Я всегда писал главным образом об архитектуре, о зданиях; надо сказать, что когда пишешь об архитектуре, опираешься на определённые предпосылки. Архитектор проектирует здание — и проект превращается в реальное место, или несколько архитекторов проектируют несколько зданий и появляется город, и независимо от сложной комбинации факторов — политических, культурных и экономических, которые формируют эти места, мы можем в любое время посетить их. Мы можем прогуляться между ними. Мы можем вдохнуть их запах. Мы можем прочувствовать их. Мы осознаём их физическое присутствие. Но, что удивляло меня в течение последних нескольких лет так это то, что я всё меньше и меньше выходил из дому, и всё больше и больше сидел перед монитором компьютера. А с 2007 года, когда я приобрёл iPhone, я не только сидел за компьютером весь день, но и в конце дня я поднимался и смотрел на этот маленький экран, который я таскал в кармане. И поразительным было то, насколько быстро изменилось моё восприятие физического мира. За этот маленький промежуток времени, считаете ли вы последние 15 лет нашего присутствия онлайн, или же последние четыре-пять лет постоянного присутствия онлайн. наше восприятие окружающей действительности изменилось из-за того, что наше внимание постоянно раздваивается. Мы одновременно смотрим и на экраны, и на мир вокруг нас. И, что было для меня ещё более поразительно и то, над чем я действительно задумался, так это то, что мир внутри экрана вроде как не имел собственной физической реальности. Если бы вы захотели найти визуальное изображение интернета, то единственное, что вы бы нашли, этот знаменитый образ Опти, изображающий интернет как млечный путь, такой бесконечный простор, где нас вообще и не видно. Мы никогда полностью не сможем осознать его. Это всегда напоминало мне изображение Земли с Аполлона, картинку с синим мраморным шариком, которая говорит нам, что мы действительно не сможем осознать его целиком. Мы всегда будем малы на фоне его просторов. Так что, существовал этот мир и этот экран, а так же физический мир вокруг меня, но я никак не мог объединить их в одном месте. А потом случилось вот что. Как это иногда случается мой Интернет как-то перестал работать. Когда мастер пришёл чинить его, он начал с пыльной горы кабелей за диваном. Он проследил кабель к выходу из здания, через подвал и на задний двор, где было огромное нагромождение кабелей у стены. И тогда он обнаружил белку, бегающую по кабелям, и он сказал: «Вот ваша проблема. Белка жует ваш Интернет». (Смех) И это меня поразило. Интернет — волшебная идея. Это набор протоколов, которые изменили всё, от того как мы делаем покупки до способа знакомств и проведения революции. Это однозначно не было чем-то, что белка могла бы прожевать. (Смех) Но на самом деле в этом-то и была проблема. Белка прожевала мой интернет... (Смех) Тут у меня в голове возник образ того, что произойдёт, если выдернуть кабель из стены и последовать за ним. Куда он приведёт? Был ли Интернет настоящим местом, которое можно посетить? Могу ли я туда попасть? Кого я встречу там? Есть ли там вообще что-нибудь? И ответ, судя по всему, был — нет. Вот чем был Интернет, вот этот чёрный ящик с красной лампочкой, как показывали в сериале «Компьютерщики». Обычно он жил на вершине Биг Бена, потому что там лучше всего ловится сигнал, но один раз, они договорились, что их коллега одолжит его на вторую половину дня, для презентации на работе. Старейшины интернета были готовы расстаться с ним на короткое время, и вот она смотрит на него и говорит, «Это и есть интернет? Настоящий интернет? А он тяжёлый?» Они отвечают: «Конечно нет, интернет ничего не весит». И тут я смутился. Я искал то, что пытаются найти только глупцы. Интернет был чем-то вроде бесформенного пузыря, или простого чёрного ящика с мерцающей красной лампочкой. Это не было реальным миром. Но, на самом деле, он всё-таки реален. Существует целый мир Интернета, и его-то я и посещал на протяжении двух лет. Я путешествовал по просторам Интернета. Я побывал в гигантских серверных центрах, на которые уходит столько