Итак, мы начинаем. «Своя игра».
Это уже нельзя не принимать всерьез, когда Нью-Йорк Таймс
выносит на обложку своего воскресного приложения за 17 февраля сюжет об игре.
И в конце пишет: «Это сильнее, чем специфика пола человека.
Это серьезная, но опасная забава
и «песочница» новых идей эволюции».
Неплохо, за одним исключением. Если посмотреть на обложку, то кого на ней не хватает?
Вы видите взрослых?
Что ж, вернемся в XV век.
Это двор в Европе
и мешанина из 124 различных видов игр.
Играют в одиночку и группами, люди всех возрастов, толкаются и дразнятся.
Вот так вот. И я полагаю, это типичная картина того,
как это бывало тогда во дворе.
Я думаю, что мы, возможно, кое-что утратили в нашей культуре.
Поэтому я собираюсь помочь вам разобраться
с одним, на мой взгляд, замечательным видеорядом.
Север Черчилля, провинция Манитоба. В октябре и ноябре
Гудзонов залив не покрыт льдом
И этот самец белого медведя, которого вы видите, весом 550 кг
он дикий и весьма голодный.
Норберт Роусинг, немецкий фотограф,
находится на месте событий, снимая серию фотографий об этих хаски, которые на привязи.
А слева появляется этот дикий самец белого медведя
со взглядом хищника.
Те из вас, кто бывал в Африке или кого преследовала бродячая собака,
знают этот неотрывный хищный взгляд,
встретив который, вы понимаете, что у вас неприятности.
Но по другую сторону этого взгляда
мы видим самку хаски, игриво выгнувшуюся и виляющую хвостом.
И случается нечто очень необычное.
Фиксированное поведение — cтереотипное и жесткое,
обычно оканчивающееся трапезой — это поведение меняется.
И белый медведь
нависает над хаски.
Когти спрятаны, клыков не видно.
Они начинают поразительный балет.
Игровой балет.
Это природное: оно пересиливает хищную натуру
и то, что в ином случае стало бы короткой смертельной схваткой.
Если вы начнете вблизи рассматривать хаски, которая подставляет свою глотку белому медведю,
и присмотритесь получше, то увидите измененное состояние.
Они в состоянии игры.
И именно такое состояние
позволяет этим двум созданиям исследовать возможности.
Они начинают делать нечто, что ни один из них не сделал бы
в отсутствие игровых сигналов.
Это удивительный пример того,
как различие в силе
может быть подавлено природным процессом, который есть в каждом из нас.
Как я оказался вовлечён в этот вопрос?
Джон упомянул, что я проделал некую работу с убийцами, и это действительно так.
Техасский снайпер открыл мне глаза.
В ретроспективе, когда мы изучали связь
совершенного им массового убийства с важностью игры,
в этом индивидуальном, но глубоком исследовании
была обнаружена серьезная игровая недостаточность.
Его звали Чарльз Уитмен.
В нашем комитете, куда входили многие серьезные ученые,
к окончанию исследования сложилось чувство,
что отсутствие и продолжительное подавление нормальных развивающих игр
сделало его более склонным к трагедии, которую он учинил.
И эта находка выдержала проверку временем
к сожалению, уже не так давно, в Вирджинском политехническом.
Другие исследования групп риска
сделали меня чувствительным к важности игры
но я на самом деле не понимал, что это значит.
Еще много лет я занимался изучением влияния игр на судьбы людей,
прежде чем начал осознавать, что на самом деле у меня нет полного понимания происходящего.
Думаю, что ни у кого из нас нет такого понимания, как бы то ни было.
Впрочем, есть разные способы рассмотрения этого вопроса,
о которых, я думаю, могу рассказать вам — привести систематику, подход к обдумыванию этой темы.
А этот образ для нас, людей — начальная точка игры.
Когда мать и младенец встречаются взглядом,
и младенец уже достаточно подрос, чтобы улыбаться окружающим,
то, что происходит (спонтанно!) — всплеск радости со стороны матери.
Она начинает лепетать, агукать и улыбаться, и малыш ей отвечает тем же.
Если бы мы сняли их электроэнцефалограмму, то
нашли бы правое полушарие мозга каждого из них активным,
таким образом у нас появляется понимание связи радостного
проявления самой ранней игровой сцены и физиологии этого процесса.
Я хочу, чтобы вы думали, что каждый кусочек более сложной игры
у нас, людей, строится на этой основе.
