу «Рука».

И вот они собрались вместе, их приняли на работу в JPL.

А теперь и JPL, и НАСА, и Боинг,

когда нанимают специалиста-исследователя,

даже если претендент с отличием окончил Гарвард или Калифорнийский технологический,

но ни разу не починил машину, не смастерил хоть что-то своими руками,

не играл руками — считают, что он не справится с исследовательской работой.

Игры практичны, они очень важны.

Один из аспектов игры в том, что она возникает из любопытства и исследования. (Смех)

Но это должно быть безопасное исследование.

В данном случае все в порядке: маленький мальчик интересуется анатомией,

а это его мама. Другие ситуации были бы не так безобидны.

И, все же, любознательность и исследование — это часть игрового процесса.

Если вы хотите быть «своим», вам надо играть в социальные игры.

И социальные игры тоже часть того, о чем мы сегодня говорим

и побочный продукт игры как явления.

Жесткие контактные игры.

Эти львицы, при наблюдении издали, выглядели как дерущиеся.

Но если посмотреть поближе, они вроде тех белого медведя и хаски

когти убраны, шерсть не торчит, взгляд мягкий,

открытая пасть без клыков, балетные движения

фигурные движения — все это специфика игры.

А жестко-контактные игры — это великолепная среда обучения для всех нас.

Дошкольникам, например, надо бы позволять нырять, бить, свистеть,

кричать, устраивать хаос и через это развивать хорошую эмоциональную регуляцию

и многие другие социальные качества — когнитивные, эмоциональные и физические,

которые возникают в ходе жестких контактных игр.

Игры на зрителя, ритуальные игры — мы вовлечены в некоторые из них.

Те, кто живет в Бостоне, знают, что это был за момент, тот редкий случай,

когда Ред Сокс выиграли мировую серию.

Но обратите внимание на лицо и на язык тела каждого,

кто присутствует на этой нечеткой картинке, и вы ощутите, что они все играют.

Игры воображения.

Я люблю эту картинку, поскольку на ней моя дочь, которой сейчас почти 40.

Снимок напоминает мне об её воображении и умении рассказывать истории,

о способности кудесничать в том, дошкольном возрасте.

Для игрока действительно важно

играть в одиночку в игры воображения.

И эту картинку я люблю, потому что она все о том же.

Во всех нас есть внутренний рассказ, который суть наша сокровенная история.

История — единица внятности для мозга большинства из нас.

Сегодня я рассказываю вам историю про игры.

Этот бушмен, я полагаю, рассказывает о том, какую большую рыбину он упустил,

а это важнейшая часть игровой сцены.

Так что же игра значит для мозга?

Она значит много.

Мы знаем далеко не все о том, на что она влияет в человеческом мозгу,

потому что исследования игры недостаточно финансируются.

Я подавал заявку на грант в университет Карнеги.

Они выделяли мне большой грант, когда я был профессором,

на изучение пьяных водителей, и я думал, что это создало мне кредит доверия.

А когда я полчаса проговорил об играх,

стало очевидно, что они не принимают игры всерьез.

Я думаю, а это было несколько лет назад, я думаю, что это уже в прошлом,

и сейчас поднимается интерес к играм,

так как уже есть хорошие исследования игр.

Ничто так не оживляет мозг, как игра.

Трехмерная игра активирует мозжечок,

посылает множество импульсов в лобную долю,

исполнительную часть, помогает развитию контекстной памяти

и многое другое.

Поэтому для меня это чрезвычайно познавательное научное приключение —

взглянуть на связь нейробиологии с игрой и собрать вместе людей,

каждый из которых в своей области не думал об этом с этой точки зрения.

И это одна из сторон деятельности Национального института игр.

А это один из способов, которым можно изучать игру —

снять 256-электродную энцефалограмму.

Простите, что мой подопытный не выглядит играющим, но зато это обеспечивает мобильность,

в отсутствие которой упиралось реальное изучение игр.

И мы взяли сценарий игры мать-младенец

работа над которым, как мы надеемся, как раз сейчас заканчивается.