же энергии, сколько и на города в которых они находятся. Я посетил, например, Гудзон-стрит, 60 в Нью-Йорке — одно из зданий из очень короткого списка примерно из двенадцати зданий, где друг к другу подключаются больше Интернет-сетей, чем где-либо ещё. И вот эта связь является несомненно физическим феноменом. Маршрутизатор одной сети — Facebook или Google, B.T. или Comcast, Time Warner, или любой другой — соединяется обычно жёлтым волоконно-оптическим кабелем через потолок, и вниз, в маршрутизатор другой сети. И эта связь однозначно реальна, и на удивление тесная. Здание №60 на Гудзон-стрит, и двенадцать или около того других, содержит в 10 раз больше сетей, соединяющихся внутри него, чем следующий уровень зданий. Существует очень короткий список этих мест. И Гудзон-стрит 60 в частности, интересно тем, что здесь расположено полдюжины очень важных сетей. Это сети, которые обслуживают подводные кабели, проложенные под океаном соединяющие Европу с Америкой и всех нас друг другом. Вот об этих проводах я и хочу поговорить. Если Интернет является глобальным явлением, если мы живём в глобальной деревне, то это благодаря тому, что под океаном проложены кабели, такие, как вот этот. И в этом измерении, они невероятно малы. Вы можете взять их в руки. Они как садовый шланг. Но в другом измерении они настолько вместительны, что трудно вообразить. Они протянулись через океан. Они три или пять или восемь тысяч миль в длину. И если материаловедение и вычислительные технологии это нечто невероятно сложное, то основной физический процесс здесь поразительно прост. Свет входит на одном конце океана и выходит на другом. Он обычно поступает из здания посадочной станции, которая часто запрятана где-то в сторонке, в небольшом приморском районе. Так же ещё существуют усилители, установленные на дне океана. Они немного похожи на голубого тунца, и каждые 50 миль усиливают сигнал, a так как скорость передачи невероятно быстра, то единицей измерения является 10-Гигабит в секунду на длину волны света. Это может быть в тысячу раз быстрее вашего собственного подключения, и может проводить 10 000 видео потоков, но это ещё не все. Можно вложить не только одну единицу волны света в каждый из волокон, можно вложить 50, 60 или 70 различных единиц волн или цветов в одно волокно и тогда у вас получится восемь волокон в кабеле, по четыре в каждом направлении. Они крошечные. Толщиной с волос. Затем они где-то подключаются к континенту. Они соединяются вот в таком люке. Буквально, вот тут подключается 5 000-мильный кабель. Это в Галифаксе, кабель, который простирается от Галифакс в Ирландию. И ландшафт меняется. Три года назад, когда я начал думать об этом, там был один кабель, который спускался вдоль Западного побережья Африки, изображённый на карте Стива Сонга тонкой чёрной линией. Сейчас проложено уже шесть кабелей, и планируется ещё больше, по три вдоль каждого побережья. Потому что, как только страна подключается к одному кабелю, они тут же понимают, что этого не достаточно. Если они будут строить индустрию на его базе, им необходимо быть уверенными в том, что связь не будет прерываться, a будет постоянной, потому что если вдруг кабель рвётся, то надо отправлять корабль в плавание, становиться на якорь подбирать кабель, искать другой его конец, затем соединять концы и забрасывать его обратно. Это очень и очень тяжёлый процесс. Это мой друг Саймон Купер, который до недавнего времени работал в коммуникационном крыле Tata Communications — большом индийском промышленном конгломерате. Я никогда в жизни не встречал его. Мы общались только через систему теле-связи, из-за чего я всегда думал о нем как о человеке из Интернета. (Смех) Он англичанин. В подводной кабельной промышленности доминируют англичане, и такое ощущение, что им всем по 42 года. (Смех) Потому что они все начали работать в одно и то же время, во время бума, около 20 лет назад. Tata зародилась как коммуникационная компания, когда они купили два кабеля, один через Атлантику и один через Тихий океан, и стали потихоньку увеличивать их пока не получился