Итак, я собираюсь продемонстрировать один из способов рассматривать игру,
но это совсем не уникальный и не единственный способ.
Давайте посмотрим на телесные игры,
проявляющие спонтанное желание преодолеть силу гравитации
Это горный козел.
Если у вас день не задался, попробуйте сделать так:
попрыгайте, покачайтесь из стороны в сторону — и вы почувствуете себя лучше.
Или вы можете почувствовать себя как этот персонаж,
который тоже делает это просто так.
У него нет конкретной цели, и именно это восхитительно в игре.
Если цель важнее,
чем само действие, то это, вероятно, не является игрой.
А вот совсем другой вид игр — игры с предметами.
Эта японская макака слепила снежок
и собирается скатить его с горки
И, хоть они и не кидаются ими друг в друга, это важнейшая часть игрового поведения.
Человеческая рука, манипулирующая объектами —
это рука в поиске мозга.
Мозг находится в поиске руки,
а игра — это среда, посредством которой они лучше всего связываются друг с другом.
JPL (Лаборатория реактивного движения), о которой мы слышали утром — потрясающее место.
Они нашли двух консультантов,
Фрэнка Уилсона и Нэйта Джонсона.
Фрэнк Уилсон — невропатолог, а Нэйт Джонсон — механик.
Он преподавал механику старшеклассникам в Лонг Бич
и обнаружил, что его ученики перестали справляться с программой.
Он попытался выяснить почему. И самостоятельно пришел к выводу,
что отстающие студенты, у которых не получалось, например, ремонтировать машины —
никогда ранее не работали руками.
Фрэнк Уилсон написал книгу «Рука».
И вот они собрались вместе, их приняли на работу в JPL.
А теперь и JPL, и НАСА, и Боинг,
когда нанимают специалиста-исследователя,
даже если претендент с отличием окончил Гарвард или Калифорнийский технологический,
но ни разу не починил машину, не смастерил хоть что-то своими руками,
не играл руками — считают, что он не справится с исследовательской работой.
Игры практичны, они очень важны.
Один из аспектов игры в том, что она возникает из любопытства и исследования. (Смех)
Но это должно быть безопасное исследование.
В данном случае все в порядке: маленький мальчик интересуется анатомией,
а это его мама. Другие ситуации были бы не так безобидны.
И, все же, любознательность и исследование — это часть игрового процесса.
Если вы хотите быть «своим», вам надо играть в социальные игры.
И социальные игры тоже часть того, о чем мы сегодня говорим
и побочный продукт игры как явления.
Жесткие контактные игры.
Эти львицы, при наблюдении издали, выглядели как дерущиеся.
Но если посмотреть поближе, они вроде тех белого медведя и хаски
когти убраны, шерсть не торчит, взгляд мягкий,
открытая пасть без клыков, балетные движения
фигурные движения — все это специфика игры.
А жестко-контактные игры — это великолепная среда обучения для всех нас.
Дошкольникам, например, надо бы позволять нырять, бить, свистеть,
кричать, устраивать хаос и через это развивать хорошую эмоциональную регуляцию
и многие другие социальные качества — когнитивные, эмоциональные и физические,
которые возникают в ходе жестких контактных игр.
Игры на зрителя, ритуальные игры — мы вовлечены в некоторые из них.
Те, кто живет в Бостоне, знают, что это был за момент, тот редкий случай,
когда Ред Сокс выиграли мировую серию.
Но обратите внимание на лицо и на язык тела каждого,
кто присутствует на этой нечеткой картинке, и вы ощутите, что они все играют.
Игры воображения.
Я люблю эту картинку, поскольку на ней моя дочь, которой сейчас почти 40.
Снимок напоминает мне об её воображении и умении рассказывать истории,
о способности кудесничать в том, дошкольном возрасте.
Для игрока действительно важно
играть в одиночку в игры воображения.
И эту картинку я люблю, потому что она все о том же.
Во всех нас есть внутренний рассказ, который суть наша сокровенная история.
История — единица внятности для мозга большинства из нас.
Сегодня я рассказываю вам историю про игры.
Этот бушмен, я полагаю, рассказывает о том, какую большую рыбину он упустил,
а это важнейшая часть игровой сцены.
Так что же игра значит для мозга?
Она значит много.
Мы знаем далеко не все о том, на что она влияет в человеческом мозгу,
потому что исследования игры недостаточно финансируются.
Я подавал заявку на грант в университет Карнеги.
Они выделяли мне большой грант, когда я был профессором,
на изучение пьяных водителей, и я думал, что это создало мне кредит доверия.