Причина, по которой я поместил это здесь, также в том, чтобы упорядочить

свои мысли о выявлении роли игры в жизни.

Мир животных выявил эту роль.

В животном мире, если взять крыс,

у которых есть четкая ориентация на игру в определенный период подросткового возраста,

и подавить игры, где они борются, пищат,

шпыняют друг дружку, играя таким образом.

Если вы прекратите такое поведение в одной экспериментальной группе

и позволите другой экспериментальной группе играть,

а затем наденете на крыс

ошейник с запахом кошки,

то они инстинктивно разбегутся и попрячутся.

Вполне разумно: им не хочется быть убитыми кошкой.

И что же дальше?

Обе группы прячутся в укрытие

И те, которые не играли, никогда не выходят обратно:

они умирают.

А игроки медленно исследуют окружающую среду,

начинают пробовать, тестировать.

Это говорит мне о том, что, по крайней мере у крыс,

а у них, как я полагаю, такие же передатчики нервных импульсов, как и у нас,

и похожая структура коры головного мозга,

что игры могут быть существенно важны для выживания.

И так далее, я мог бы привести еще много примеров на животных.

А теперь, последствия игровой недостаточности. (Смех)

Это потребовало много времени,

мне пришлось уложить Гомера и пропустить его через ФМРТ и КТ,

снять несколько ЭЭГ, но, как у всякого домоседа, его мозг усох.

И мы в самом деле знаем, что у домашних животных

и у других, когда им не хватает игр,

у них, и у крыс тоже, мозг нормально не развивается.

А теперь, наша программа говорит, что противоположность игры — не работа,

это депрессия.

И я полагаю, что если вы думаете о жизни без игры,

без юмора, без флирта, без фильмов,

без фантазии, без состязаний и так далее.

Попытайтесь представить культуру или жизнь, взрослую или нет

без игры.

И что поистине уникально в человечестве,

это то, что мы на самом деле предназначены для того, чтобы играть всю свою жизнь.

И у всех нас есть способности к игровым сигналам.

Никто не сомневается, относительно этой собаки, которую я снял на пляже Кармел несколько недель назад,

то, что сейчас произойдет —

это и есть игра.

И в это можно верить.

Основа доверия человека заложена в игровых сигналах.

И мы, повзрослев, начинаем терять эти сигналы, через культуру и не только.

И это досадно.

Я думаю, нам есть много, чему поучиться.

А вот Джейн Гудолл, с выражением игры на лице вместе с одной из своих любимых шимпанзе.

Итак, часть игровой сигнальной системы

связана с голосом, часть — с лицом, с жестами, с телом.

Знаете, вы можете сказать — и я думаю, когда мы начинаем играть в коллективе,

для групп действительно важно достигать ощущения безопасности

через свой собственный обмен игровыми сигналами.

Возможно, вам незнакомо это слово.

Но хорошо бы, чтобы оно было вашим биологическим именем и фамилией.

Потому что «неотения» означает сохранение юношеских качеств во взрослой жизни

И мы, как считают специалисты по физической антропологии,

как говорят многие, многие исследования, мы самые неотеничные,

самые ребяческие, самые гибкие, самые пластичные из всех созданий.

И, следовательно, наиболее склонные к игре.

И это добавляет нам приспособляемости.

А теперь, есть еще один способ изучения игры,

на котором я хочу остановиться особо —

это история игр.

Ваша собственная персональная история игр уникальна,

и часто мы о ней не особенно задумываемся.

Эта книжка написана виртуозным игроком

по имени Кевин Кэрролл.

Кевин Кэролл вырос в очень сильно стеснённых обстоятельствах:

мать-алкоголичка, без отца, гетто в Филадельфии,

черная кожа, необходимость заботиться о младшем брате.

Он понял, что когда смотрит на игровую площадку

из окна, за которым он как в заточении,

он чувствует себя иначе.

И он пошел вслед за этим чувством.

И смог изменить свою жизнь,

вместо подавления и, как можно было бы ожидать, вместо тюрьмы или смерти

он стал лингвистом, тренером, и сейчас он мотивационный спикер.

