Это три взаимосвязанных фрагмента
спектакля «Трилогия братьев Леман»,
где в течение трёх часов прослеживаются
истоки западного капитализма.
В нём участвуют три актёра,
которым аккомпанирует фортепиано.
Моя задача заключалась
в создании декораций
и визуального ряда для этой постановки.
В пьесе описываются пересечение Атлантики,
хлопковые поля Алабамы,
силуэты Нью-Йорка.
Всё это мы оформили внутри одного
вращающегося куба,
словно кино, ожившее сквозь столетия.
Получилось подобие
музыкального инструмента,
на котором играют три исполнителя.
И по мере того как они проходят свой путь,
следуя линии жизни братьев Леман,
мы, аудитория,
начинаем постигать простые
человеческие мотивы,
лежащие в основе сложных
финансовых систем,
в тисках которых мы находимся по сей день.
В молодости я играла
на музыкальных инструментах.
Больше других я любила скрипку.
Была в этом сокровенная передача энергии.
Вы дéржите прямо у сердца
эту органическую скульптуру
и переносите энергию всего вашего тела
в этот маленький кусочек дерева
и слышите, как это становится музыкой.
На самом деле моя игра
ничем не выделялась,
но, сидя за группой вторых скрипок
в оркестре Hastings Youth,
я старалась вовсю.
Мы орудовали смычками
и восхищались звуками
создаваемой нами симфонии,
которая была намного прекраснее и мощнее,
чем то, что мы смогли бы
сыграть в одиночку.
И сейчас, создавая
масштабные представления,
я всегда работаю с командами,
которые по количеству людей сравнимы,
как минимум, с симфоническим оркестром.
И не имеет значения, создаём ли мы
для оперы Рихарда Вагнера
вот эти гигантские вращающиеся тоннели,
подобные шахматным фигурам,
или резервуары с акулами
и горы для Канье Уэста —
мы всегда стремимся создать наиболее
выразительную скульптуру,
наиболее поэтичный инструмент
общения с публикой.
Говоря «поэтичный»,
я имею в виду язык максимально сжатый,
как текст песни,
поэтическую головоломку,
которую нужно разгадать.
Когда мы подготавливали дизайн
для Бейонсе и её тура Formation,
мы внимательно прочитали
тексты всех её песен
и нашли следующее:
«Я проснулась в четыре или в пять утра
от ночных кошмаров и увидела
проповедника, который обещал помолиться,
если я положу руку на телевизор.
Это моя первая память о молитве —
электрический ток, идущий сквозь меня».
И тот телевизор, по которому
в детстве Бейонсе слушала молитву,
превратился вот в эту
монолитную вращающуюся скульптуру,
которая показывала Бейонсе
всем сидящим на последних рядах стадиона.
А стадион — это массовая конгрегация.
Это временное объединение
сотни тысяч человек,
и все они пришли сюда,
чтобы подпевать, повторяя каждое слово.
Но в то же время они ищут
близкого личного общения
с исполнителем.
И мы как создатели этого шоу
должны дать им эту близость
в большом масштабе.
Обычно всё начинается с набросков.
И я рисовала этот 18-метровый вращающийся
портрет певицы для очень
высокого разрешения,
но затем я разорвала лист бумаги пополам.
Я разорвала маску,
пытаясь получить доступ
к тому, что под ней.
Одно дело эскиз, но для перевода эскиза
во вращающееся шестиэтажное здание
была необходима круглосуточная работа
нескольких талантливых инженеров
в течение трёх месяцев,
до тех пор пока мы не прибыли в Майами
и не открыли шоу в апреле 2016 года.
(Видео: Одобрительные возгласы)
(Музыка: Formation, Бейонсе)
Бейонсе: «Вы все ненавистники старомодны
в отношении шумихи иллюминатов.
Папарацци, ловите мой крутой
и дерзкий новый образ.
Я безрассудна, когда я появляюсь
в своём платье от Живанши.
Я такая собственница, что даже
ношу его ожерелья «Рок».
Мой папа из Алабамы,
мама — из Луизианы.
Смешиваешь негра с креолкой,
получается техасская провинциалка.
(Музыка заканчивается)
Я называю свою работу...
(Аплодисменты)
Спасибо.
(Возгласы, аплодисменты)
Я называю свою работу
сценической скульптурой,
но фактически мы, так сказать,
«ваяем» опыт нашей аудитории.
