Я счастлив выступать здесь

и почту за честь говорить на тему,

которую считаю чрезвычайно важной.

Мы много говорим

об ужасном влиянии пластмасс
на планету и биологические виды,

но пластмасса вредит и людям,

в особенности людям бедным.

Как при производстве пластмасс,

так и при их использовании и переработке,

основными жертвами становятся

именно бедные люди.

Всех очень расстроила
утечка нефти компании BP,

и не зря.

«Боже мой, — думали люди, —

какой ужас, столько нефти попало в океан —

она разрушит там все живые системы.

Пострадают люди.

Ужасно, что от разлива нефти

пострадают люди
в Мексиканском заливе».

Но люди не думают о том, что было бы,

если бы нефть благополучно
достигла берега.

Если бы нефть оказалась там,
где планировалось?

Она бы не только сгорела в двигателях,
способствуя глобальному потеплению.

Есть такое место
под названием Раковая Аллея,

а причина этого названия в том,

что когда нефтехимическая индустрия

перерабатывает нефть в пластмассу,

в процессе этого она убивает людей.

Она укорачивает жизни людей
в районе Мексиканского залива.

Так что нефть и нефтехимия
проблематичны не только

когда нефть разливается,
но и когда не разливается.

Мы обычно в полной мере не понимаем,

какую цену платят бедные за то,

чтобы у нас были одноразовые продукты.

И ещё мы в полной мере не понимаем,

что бедные люди страдают
не только при производстве.

Бедняки страдают
и от использования пластмасс.

Те из нас, кто зарабатывает достаточно,

имеют то, что называется выбором.

Мы работаем в поте лица,
и нам важно иметь работу,

а не быть бедным или малоимущим,

потому что тогда есть выбор,
экономический выбор.

Тогда у нас есть возможность выбирать,
покупать или нет продукты,

которые содержат опасные,
токсичные пластмассы.

Бедные такой возможности лишены.

Малоимущие чаще всего покупают продукты,

содержащие опасные элементы,
воздействию которых подвергаются их дети.

И это они в итоге потребляют
несоразмерное количество

токсичных пластмасс.

Кто-то скажет: «Да пусть просто
купят другой продукт».

Но проблема в том, что у бедных
нет таких возможностей.

Они часто вынуждены
покупать самое дешёвое.

Самые дешёвые продукты
чаще всего бывают самыми опасными.

Но это ещё не всё —

не только производство пластмасс
увеличивает число больных раком

в местах вроде Раковой Аллеи

и укорачивает жизни детям из бедных семей
из-за потребления пластика.

При утилизации пластмасс

основное бремя несут опять же бедные.

Часто мы думаем,
что делаем что-то хорошее.

Вот вы в офисе, пьёте себе воду из бутылки

и думаете про себя: «Допью и выкину.

Нет, поступлю правильно.
Брошу её в синий контейнер.

Брошу в синий контейнер», —
размышляете вы.

Потом смотрите на коллегу и думаете:

«Вот кретин. Бросает
свои в белый контейнер!»

И это щекочет наше самолюбие.

Мы очень собою довольны.

Может быть, я должен извиниться.

Нет, это я не про вас, а про себя.

(Смех)

И вот нам нравится быть
эдакими нравственными и хорошими.

Но если мы проследим путь

этой пластмассовой бутылочки,

нас поразит то, что с большой
долей вероятности

бутылка попадёт на корабль.

И поплывёт через океан —

а это стоит денег.

И приплывёт в какую-то развивающуюся
страну — часто в Китай.

И мы представляем себе,

кто-то возьмёт эту бутылочку и скажет:

«О, вот она — бутылочка!
Мы так рады тебя видеть».

(Cмех)

«Ты хорошо нам послужила».

(Смех)

И сделает ей массаж,

и даст ей специальную медаль.

И спросит: «Ну, а что ты
хочешь делать теперь?»

И маленькая бутылочка скажет: 
«Я пока не знаю».

(Смех)

Но на самом деле так не бывает.

Понимаете?

Эту бутылку, скорее всего, сожгут.