Он преподносит игру как трансформационную силу

всей своей жизни.

А вот еще одна история игры, которая, как я полагаю, еще не окончена.

Те из вас, кто помнит Альберта Гора

во время первого срока, а потом и в течение успешной,

но проигранной президентской кампании,

возможно, вспомнят, как он был зажат, словно сам не свой.

По крайней мере, на публике.

И при взгляде на его историю, доступную в прессе,

мне кажется, по крайней мере, с точки зрения психиатра,

что немалая часть его жизни была запрограммирована.

Загруженность летом, напряженная работа жарким летом в Теннесси

Над ним давлели ожидания отца-сенатора и Вашингтона.

И хотя, думаю, он определенно имел способности к игре,

поскольку я на самом деле кое-что об этом знаю,

он не обладал такой внутренней силой, как сейчас,

уделяя внимание тому, что является его собственной страстью

и его внутренним драйвом,

который, я думаю, имеет в своей основе историю игры каждого из нас.

Поэтому я призвал бы на индивидуальном уровне

исследовать прошлое настолько далеко, насколько получится,

до самого ясного, радостного и наполненного игрой образа, который у вас есть.

Будь он связан с игрушкой, с днем рождения или с отпуском.

И попытаться восстановить, начиная с эмоций того момента

как это связано с вашей жизнью теперь.

И вы найдете. Возможно, вы поменяете работу,

как это случилось с рядом людей когда я их проводил через это

для того, чтобы обрести внутреннюю силу через свою игру.

Или вы будете способны обогатить свою жизнь, обозначив в ней приоритеты

и уделяя им внимание.

Большинство из нас работает с группами, и я поместил это здесь, потому что

школа «Д», школа дизайнеров в Стэнфорде,

благодаря Дэвиду Келли и многим другим

кто мечтал о ее появлении

позволила нашей группе собраться вместе

и создать курс под названием «От игры к инновации».

И вы увидите, что этот курс предназначен для исследования

состояния игры человека, которое в чем-то похоже на состояние белого медведя и хаски

и важности этого состояния для творческого мышления.

Для исследования игрового поведения, его развития и его биологической основы.

Для применения этих принципов, через конструктивное мышление

для продвижения инноваций в мире бизнеса.

Студенты будут работать с партнёрами из реального мира

над разработкой проектов широкого применения.

Это наш «первый блин» в этой области.

Мы в этом проекте уже два с половиной, три месяца, и это на самом деле здорово.

Тут вот есть наш звездный ученик, этот лабрадор,

который многих из нас обучил состоянию игры,

и чрезвычайно пожилой и дряхлый профессор, который там за главного.

Брендан Бойл, Рич Крендалл, а справа с краю человек, который, я думаю,

получит на пару с Джорджем Смутом Нобелевскую премию

по нейробиологии - Стюарт Томпсон.

Здесь у нас Брендан из IDEO

и остальные сидят неподалеку и наблюдают за студентами,

как они применяют в классе принципы игры на практике.

Один из проектов состоял в том,

чтобы понять, что делает совещания скучными,

и попытаться с этим что-то сделать.

Поэтому я покажу снятый студентами фильм

как раз об этом.

(Голос за кадром) Поток — это психическое состояние наваждения,

в которое полностью погружен чем-то занятый человек.

Оно характеризуется ощущением энергичной концентрации

полного вовлечения и успеха в процессе деятельности.

Важное, ключевое «откровение», которое мы узнали о совещаниях

состоит в том, что люди устраивают их одно за другим,

нарушая весь ход дня.

Участники встреч не знают, когда им удастся вернуться к работе,

от которой они отрываются.

Но это не обязательно должно быть так.

(Музыка)

Несколько чудаков

в этом месте под названием «школа Д»

придумали формат встреч, из которой вы можете буквально выйти по ее окончании.

Снимите совещание и перестаньте беспокоиться о том, как к нему вернуться.

Потому что когда оно снова вам понадобится

то будет буквально висеть в шкафу.

«Носимое совещание».

Ведь когда вы его надеваете, вы немедленно получаете все, что нужно

для полезной, продуктивной и нескучной встречи.