А когда я полчаса проговорил об играх,
стало очевидно, что они не принимают игры всерьез.
Я думаю, а это было несколько лет назад, я думаю, что это уже в прошлом,
и сейчас поднимается интерес к играм,
так как уже есть хорошие исследования игр.
Ничто так не оживляет мозг, как игра.
Трехмерная игра активирует мозжечок,
посылает множество импульсов в лобную долю,
исполнительную часть, помогает развитию контекстной памяти
и многое другое.
Поэтому для меня это чрезвычайно познавательное научное приключение —
взглянуть на связь нейробиологии с игрой и собрать вместе людей,
каждый из которых в своей области не думал об этом с этой точки зрения.
И это одна из сторон деятельности Национального института игр.
А это один из способов, которым можно изучать игру —
снять 256-электродную энцефалограмму.
Простите, что мой подопытный не выглядит играющим, но зато это обеспечивает мобильность,
в отсутствие которой упиралось реальное изучение игр.
И мы взяли сценарий игры мать-младенец
работа над которым, как мы надеемся, как раз сейчас заканчивается.
Причина, по которой я поместил это здесь, также в том, чтобы упорядочить
свои мысли о выявлении роли игры в жизни.
Мир животных выявил эту роль.
В животном мире, если взять крыс,
у которых есть четкая ориентация на игру в определенный период подросткового возраста,
и подавить игры, где они борются, пищат,
шпыняют друг дружку, играя таким образом.
Если вы прекратите такое поведение в одной экспериментальной группе
и позволите другой экспериментальной группе играть,
а затем наденете на крыс
ошейник с запахом кошки,
то они инстинктивно разбегутся и попрячутся.
Вполне разумно: им не хочется быть убитыми кошкой.
И что же дальше?
Обе группы прячутся в укрытие
И те, которые не играли, никогда не выходят обратно:
они умирают.
А игроки медленно исследуют окружающую среду,
начинают пробовать, тестировать.
Это говорит мне о том, что, по крайней мере у крыс,
а у них, как я полагаю, такие же передатчики нервных импульсов, как и у нас,
и похожая структура коры головного мозга,
что игры могут быть существенно важны для выживания.
И так далее, я мог бы привести еще много примеров на животных.
А теперь, последствия игровой недостаточности. (Смех)
Это потребовало много времени,
мне пришлось уложить Гомера и пропустить его через ФМРТ и КТ,
снять несколько ЭЭГ, но, как у всякого домоседа, его мозг усох.
И мы в самом деле знаем, что у домашних животных
и у других, когда им не хватает игр,
у них, и у крыс тоже, мозг нормально не развивается.
А теперь, наша программа говорит, что противоположность игры — не работа,
это депрессия.
И я полагаю, что если вы думаете о жизни без игры,
без юмора, без флирта, без фильмов,
без фантазии, без состязаний и так далее.
Попытайтесь представить культуру или жизнь, взрослую или нет
без игры.
И что поистине уникально в человечестве,
это то, что мы на самом деле предназначены для того, чтобы играть всю свою жизнь.
И у всех нас есть способности к игровым сигналам.
Никто не сомневается, относительно этой собаки, которую я снял на пляже Кармел несколько недель назад,
то, что сейчас произойдет —
это и есть игра.
И в это можно верить.
Основа доверия человека заложена в игровых сигналах.
И мы, повзрослев, начинаем терять эти сигналы, через культуру и не только.
И это досадно.
Я думаю, нам есть много, чему поучиться.
А вот Джейн Гудолл, с выражением игры на лице вместе с одной из своих любимых шимпанзе.
Итак, часть игровой сигнальной системы
связана с голосом, часть — с лицом, с жестами, с телом.
Знаете, вы можете сказать — и я думаю, когда мы начинаем играть в коллективе,
для групп действительно важно достигать ощущения безопасности
через свой собственный обмен игровыми сигналами.
Возможно, вам незнакомо это слово.
Но хорошо бы, чтобы оно было вашим биологическим именем и фамилией.
Потому что «неотения» означает сохранение юношеских качеств во взрослой жизни
И мы, как считают специалисты по физической антропологии,
как говорят многие, многие исследования, мы самые неотеничные,
самые ребяческие, самые гибкие, самые пластичные из всех созданий.
И, следовательно, наиболее склонные к игре.
И это добавляет нам приспособляемости.
А теперь, есть еще один способ изучения игры,
на котором я хочу остановиться особо —
это история игр.