Переработка пластмасс
во многих развивающихся странах

означает инсинерацию пластика —
сжигание пластика,

при котором выбрасывается масса токсинов,

что, в свою очередь, убивает людей.

Так что бедные —
те, кто производит эти продукты

в нефтехимических центрах
вроде Раковой Аллеи,

бедные, которые в основном
потребляют эти продукты,

и затем бедные, которые участвуют
в последнем этапе — этапе переработки,

укорачивающем их жизни, —

все они страдают

от этой нашей нездоровой привязанности
к одноразовым товарам.

И вы думаете про себя —
я знаю, что вы думаете:

«Действительно, это ужасно
для этих бедняков.

Просто ужасно, бедные-несчастные бедняки.

Надеюсь, кто-нибудь
им как-нибудь поможет».

Но вот чего мы не понимаем:

вот мы тут, в Лос-Анджелесе.

Мы много сделали
для улучшения качества воздуха

здесь, у себя, в Лос-Анджелесе.

Но знаете, что?

Из-за растущего экологически
грязного производства в Азии,

того, что законы охраны окружающей среды
в Азии не защищают людей,

почти все улучшения, которых мы
добились по качеству воздуха

здесь в Калифорнии,

сводятся на нет загрязнённым воздухом,
приходящим из Азии.

Так что нас всех это касается.
Это на всех влияет.

Только бедным достаётся
сразу и больше всех.

Но вредные производства, сжигание токсинов

и отсутствие экологических
стандартов в Азии

создаёт такое загрязнение воздуха,

что оно доходит до нас за океаном

и сводит на нет наши усилия в Калифорнии.

У нас уровень загрязнения 1970-х годов.

И вот мы на одной, общей планете,

и мы должны дойти до истоков этих проблем.

А исток этой проблемы, в моем понимании,

это сама идея одноразовости.

Если понять связь между

тем, что мы делаем,
отравляя и загрязняя планету,

и тем, как мы поступаем с бедными,

мы придём к очень тревожному,
но очень полезному выводу:

чтобы выкинуть планету на помойку,

надо выкинуть на помойку людей.

Но если создать такой мир, где люди
на помойку не выкидываются,

тогда и планету можно будет сохранить.

Сейчас такое время,

когда идея социальной справедливости

вместе с идеей экологии

наконец видятся

как одна, единая целостная идея.

И это идея того, что нам
не надо ничего одноразового.

У нас нет одноразовых ресурсов.

У нас нет одноразовых биологических видов.

И одноразовых людей у нас тоже нет.

У нас нет планеты на выброс

и нет выбрасываемых детей —
они все ценны.

И по мере того, как мы подходим
к этому начальному пониманию,

у нас появляются новые
возможности действовать.

Биомимикрия,

которая представляет собой
новую, формирующуюся науку,

становится важной идеей
социальной справделивости.

Тем, кто только начинает
знакомиться с предметом,

биомимикрия означает уважение
к мудрости всего живого.

Демократия, кстати, означает

уважение к мудрости всего человечества —
к этому мы ещё вернёмся.

Но биомимикрия означает
уважение ко всем видам в природе.

Оказывается, мы довольно умный
биологический вид.

Большая кора головного мозга,
вообще мы собой гордимся.

И если нужно сделать что-то твёрдое,

мы думаем: «Ага, ясно, сейчас
сделаю твёрдое вещество!

Я возьму насосы и печи,

добуду что-нибудь из-под земли,

всё это нагрею, отравлю и загрязню,

но произведу это твёрдое вещество!

(Смех)

Ведь я такой умный».

И мы оставляем разрушение
позади и вокруг себя.

Ну и что?

Человек, конечно, умный,
но не такой умный, как моллюск.

У моллюска очень твёрдая раковина.

И не надо ему ни насосов, ни печей.

Он не отравляет и не загрязняет.

Оказывается, другие биологические виды

давно придумали как создать то,
что нам нужно,

при помощи биологических процессов,
которыми природа владеет в совершенстве.

И наконец, ознакомившись с биомимикрией,
учёные приходят к тому,

что у нас есть чему поучиться
у других видов —

я не имею в виду, что мы возьмём мышь
и начнём её протыкать, —

я не имею в виду жестокое обращение
с братьями меньшими,

я имею в виду уважение к ним,
уважение к тому, чего они достигли.

