В восемь лет я узнала об изменении климата и глобальном потеплении. Оказалось, что проблема была следствием нашего образа жизни. Меня просили выключать свет, чтобы сберечь электроэнергию, и перерабатывать бумагу ради сохранения природных ресурсов. Меня поразило, что люди, являясь одним из видов животных, способны изменить климат Земли. Ведь будь мы на самом деле корнем проблемы, мы бы озаботились этим вопросом. По телевизору говорили бы только об изменении климата. Все новости, радиопередачи, газетные статьи были бы посвящены этой теме, как если бы шла мировая война. Но никто не поднимает этот вопрос. Если сжигание ископаемого топлива ставит под вопрос наше существование, почему мы продолжаем эту практику? Почему не принимаются меры? Почему это всё ещё законно? Эти вопросы никак не укладывались у меня в голове. Это казалось невозможным. В 11 лет я заболела. Я впала в депрессию, перестала разговаривать и есть. За два месяца я потеряла около 10 килограмм. У меня диагностировали синдром Аспергера, ОКР и селективный мутизм. Одним словом, я говорю только тогда, когда считаю это необходимым, как сейчас. (Аплодисменты) Для людей с расстройством аутистического спектра мир поделён на чёрное и белое. Мы не умеем лгать и не любим участвовать в социальных играх, которые вам так нравятся. (Смех) Мне кажется, мы во многом более нормальны, а все остальные, наоборот, странные. (Смех) Особенно когда дело касается кризиса природопользования. Все твердят, что изменение климата представляет смертельную опасность и является главнейшей проблемой, но при этом ничего не меняется. Я не понимаю почему. Если выбросы необходимо прекратить, то мы должны прекратить выбросы. Либо всё, либо ничего. Когда речь заходит о выживании — нет места компромиссам. Мы либо развиваемся дальше как цивилизация, либо нет. Мы должны измениться. Зажиточные страны, как Швеция, должны снижать количество выбросов как минимум на 15% каждый год. Тогда мы сможем удержать потепление на уровне ниже двух градусов. Между тем, МГЭИК недавно заявила, что, стремясь к ограничению в 1,5 градусов по Цельсию, можно значительно смягчить последствия изменения климата. Но мы можем только догадываться, как это повлияет на снижение выбросов. Можно подумать, что СМИ и лидеры стран всецело посвятили бы себя этой проблеме, но они даже не упоминают о ней. Точно так же не говорят о парниковых газах, содержащихся в атмосфере. Или о том, как загрязнение воздуха скрывает потепление. Когда мы перестанем сжигать горючие ископаемые, уровень потепления уже будет на высоком уровне, около 0,5–1,1 градуса по Цельсию. Также никто не говорит о том, что мы на пике шестой волны массового вымирания, когда каждый день вымирает до 200 видов. Сегодняшние темпы исчезновения видов в 1 000–10 000 раз выше, чем считается нормальным. Никто не говорит о равенстве и климатической справедливости, прописанных в Парижском соглашении, что является необходимыми условиями для решения проблемы на мировом уровне. Состоятельные страны должны свести к нулю количество выбросов за 6–12 лет, учитывая сегодняшний темп роста выбросов. Тогда у жителей малообеспеченных стран появится возможность повысить уровень жизни построив инфраструктуру, которая у нас уже имеется, к примеру дороги, школы, больницы, обеспечение чистой питьевой водой, электричеством и т.д. Странно ожидать от таких стран, как Индия и Нигерия, обеспокоенности климатическим кризисом, в то время как нам, имеющим всё, совершенно нет дела до этой проблемы и до приверженности целям Парижского соглашения. Почему мы не снижаем объём выбросов? Почему выбросы, наоборот, продолжают расти? Мы сознательно провоцируем массовое вымирание? Мы — зло? Нет, конечно же, нет. Люди продолжают жить, как раньше, потому что большинство даже не подозревает о последствиях их образа жизни. Они не знают о необходимости срочных перемен. Мы полагаем, что всё знаем и что все вокруг тоже всё понимают, но это не так. Как мы можем что-либо знать? Если бы действительно произошёл кризис, вызванный нашими выбросами в атмосферу, то были бы сигналы. Не только затопленные города, десятки тысяч жертв и целые страны, погребённые под обломками зданий. Вводились бы ограничительные меры. Но нет. Никто об этом не говорит. Не собираются чрезвычайные заседания, молчат газетные заголовки и новости. Никто не чувствует кризиса. Даже учёные и политики, занимающиеся вопросами климата, продолжают летать по миру, употребляя мясные и молочные продукты. Если я доживу до 100 лет, то я застану 2103 год. Но сегодня невозможно представить будущего после 2050 года. К тому времени я, в лучшем случае, проживу меньше половины жизни. Что будет потом? В 2078 году я отмечу 75-летие. Если у меня будут дети и внуки, то мы отметим юбилей вместе. Возможно, они спросят меня о вас — людях, живших в 2018 году. Возможно, они спросят, почему вы ничего не предприняли, когда было ещё не слишком поздно. Наши действия, либо бездействие, скажутся на всей моей жизни и жизни моих детей и внуков. Наши сегодняшние действия либо бездействие ни я, ни моё поколение не смогут исправить в будущем. Когда в этом августе начался учебный год, я решила, что с меня хватит. Я встала перед шведским парламентом. Я саботировала школу ради сохранения климата. Некоторые скажут, что лучше бы я пошла на уроки. Некоторые — что мне нужно выучиться на климатолога, чтобы «решить климатический кризис». Но проблема уже решена. У нас имеются все необходимые данные и пути решения. Всё, что нам осталось, — встать и начать действовать. Зачем вообще учиться ради будущего, которое просто не наступит, потому что никто не пытается его сохранить? Зачем вообще получать знания в рамках учебной системы, тогда как важнейшие данные, представленные именитыми учёными из той же системы не имеют никакого веса в глазах политиков и общества? Говорят, что Швеция — маленькая страна и наши поступки не столь важны. Но если дети могут оказаться в заголовках по всему миру, просто не приходя на уроки несколько недель, только представьте, чего мы вместе можем добиться при желании. (Аплодисменты) Мы приближаемся к концу выступления, где принято говорить о надежде, солнечных панелях, ветровой энергетике, циркулярной экономике и т.д. Но я не собираюсь этого делать. У нас было 30 лет ободряющих напутствий и позитивных идей. Мне очень жаль, но это не работает. Если бы это было действенно, то количество выбросов уже бы снизилось. Но этого не произошло. Да, нам нужна надежда. Конечно, мы в ней нуждаемся. Но что нам нужно больше, так это действие. Когда мы начнём действовать, надежда будет повсюду. Поэтому вместо надежды стремитесь к действию. Только в таком случае появится надежда. Мы используем 100 миллионов баррелей нефти каждый день. Нет законов, чтобы изменить нынешнее положение. Нет правил, чтобы оставить нефть под землёй. Нельзя сохранить мир, играя по этим правилам, поэтому их необходимо изменить. Мир нуждается в переменах, и перемены должны начаться сегодня. Спасибо. (Аплодисменты)