Ваша собственная персональная история игр уникальна,
и часто мы о ней не особенно задумываемся.
Эта книжка написана виртуозным игроком
по имени Кевин Кэрролл.
Кевин Кэролл вырос в очень сильно стеснённых обстоятельствах:
мать-алкоголичка, без отца, гетто в Филадельфии,
черная кожа, необходимость заботиться о младшем брате.
Он понял, что когда смотрит на игровую площадку
из окна, за которым он как в заточении,
он чувствует себя иначе.
И он пошел вслед за этим чувством.
И смог изменить свою жизнь,
вместо подавления и, как можно было бы ожидать, вместо тюрьмы или смерти
он стал лингвистом, тренером, и сейчас он мотивационный спикер.
Он преподносит игру как трансформационную силу
всей своей жизни.
А вот еще одна история игры, которая, как я полагаю, еще не окончена.
Те из вас, кто помнит Альберта Гора
во время первого срока, а потом и в течение успешной,
но проигранной президентской кампании,
возможно, вспомнят, как он был зажат, словно сам не свой.
По крайней мере, на публике.
И при взгляде на его историю, доступную в прессе,
мне кажется, по крайней мере, с точки зрения психиатра,
что немалая часть его жизни была запрограммирована.
Загруженность летом, напряженная работа жарким летом в Теннесси
Над ним давлели ожидания отца-сенатора и Вашингтона.
И хотя, думаю, он определенно имел способности к игре,
поскольку я на самом деле кое-что об этом знаю,
он не обладал такой внутренней силой, как сейчас,
уделяя внимание тому, что является его собственной страстью
и его внутренним драйвом,
который, я думаю, имеет в своей основе историю игры каждого из нас.
Поэтому я призвал бы на индивидуальном уровне
исследовать прошлое настолько далеко, насколько получится,
до самого ясного, радостного и наполненного игрой образа, который у вас есть.
Будь он связан с игрушкой, с днем рождения или с отпуском.
И попытаться восстановить, начиная с эмоций того момента
как это связано с вашей жизнью теперь.
И вы найдете. Возможно, вы поменяете работу,
как это случилось с рядом людей когда я их проводил через это
для того, чтобы обрести внутреннюю силу через свою игру.
Или вы будете способны обогатить свою жизнь, обозначив в ней приоритеты
и уделяя им внимание.
Большинство из нас работает с группами, и я поместил это здесь, потому что
школа «Д», школа дизайнеров в Стэнфорде,
благодаря Дэвиду Келли и многим другим
кто мечтал о ее появлении
позволила нашей группе собраться вместе
и создать курс под названием «От игры к инновации».
И вы увидите, что этот курс предназначен для исследования
состояния игры человека, которое в чем-то похоже на состояние белого медведя и хаски
и важности этого состояния для творческого мышления.
Для исследования игрового поведения, его развития и его биологической основы.
Для применения этих принципов, через конструктивное мышление
для продвижения инноваций в мире бизнеса.
Студенты будут работать с партнёрами из реального мира
над разработкой проектов широкого применения.
Это наш «первый блин» в этой области.
Мы в этом проекте уже два с половиной, три месяца, и это на самом деле здорово.
Тут вот есть наш звездный ученик, этот лабрадор,
который многих из нас обучил состоянию игры,
и чрезвычайно пожилой и дряхлый профессор, который там за главного.
Брендан Бойл, Рич Крендалл, а справа с краю человек, который, я думаю,
получит на пару с Джорджем Смутом Нобелевскую премию
по нейробиологии - Стюарт Томпсон.
Здесь у нас Брендан из IDEO
и остальные сидят неподалеку и наблюдают за студентами,
как они применяют в классе принципы игры на практике.
Один из проектов состоял в том,
чтобы понять, что делает совещания скучными,
и попытаться с этим что-то сделать.
Поэтому я покажу снятый студентами фильм
как раз об этом.
(Голос за кадром) Поток — это психическое состояние наваждения,
в которое полностью погружен чем-то занятый человек.
Оно характеризуется ощущением энергичной концентрации
полного вовлечения и успеха в процессе деятельности.
Важное, ключевое «откровение», которое мы узнали о совещаниях
состоит в том, что люди устраивают их одно за другим,
нарушая весь ход дня.
Участники встреч не знают, когда им удастся вернуться к работе,
от которой они отрываются.
Но это не обязательно должно быть так.
