Глобальной пандемии нужны глобальные решения

Изучая факты и цифры вспышки коронавируса, эпидемиолог Ларри Бриллиант оценивает мировые ответные меры в откровенном интервью с главой TED Крисом Андерсоном. Ларри излагает чёткий план прекращения пандемии и показывает, почему для его достижения нам придётся работать вместе, преодолевая политические и географические разногласия. «Это не зомби-апокалипсис, не массовое вымирание», — говорит он. «Мы должны показать себя с лучшей стороны». (Записано 22 апреля 2020 года)

Хелен Уолтерс: Итак, Крис, кто первый?

Крис Андерсон: Есть человек,
сильно переживающий из-за пандемии

почти всю свою жизнь.

Он внёс огромный вклад около 40 лет назад,

когда помог миру избавиться от оспы.

И в 2006-м году

он выступил в TED, чтобы предупредить мир

об угрозе мировой пандемии,

и что нам следует делать.

Прошу поприветствовать
доктора Ларри Бриллианта.

Ларри, очень рад вас видеть.

Ларри Бриллиант:
Спасибо, мне тоже приятно.

КА: Ларри, в том выступлении

вы показали симуляцию
распространения пандемии,

какой она может быть.

Я хотел бы снова
воспроизвести это видео,

от него бросает в дрожь.

Ларри Бриллиант (TED 2006):
Позвольте показать вам симуляцию

распространения пандемии,

просто чтобы вы понимали,
о чём мы говорим.

Предположим, что первый случай заболевания
фиксируется, к примеру, в Южной Азии.

Изначально она распространяется медленно.

Две или три отдельных локации.

Позже возникнут повторные вспышки,

и болезнь начнёт распространяться
от страны к стране так быстро,

что никто не сможет понять,
что их убивает.

Менее чем за три недели
инфекция распространится повсюду в мире.

Если бы у нас была кнопка отмены,

мы могли бы вернуться назад

и изолировать инфекцию, справиться с ней,
как только она появилась.

Если бы мы могли сразу её обнаружить,

применить раннее диагностирование
и ранние меры

и мы могли бы побороть
каждый из этих вирусов, —

это единственный метод борьбы с пандемией.

КА: Ларри, те сказанные фразы:

«раннее диагностирование»,
«ранние меры», —

были ключевой темой выступления.

Вы просили нас повторить их несколько раз.

Это и по сей день главный способ
предотвращения пандемии?

ЛБ: Да, конечно.

Знаете, при пандемии,

когда случаи заражения растут
в геометрической прогрессии,

если пропустить первые две недели,
отстать на две недели,

это не изменит число умерших

или заболевших за эти две недели,

это будет означать
ещё две недели пика пандемии.

Можно этого избежать,
если среагировать раньше.

Ранние меры очень важны,

ранняя диагностика — обязательное условие.

КА: Какую оценку вы дадите миру

за раннюю диагностику
и ответные меры на COVID-19?

ЛБ: Да, вы уже задавали мне этот вопрос,

и я долгое время думал над ним.

Думаю, я бы перечислил по странам,

я даже составил список.

Думаю, островные государства,
такие, как Тайвань, Исландия

и, конечно, Новая Зеландия,

получили бы пятёрку.

Остров Великобритании и США,

хоть наша страна и не остров,
как бы нам того ни хотелось,

получили бы плохую оценку.

Я бы поставил четвёрку
Южной Корее и Германии.

И между ними...

Мне кажется, реакция была очень разной.

Мир в целом ошеломлён.

Гордиться нам нечем.

КА: И всё же, мы рано выявили вирус,

по крайней мере некоторые врачи
в Китае сделали это достаточно рано.

ЛБ: Раньше, чем при атипичной
пневмонии в 2002-м году,

тогда это заняло шесть месяцев.

В этот раз прошло шесть недель.

Диагностика — это не только
обнаружение вируса,

но и понимание, что это за вирус.

По-моему, здесь мы справились неплохо.

Открытость, взаимодействие —
это другие вопросы.

КА: Каковы были ключевые ошибки стран,

получивших от вас низший балл?

ЛБ: Я думаю, страх,

политическая некомпетентность,
вмешательство политики,

невосприятие проблемы всерьёз —

это вполне по-человечески.

Я думаю, за всю историю

почти каждую пандемию поначалу
отрицали и сомневались в ней.

Но страны, действовавшие быстро,

и даже те, кто начал медленно,
как Южная Корея,

смогли наверстать упущенное,
у них получилось.

Мы упустили два месяца.

Мы дали вирусу, растущему
в геометрической прогрессии,

двухмесячную фору.

Это совсем не хорошо, Крис.

КА: Конечно, нет.

Я хочу сказать, что информация
об этом вирусе

до сих пор неоднозначна.