Вот это называется биомимикрией,

и это открывает нам двери
к безотходному производству,

к экологически чистому производству,

к тому, чтобы наслаждаться

высоким качеством и уровнем жизни,

не выбрасывая планету на помойку.

Эта идея биомимикрии,

уважения к мудрости всех
биологических видов

в сочетании с идеей демократии
и социальной справедливости

уважения к мудрости
всех человеческих существ

даст нам совершенно другое общество.

У нас будет другая экономика.

У нас будет экологически чистое общество,

которым доктор Кинг
мог бы по праву гордиться.

Это должно быть нашей целью.

И чтобы прийти к этому,
сначала необходимо осознать,

что идея одноразовости

не только наносит вред всем тем видам, 
о которых мы говорили,

но и коррумпирует наше общество.

Мы так гордимся тем,
что живём здесь, в Калифорнии.

Мы только что голосовали,
и все восклицали:

«В нашем штате такого не будет —

(Cмех)

я уж не знаю, что там
другие штаты делают».

(Cмех)

Мы такие гордые.

Я сам тоже горжусь.

Но, к сожалению,

Калифорния, которая опережает всех
в экологическим инициативах,

также лидирует в мире

по вопросам тюремным.

В Калифорнии один
из самых высоких в стране

показателей тюремного заключения.

Мы стоим перед нравственным выбором.

Мы с большим энтузиазмом вывозим
отходы с полигонов для захоронения,

но порой у нас куда меньше энтузиазма,

когда дело касается спасения людей,
живых людей.

И я бы сказал, что мы живём в стране,

где при населении в 5%
от мирового населения

производится 25% парниковых газов

и содержится 25% всех заключённых в мире.

Каждый четвёртый лишённый
свободы в этом мире

является заключённым в Соединённых Штатах.

Это согласуется с идеей

одноразовости, в которую мы так верим.

Между тем,

у движения, которое должно приобретать
всё новых сторонников,

которое должно расти,

которое должно выйти
за привычные рамки зоны комфорта,

есть проблема на пути к успеху,

к устранению пластмасс и свершении
экономического сдвига,

и проблема эта — подозрение,
которое вызывает движение как таковое.

Многие задают такой вопрос:

откуда у этих людей столько энтузиазма?

Малоимущий, обитатель Раковой Аллеи,

или кто-то из Уаттса,

или кто-то из Гарлема,
или из индейской резрвации

может спросить — и спросить правомерно:

«Почему эти люди полны энтузиазма,

когда речь идёт о том,

чтобы дать пластмассовой бутылке
ещё один шанс,

чтобы дать консервной банке ещё один шанс,

а между тем, если мой сын что-то натворит
и отправится в тюрьму,

ему такого шанса никто не даст?»

Как это движение может быть
настолько увлечено

идеей отказа от одноразовых
продуктов и материалов

и в то же время мириться с одноразовостью

людей и районов, подобных Раковой Аллее?

Сейчас время обретения возможности —
по-настоящему гордиться таким движением.

Когда мы поднимаем такие вопросы,

это даёт нам ещё один шанс
объединиться с другими движениями,

стать более всесторонними, расти.

И мы наконец выйдем за пределы
ужасной дилеммы, в которой сейчас живём.

Большинство из нас — хорошие, добрые люди.

Когда мы были молодыми,
мы любили весь мир,

и в какой-то момент
нам сказали, что надо выбрать тему,

что любовь должна
сосредоточиться на чём-то.

Нельзя просто любить весь мир —

можно работать либо с деревьями,
либо с иммиграционными вопросами.

Надо сократиться до одной темы,
сосредоточиться на ней.

И нам, по большому счёту, говорили:

«Обнимай либо дерево,

либо ребёнка. Выбирай.

Кого ты обнимешь —

дерево или ребёнка? Выбирай».

А когда дело доходит
до таких вопросов, как пластик,

становится ясно, что всё взаимосвязано.

Хорошо, что у большинства из нас две руки.

Мы можем обнять обоих.

Спасибо большое.

(Аплодисменты)