(Музыка)
Несколько чудаков
в этом месте под названием «школа Д»
придумали формат встреч, из которой вы можете буквально выйти по ее окончании.
Снимите совещание и перестаньте беспокоиться о том, как к нему вернуться.
Потому что когда оно снова вам понадобится
то будет буквально висеть в шкафу.
«Носимое совещание».
Ведь когда вы его надеваете, вы немедленно получаете все, что нужно
для полезной, продуктивной и нескучной встречи.
Но когда снимаете...
тогда-то все настоящее и происходит.
(Музыка)
(Смех) (Аплодисменты)
Стюарт Браун: Поэтому я призвал бы вас всех
не противопоставлять
для себя работу и игры,
когда на игры вы отводите отдельное время,
а наполнять свою жизнь
минута за минутой, час за часом,
играми тела,
играми с предметами,
социальными, трансформационными, импровизационными играми.
Я считаю, ваша жизнь станет лучше и сильнее.
Спасибо.
(Аплодисменты)
Джон Хокенбери: Для меня это звучит так, как будто вы говорите
что могут быть соблазны для людей, видящих вашу работу,
и поэтому
я думаю, я слышал об этом, при моем поверхностном понимании психологии игры,
что так или иначе
игры, в которые играют люди и животные —
это в некотором роде репетиция взрослой деятельности.
Ваша работа, насколько я вижу, говорит, что это существенно неправильно.
С.Б.: Да, я думаю, что это неточно.
И я полагаю это потому, что животные нас этому научили.
Если вы лишите кошку игры,
а вы можете это сделать, и мы все видели, как кошки забавляются,
они останутся такими же хорошими хищниками, какими были бы, если б не играли.
И если вы представите ребенка,
изображающего Кинг-Конга,
или гонщика, или пожарного,
они же не все становятся гонщиками или пожарными.
Видите, нет прямой связи между подготовкой к будущему,
которая является наиболее удобным представлением об играх для большинства,
и представлением о них как об отдельной биологической сущности.
И именно так мои гоняющиеся друг за другом звери, за 4-5 лет
действительно изменили мою точку зрения с клинической на нынешнюю.
Она состоит в том, что игра - биологический процесс,
как сон и сновидения.
Если посмотреть на сон и сновидения с биологической точки зрения,
животные спят и видят сны,
они репетируют, они делают и некоторые другие вещи, помогающие памяти,
и они - очень важная часть снов и сновидений.
Следующим шагом эволюции млекопитающих
и созданий с высокоразвитой нервной системой
будет игра.
И тот факт, что белый медведь и хаски или ворона и лисица
или вы и я со своими собаками можем пересечься и получить такой опыт,
ставит игру совершенно особняком.
Она очень важна в обучении и выстраивании мозга.
Поэтому это не есть то, что надо делать только в свободное время.
Д.Х.: Как вам удается - а я знаю, что вы входите в сообщество ученых-исследователей,
и вам надо учитывать гранты и все остальное.
Как вы не допускаете?..
Некоторые данные, которые вы получили,- серьезная наука, о которой вы говорите, что она тут есть, с этим непросто обращаться.
Как у вас получается, чтобы пресса и научное сообщество
не интерпретировали предпосылки вашей работы
как будто это что-то вроде метафоры Моцарта,
Где: «О, МРТ показывает...
что игра улучшает интеллект.
Давайте соберем детей
и заставим их играть месяцами. Они все станут гениями и поступят в Гарвард.»
Как вы не допускаете, чтобы люди так поступали
с данными, которые вы получаете?
С.Б.: Я думаю, есть только один способ:
собрать всех моих людей,
все они практики,
которые могут через импровизацию или через клоунаду или еще как-то
получить состояние игры.
Чтобы люди знали: вот оно.
Затем вы берете специалиста по ФМРТ и Фрэнка Уилсона,
других серьезных ученых, включая нейроэндокринологов.
И собираете из них группу, нацеленную на изучение игры.
Тогда это уже крайне трудно не принять всерьез.
К сожалению, это делается в недостаточной степени.
чтобы Национальный фонд науки, Национальный фонд психического здоровья
или кто-то другой действительно взглянул на это иначе, всерьез.
Я имею в виду то, что вы не услышите сейчас о чем-то вроде сердечно-сосудистых болезней или рака
в связи с игрой.
И при этом я вижу это как нечто основное для выживания
в долгосрочной перспективе, как средство постижения основ общественного здоровья.
Д.Х.: Стюарт Браун, большое спасибо!
(Аплодисменты)