Фотографическое путешествие матери и сына, преодолевающее дименцию

Художник Тони Лучани тестировал новую камеру, когда его 91 летняя мать Элия пробралась на задний фон его фотографий. Спонтанные фото, которые вылились в многолетнее сотрудничество, в котором Лучани задокументировал жизнь и дух его матери, то, как она жила со слабоумием. В этой трогательной речи он делится историями, связанными с некоторыми из его любимых кадров, запечатлевших радости и печали заботы о стареющем родителе.

Когда моя 91 летняя мать Элия
переехала ко мне,

я думал, я оказываю ей услугу.

На самом деле всё было ровно наоборот.

Видите ли, у мамы были проблемы
с памятью и с принятием возраста.

Она выглядела подавленной.

Я пытался сделать так, чтобы она
чувствовала себя как можно комфортнее,

но когда я стоял у мольберта, рисуя,

я поглядывал на неё
и просто видел её... там.

Она сидела, уставившись в никуда.

Я наблюдал, как она медленно
спускалась по лестнице, —

она не была той мамой, с которой я вырос.

Вместо неё я видел немощную,

крошечную, старую женщину.

Прошло пару недель, и мне был
необходим отдых от рисования.

Я хотел поиграться с камерой,
которую я только купил.

Я так радовался — у неё были разные ручки,

кнопки и настройки,
которые я хотел изучить.

Так, я установил свою треногу напротив
большого зеркала,

заблокировав дверной проход в единственную
ванную комнату в доме.

(Смех)

Чуть позже я слышу:

(С итальянским акцентом)
«Мне нужно воспользоваться уборной».

(Смех)

«Пять минут, мам.
Мне нужно кое-что сделать».

15 минут спустя я слышу снова:

«Мне нужно воспользоваться уборной».

«Ещё пять минут».

Потом произошло это.

(Смех)

(Аплодисменты)

И это.

(Смех)

А потом вот это.

(Смех)

Это был мой ага!-момент.

Мы нашли общий язык.

У нас появилось что-то конкретное,
что мы могли делать вместе.

Моя мама родилась в маленькой горной
деревушке в центральной Италии,

где у её родителей была земля и овцы.

Когда она была ребёнком,
её отец умер от пневмонии,

оставив жену и двух дочерей одних
с тяжёлой домашней работой.

Они поняли, что не справятся.

Так было принято очень тяжёлое решение

Мама, самая старшая в 13 лет,

была выдана замуж за абсолютно
незнакомого мужчину, вдвое старше её.

Она перестала быть ребёнком
и была выброшена во взрослую жизнь.

Мама впервые родила,
когда ей было всего 16 лет.

Годы спустя, и уже живя в Торонто,

мама получила работу на швейной фабрике

и вскоре стала менеджером
очень большого швейного цеха.

И так как цех был полон
работников-иммигрантов,

мама сама учила разные слова
из переводческих книг.

Она повторяла их на французском, датском,
греческом, испанском, португальском,

польском, русском, румынском,
венгерском по всему дому.

Я был в восторге от её упорства
и решимости достичь успеха

во всём, что ей нравилось делать.

После того ага!-момента в ванной,

я отрабатывал свои новые навыки фотографа
на маме в качестве портретной модели.

На протяжении всего процесса
она говорила, а я слушал.

Она говорила мне о своём раннем детстве
и как она чувствует себя сейчас.

Мы обратили друг на друга внимание.

Мама теряла кратковременную память,

но лучше вспоминала свои молодые годы.

Я спрашивал, и она рассказывала
мне свои истории.

Я слушал и был её аудиторией.

У меня появлялись идеи.

Я их записывал и делал наброски.

Я показывал ей, что делать,
разыгрывая сцены сам.

После этого мы делали постановку.

Так она позировала, а я узнавал
всё больше о фотографии.

Маме нравился процесс, актёрство.

Она снова почувствовала себя достойно,
чувствовала себя важной и нужной.

И она точно не стеснялась перед камерой.

(Смех)

(Аплодисменты)

Мама истерически смеялась от это снимка.

(Смех)

Идея для этого фото пришла
из старого немецкого фильма

про субмарину, называвшегося «Das Boot».

Но, как видите, то, что получилось,
выглядит больше как пришелец.

(Смех)

Я отложил эту фотографию в сторону
с мыслью, что это полный провал,

потому что она не передавала
задуманного мною видения.