И как режиссёры и дизайнеры,
мы должны отвечать
за каждую минуту, проведённую
с нами нашими зрителями.
Мы немного похожи на лётчиков,
так как прокладываем траекторию полёта
для ста тысяч пассажиров.
Например, в случае
с канадским исполнителем The Weeknd,
мы сделали эту траекторию полёта
подобной полёту бумажного самолётика,
выполненного в технике оригами.
Пролетая над головами зрителей,
он в полёте разваливался на части,
последствия, а затем, в конце шоу,
он возрождался из пепла.
Как и в любом полёте,
самая сложная часть —
отрыв от земли, начало,
потому что, когда ты работаешь
над концертом поп-музыки,
основной рабочий материал для тебя —
это то, для чьей отправки не нужны
ни грузовики, ни команда людей.
Это ничего не стоит,
и всё же каждый атом воздуха
на арене перед началом шоу этим пропитан.
Это и есть чувство
зрительского предвкушения.
Каждый приносит с собой
историю о том, как он туда попал,
тот путь, который он прошёл,
месяцы работы для того,
чтобы заплатить за билеты.
Иногда они ночуют возле арены до концерта.
И наша первая задача — оправдать
их зрительское предвкушение,
дать им первое впечатление от исполнителя.
Когда я работаю с мужчинами,
они вполне счастливы оттого,
что кто-то превращает музыку в метафору —
космические полёты, горы.
Но что касается женщин, то мы много
работаем с масками и объёмными портретами,
поскольку поклонники женщин-исполнителей
жаждут увидеть их лица.
И когда зрители пришли на первый
за пять лет «живой» концерт Адели,
им предстало изображение
её закрытых во сне глаз.
Если прислушаться,
они могли услышать её дыхание во сне,
эхо которого доносилось до них на арене,
в ожидании её пробуждения.
Вот как начиналось шоу.
(Видео: одобрительные возгласы,
аплодисменты)
(Музыка)
Адель: Hello.
(Видео: Одобрительные возгласы,
аплодисменты)
Эс Девлин: С U2, мы проводим зрителей
по территории, которая охватывает
три десятилетия политики, поэзии и музыки.
И многие месяцы, встречаясь с коллективом
и их творческими группами,
эта схема повторяется —
эта линия, эта улица, —
та улица, которая связывает
прошлое и настоящее группы,
канат, по которому они ходят,
будучи активистами и артистами,
дорога сквозь фильм,
который позволяет артистам стать героями
их собственной поэзии.
(Музыка: U2 «Where
the Streets Have No Name»)
Боно: Я хочу убежать.
Я хочу спрятаться.
Я хочу снести стены,
которые держат меня внутри.
ЭД: Конец шоу подобен концу полёта.
Это прибытие.
Это перемещение со сцены к аудитории.
На концерте британской группы Take That
в конце шоу мы поместили
почти 25-метровую
механическую фигуру человека в центр зала.
(Музыка)
Как и в случае с другими
преобразованиями из музыки в механику,
в нашей ситуации считалось,
что это абсолютно невозможно.
Три инженера, которым мы
показали проект, отказались,
и в конце концов проблема была решена
путём хранения в одном месте
всей системы контроля
во время гастролей по стране.
Таким образом, мы её укладывали
на бортовой грузовик,
и всё это доставлялось как единое целое.
Но, конечно, для нас были важны
размеры головы фигуры,
и они зависели
от минимальной высоты пролёта того моста,
под которым мы должны были проехать.
Должна вам сказать, что рядом с Гамбургом
есть отвратительно низкий мост —
мост, который нельзя объехать.
(Смех)
(Музыка)
Ещё один из наиболее технически сложных
проектов, над которыми мы работали
на Брегенцском фестивале в Австрии,
это опера «Кармен».
Мы представили выходящие из вод
Боденского озера руки Кармен.
Они бросают в воздух эту колоду карт,
которая остаётся в воздухе
между небом и морем.
Но этот мимолётный жест,
это резкое движение запястий
нужно было воплотить через
конструкцию, довольно прочную,
чтобы выдержать две австрийские зимы.
Так что здесь есть много того,
что вы не видите на этом фото:
это очень тяжёлая работа.
Здесь много стабилизирующих
и поддерживающих конструкций сзади.
Я хочу показать вам фотографии,
которых нет на моём сайте.