пояс, идущий вокруг всего мира, что значит, что они могут переправлять ваши биты и на восток и на запад. У них есть, буквально, луч света, который посылается вокруг мира, и если кабель рвётся в Тихом океане, луч будет послан в другую сторону. Закончив с этим, они начали искать другие места, которые можно было подключить к сети. Они стали искать места, ещё не подключённые к сети, и это означало север и юг, прежде всего эти кабели для Африки. Что меня поражает так это невероятное географическое видение Саймона. Он рассматривает мир с точки зрения постоянного роста. Мне это все был особенно интересно, потому что я хотел увидеть постройку одного из этих кабелей. Знаете, часто онлайн у нас случаются мимолётные связи, своего рода неожиданные совпадения, в твите или в Facebook, или через электронную почту, а тут показалось, что у этого существует параллельное физическое измерение. Мне казалось, что есть момент, когда континент в первые подключается в сеть, и мне хотелось увидеть это. Саймон как раз работал над новым кабелем — Кабельная Система Западной Африки, которая тянется от Лиссабона, вниз вдоль западного побережья Африки, в Кот-д 'Ивуар, Гану, Нигерию, Камерун. И он сказал, что уже скоро, в зависимости от погоды, но он даст мне знать, когда точно. Где-то за четыре дня он сказал, чтобы я поехал на пляж к югу от Лиссабона, и чуть позже 9, я увижу какого-то парня выходящего из воды. (Смех) И он будет нести зелёный нейлоновый провод, тонкий проводок который называется провод-посредник, и вот это и будет первым звеном между морем и сушей, и вот это звено затем будет использовано при путешествии света длиной в 9 000 миль. Затем бульдозер начал тянуть кабель от специализированного корабля для посадки кабеля, и он был проведён через эти буи, пока он не оказался в нужном месте. Затем вы можете увидеть наблюдающих английских инженеров. А затем, когда кабель дошёл до нужного места, он вернулся в воду, держа в руке большой нож и отрезал поочерёдно каждый из буйков. Отрезанный буй взлетал в воздух, а кабель падал на морское дно. И так он делал вдоль всего кабеля, пока не дошёл до корабля, и когда он дошёл туда, ему дали стакан сока и печенье, Потом он прыгнул обратно в воду, и поплыл обратно к берегу, a затем закурил сигарету. (Смех) После того как кабель достиг берега, они стали готовиться подсоединить его к другой стороне, к кабелю, который принесли со станции посадки. Они начали работать с ножовкой, потом они стали состругивать с него пластик работая примерно как повара, а затем, наконец, они превратились в ювелиров, пытающихся выставить тончайшие волокна по толщине вровень с кабелем, который принесли с корабля, и с помощью дырокола они спаяли их. И когда вы видите этих ребят, пилящих кабель ножовкой, вы перестаёте думать об Интернете как об облаке. Он начинает казаться чем-то невероятно реальным. И что меня так же удивило, при том насколько это основано на самых современных технологиях, насколько это невероятно новый феномен, настолько сам физический процесс существует уже на протяжении долгих лет, и культура работы осталась той же самой. Вы видите местных рабочих. Вы видите английского инженера дающего указания на заднем плане. И что ещё более важно, города остались те же самые. Эти кабели продолжают соединять классические портовые города, такие как Лиссабон, Момбаса, Мумбаи, Сингапур, Нью-Йорк. Процесс на берегу занимает где-то около трёх или четырёх дней, а когда всё будет закончено, крышку люка закроют, накидают сверху песка, и мы все забудем об этом. И кажется мне, что мы много говорим об облаке, но каждый раз, когда мы отправляем что-либо на облако, мы отказываемся от некоей доли ответственности за него. Мы менее тесно связны с ним. Мы позволяем другим волноваться о нем. Мне кажется это не правильно. Существует замечательная фраза Нила Стивенсона, где он говорит, что сетевые люди должны знать что-то о сети. Я думаю, мы должны знать, откуда берётся наш Интернет, и мы должны знать что это, что физически соединяет нас всех. Спасибо. (Аплодисменты) (Аплодисменты) Спасибо. (Аплодисменты)