Но мама смеялась так сильно,

что в один момент, забавы ради, я решил
всё равно опубликовать её в сети.

Она вызвала невероятный отклик.

В каждой болезни Альцгеймера

присутствует некоторое отчаяние и грусть

у всех, кого она так или иначе касается.

Это был мамин крик души.

Однажды она мне сказала:

«Почему в моей голове полно вещей,
которые я хочу сказать,

но прежде чем они появляются на языке,
я их забываю?»

«Почему в моей голове полно вещей,
которые я хочу сказать,

но прежде чем они появляются на языке,
я их забываю?»

(Аплодисменты)

Как постоянно ухаживающий за больной
и профессиональный художник

я тоже бывал в отчаянии.

(Смех)

Но чтобы противостоять
всем трудностям, мы играли.

Это был мамин счастливый момент.

И я должен был ей его обеспечить.

(Смех)

(Смех)

(Смех)

Мама была обеспокоена
ещё и старением.

Она говорила:
«Как я так быстро постарела?»

(Публика вздыхает)

«Так постарела».

«Так быстро».

Ещё я сделал маму моделью
для моих масляных картин.

Эта картина называется «Портная».

Будучи ребёнком, я помню,

как мама шила вещи для всей семьи

на этой массивной и
тяжёлой швейной машинке,

которая была вбита в пол у нас в подвале.

Много раз по ночам я сходил вниз и
приносил домашнюю работу с собой.

Я садился позади неё
на доверху заваленный стул.

Тихий гул огромного мотора и
повторяющиеся звуки швейной иглы

успокаивали меня.

Когда мама переехала ко мне,

я сохранил эту машинку и хранил её
в своей студии для надёжности.

Эта картина вернула меня назад в детство.

Интересный момент,

что теперь мама была тем человеком,
кто сидел позади меня,

смотря как я её рисую,

работающей на той же самой машинке,
на которой она шила,

когда я сидел позади неё,
смотря как она шьёт,

50 лет назад.

Также я давал маме задания,
чтобы она имела занятие и думала.

Я дал ей маленький фотоаппарат

и попросил её делать хотя бы 10 фотографий
в день того, что ей захочется.

Это мамины фотографии.

Она в жизни не держала
в руках камеру до этого.

Ей было 93.

Мы сидели вместе и говорили о её работах.

Я пытался объяснить,

(Смех)

как и почему я их делал,

смысл, чувства, почему они были важны.

Мама, с другой стороны,
просто говорила:

«Sí»,

«No»,

«bella» or «bruta».

(Смех)

Я наблюдал за выражениями её лица.

Последнее слово было всегда за ней,
произнесённое вслух или нет.

Это путешествие открытий
не закончилось на маме.

Она теперь в доме престарелых

в 10 минутах ходьбы от моего дома.

Я посещаю её через день.

Её слабоумие дошло до точки,

когда ей было опасно
оставаться в моём доме.

В нём полно лестниц,

она больше не знала моего имени.

(Срывающимся голосом)
Но знаете что? Ничего страшного.

Она всё ещё узнаёт моё лицо

и всегда широко улыбается,
когда меня видит.

(Аплодисменты)

(Аплодисменты заканчиваются)

Я больше не делал её фотографий.

Это было бы нечестно
и неэтично с моей стороны.

И она бы не поняла, зачем я их делаю.

Мой отец,

мой брат,

(Срывающимся голосом) мой племянник,

моя супруга и мой лучший друг —

все они неожиданно скончались.

И у меня не было возможности

сказать им, как сильно я ценил и любил их.

Но с мамой я просто обязан это сделать,

и сделать это очень долгим прощанием.

(Аплодисменты)

(Аплодисменты заканчиваются)

Для меня это означает присутствовать
и по-настоящему слушать.

Зависимые люди хотят чувствовать себя
частью чего-то, чего угодно.

Не обязательно, чтобы то, что делается,
было бы чем-то исключительно глубоким.

Это может быть нечто простое,
как прогулка вместе в парке.

Дайте им возможность

взаимодействовать, участвовать

и чувствовать себя нужными.

Наполните время смыслом.

Жизнь — она для того, чтобы хотеть жить,

а не ждать, пока умрёшь.

(Аплодисменты)

(Аплодисменты заканчиваются)

Не могли бы вы все помахать рукой
и улыбнуться, пожалуйста?

(Смех)

Это для тебя, мама.

(Звук затвора камеры)

(Аплодисменты)