Это фото задника сцены,
той её части, которая не задумана
для обозрения зрителями,
однако, она играет важную роль.
Да, на самом деле это дилемма
для театрального художника,
создающего декорации,
потому что бо́льшая часть того,
что я делаю, — ненастоящее,
это иллюзия.
И всё же каждый художник стремится
доказать нам, что это правда.
Но мы всегда задаём себе вопрос:
«Можем ли мы донести правду
через что-то ненастоящее?»
И когда я посещаю те шоу,
где я когда-то работала,
я осознаю, что я единственный человек,
который не смотрит на сцену.
Я смотрю на то, что нахожу
столь же увлекательным, —
и это зрители.
(Одобрительные возгласы)
Ну где вы ещё такое увидите:
(Возгласы)
столько сосредоточенных,
связанных друг с другом людей,
собранных и не отвлекающихся
на посторонние вещи?
И недавно я взялась за работу,
чьи истоки здесь,
в коллективном голосе зрителей.
Поэма «Портреты» —
это коллективное произведение.
Она берёт своё начало
в галерее Серпентайн.
Здесь каждому предлагали внести
своё слово в коллективную поэму.
И вместо того единственного
большого портрета на светодиодной панели,
который транслировался в глубь зала,
каждый зритель
уносит домой свой портрет,
в который вплетены слова,
произнесённые зрителями
при создании коллективной поэмы.
У них есть фрагмент постоянно меняющегося
коллективного произведения.
И в следующем году коллективная поэма
примет архитектурную форму.
Это проект павильона Великобритании
для выставки World Expo 2020.
Великобритания...
За всю свою жизнь
я не помню такого разлада.
Никогда не было так шумно,
так много разных голосов.
И никогда так здесь не чувствовалось
необходимости в местах,
где бы голоса соединялись.
И я надеюсь, что эта
деревянная скульптура,
этот деревянный инструмент,
немного похожий на скрипку,
на которой я играла, мог бы стать
тем местом, где люди могли играть и войти
в свой мир на одном конце конуса,
выйти на другом конце здания
и обнаружить, что их слово стало частью
коллективной поэмы, общего голоса.
(Музыка)
Это простые эксперименты
в машинном обучении.
Алгоритм, генерирующий поэму,
достаточно прост.
Это как текст предсказания,
состоящий из миллионов слов,
написанных поэтами XIX века.
Это своего рода соединение разума
прошлого и настоящего,
живого и неживого.
Нас вдохновляют слова Стивена Хокинга.
На закате своих дней
он задал довольно простой вопрос:
если мы как вид когда-либо встретимся
с более развитыми формами жизни
с более развитой цивилизацией,
как мы будем с ними говорить?
На каком коллективном языке планеты
мы будем говорить?
Язык света понятен любой
зрительской аудитории.
Он касается всех, но никто
не может его удержать.
В театре мы начинаем свою работу
в тёмном месте, куда не доходит свет.
Всю ночь мы находимся здесь,
фокусируя свет и программируя его эффекты,
пытаясь найти новые способы
лепки и резки световых объёмов.
(Музыка)
Это то, чем мы занимаемся:
всегда в поиске новых способов
создания и изменения световых форм.
Мы всегда находим слова для вещей,
о которых не нужно больше говорить.
И я хочу сказать, что это
и всё, что я вам сейчас показала,
больше не существует как физическая форма.
(Музыка)
Многое из того, что я создала
за последние 25 лет,
больше не существует.
Но наша работа запечатлелась в памяти,
в синаптических скульптурах,
в сознании тех, кто хотя бы раз был
на наших представлениях.
(Музыка)
Как-то раз я прочитала,
что стихотворение, выученное наизусть,
это то, что у вас останется,
что нельзя потерять,
даже если у вас сгорит дом
и вы лишитесь всего.
Я хочу закончить своё выступление
строчками, выученными когда-то наизусть.
(Музыка)
Их написал в 1910 году
английский романист Э.М.Форстер
как раз за несколько лет до того,
как Европа, мой континент,
(Музыка)
начала рвать себя на части.
(Музыка)
И его призыв к объединению
всё ещё созвучен тому,
что мы пытаемся сделать теперь.
(Музыка)
«Только связь! Это была вся её проповедь.
Только связь прозы и страсти:
и то, и другое возвысится.
И мы увидим всё, на что способна
человеческая любовь.
Только связь!
Больше не живите частями.
Спасибо.
(Аплодисменты)