Но когда снимаете...

тогда-то все настоящее и происходит.

(Музыка)

(Смех) (Аплодисменты)

Стюарт Браун: Поэтому я призвал бы вас всех

не противопоставлять

для себя работу и игры,

когда на игры вы отводите отдельное время,

а наполнять свою жизнь

минута за минутой, час за часом,

играми тела,

играми с предметами,

социальными, трансформационными, импровизационными играми.

Я считаю, ваша жизнь станет лучше и сильнее.

Спасибо.

(Аплодисменты)

Джон Хокенбери: Для меня это звучит так, как будто вы говорите

что могут быть соблазны для людей, видящих вашу работу,

и поэтому

я думаю, я слышал об этом, при моем поверхностном понимании психологии игры,

что так или иначе

игры, в которые играют люди и животные —

это в некотором роде репетиция взрослой деятельности.

Ваша работа, насколько я вижу, говорит, что это существенно неправильно.

С.Б.: Да, я думаю, что это неточно.

И я полагаю это потому, что животные нас этому научили.

Если вы лишите кошку игры,

а вы можете это сделать, и мы все видели, как кошки забавляются,

они останутся такими же хорошими хищниками, какими были бы, если б не играли.

И если вы представите ребенка,

изображающего Кинг-Конга,

или гонщика, или пожарного,

они же не все становятся гонщиками или пожарными.

Видите, нет прямой связи между подготовкой к будущему,

которая является наиболее удобным представлением об играх для большинства,

и представлением о них как об отдельной биологической сущности.

И именно так мои гоняющиеся друг за другом звери, за 4-5 лет

действительно изменили мою точку зрения с клинической на нынешнюю.

Она состоит в том, что игра - биологический процесс,

как сон и сновидения.

Если посмотреть на сон и сновидения с биологической точки зрения,

животные спят и видят сны,

они репетируют, они делают и некоторые другие вещи, помогающие памяти,

и они - очень важная часть снов и сновидений.

Следующим шагом эволюции млекопитающих

и созданий с высокоразвитой нервной системой

будет игра.

И тот факт, что белый медведь и хаски или ворона и лисица

или вы и я со своими собаками можем пересечься и получить такой опыт,

ставит игру совершенно особняком.

Она очень важна в обучении и выстраивании мозга.

Поэтому это не есть то, что надо делать только в свободное время.

Д.Х.: Как вам удается - а я знаю, что вы входите в сообщество ученых-исследователей,

и вам надо учитывать гранты и все остальное.

Как вы не допускаете?..

Некоторые данные, которые вы получили,- серьезная наука, о которой вы говорите, что она тут есть, с этим непросто обращаться.

Как у вас получается, чтобы пресса и научное сообщество

не интерпретировали предпосылки вашей работы

как будто это что-то вроде метафоры Моцарта,

Где: «О, МРТ показывает...

что игра улучшает интеллект.

Давайте соберем детей

и заставим их играть месяцами. Они все станут гениями и поступят в Гарвард.»

Как вы не допускаете, чтобы люди так поступали

с данными, которые вы получаете?

С.Б.: Я думаю, есть только один способ:

собрать всех моих людей,

все они практики,

которые могут через импровизацию или через клоунаду или еще как-то

получить состояние игры.

Чтобы люди знали: вот оно.

Затем вы берете специалиста по ФМРТ и Фрэнка Уилсона,

других серьезных ученых, включая нейроэндокринологов.

И собираете из них группу, нацеленную на изучение игры.

Тогда это уже крайне трудно не принять всерьез.

К сожалению, это делается в недостаточной степени.

чтобы Национальный фонд науки, Национальный фонд психического здоровья

или кто-то другой действительно взглянул на это иначе, всерьез.

Я имею в виду то, что вы не услышите сейчас о чем-то вроде сердечно-сосудистых болезней или рака

в связи с игрой.

И при этом я вижу это как нечто основное для выживания

в долгосрочной перспективе, как средство постижения основ общественного здоровья.

Д.Х.: Стюарт Браун, большое спасибо!

(Аплодисменты)