Как вы думаете, придут ли учёные
в конечном итоге

к двум ключевым цифрам:

заразности вируса и смертности от него?

ЛБ: Нужно помнить
о своего рода уравнении:

на распространение вируса
влияют три основных фактора.

Первый: число R0,

количество вторичных случаев,
когда появляется вирус.

В нашем случае

R0 примерно равен 2,2–2,4.

Но три недели назад
появилась очень важная статья

в журнале "Emerging Infectious Diseases",

предполагающая,
основываясь на данных из Уханя,

что оно составляет 5,7.

Так что гипотетически предположим,

что вирус распространяется
в геометрической прогрессии,

и этот показатель где-то между 2,2 и 5,7.

Два других важных фактора:

инкубационный период,
или период размножения вируса, —

чем он длиннее,

тем медленнее наступает пандемия.

При периоде, например, в шесть дней
распространение молниеносно.

И последнее, но не менее важное,

что часто упускается из виду, —

плотность восприимчивого населения.

Это новый вирус,

и мы хотим узнать,
сколько человек могут заразиться.

Вирус новый, а нас тут восемь миллиардов.

Мир столкнулся с вирусом,

который делает всех нас восприимчивыми

независимо от цвета кожи, расы,

уровня благосостояния.

КА: Названные вами цифры

никак не отличают этот вирус
от других недавних инфекций.

Что за комбинация сделала его
настолько смертоносным?

ЛБ: Это как раз комбинация

короткого инкубационного периода
и высокой контагиозности.

Каждый в этом эфире
знает хоть одного заражённого.

Печально, что люди теряют близких.

Это ужасная болезнь, в её тяжелой форме.

Мне звонят врачи скорой помощи

и лечащие врачи
из реанимаций по всему миру,

и все они спрашивают:

«Как мне решить, кому жить,
а кому умереть?

У меня слишком мало оборудования».

Это ужасная болезнь,

когда ты умираешь в одиночестве,
с аппаратом ИВЛ в лёгких.

Эта болезнь поражает все органы.

Это респираторное заболевание —

возможно, именно это вводит в заблуждение.

Оно кажется обычным гриппом.

Но у большинства пациентов
появлялась кровь в моче

из-за болезней почек,

у кого-то гастроэнтерит,

часто ещё и сердечная недостаточность,

мы знаем также, что поражаются
вкусовые рецепторы и обоняние,

и, конечно, лёгкие.

У меня возникает вопрос:

есть ли орган,
на который вирус не влияет?

И в каком-то смысле

он мне напоминает оспу.

КА: В общем, нам не поздоровилось.

Есть ли выход?

ЛБ: Выход всё тот же.

Быстрая диагностика,

быстрые меры.

При каждом случае заболевания

выявлять сразу всех контактировавших.

Есть новая технология
для отслеживания контактов,

у нас есть прекрасные учёные,
работающие со скоростью света,

производящие для всего мира тесты,
противовирусные препараты, вакцины.

Мы должны «замедлиться».

Как говорят буддисты, замедлить время,

чтобы вернуть на место своё сердце и душу.

Мы должны замедлить скорость этого вируса,

поэтому мы изолируемся.

Просто для ясности —

самоизоляция, сглаживая кривую,

не меняет абсолютное количество случаев,

но она меняет линию, похожую на пик горы.

Линия становится похожей на пульс.

Из-за отсутствия больничных коек
мы не будем терять людей,

перенёсших инфаркт,
нуждающихся в химиотерапии,

женщин, которым предстоят тяжёлые роды.

Все они смогут обслуживаться в больнице,

и мы будем использовать
имеющиеся скудные ресурсы,

особенно в развивающихся странах,

чтобы лечить людей.

Нужно сбавить темп,

замедлить скорость эпидемии,

и затем на спадах,
между пульсовыми волнами,

сработать на опережение,
удвоить усилия, поспешить,

найти каждый случай,

проследить каждый контакт,

сделать тесты,

и тогда отправить на карантин
тех, кому он нужен,

и делать это, пока не появится вакцина.

КА: Звучит так, будто мы должны
пройти стадию смягчения,

когда мы просто всё приостановим

до того момента, пока не начнём
выявлять отдельные случаи снова

и отслеживать контактировавших,

также лечить их по отдельности.

То есть, для этого

потребуется согласованность,

стремление, структура, вложения,

а в некоторых странах нет
ни малейших признаков всего этого.

Как вы думаете, у нас получится?

ЛБ: Конечно, да.

Тайвань отлично справился,

Исландия, также Германия.

У всех была разная стратегия.

Также Южная Корея.

Требуется грамотное управление,

серьёзный подход,

когда нужно прислушиваться
к учёным, а не к политикам,

которые следят за вирусом.

Конечно, у нас получится.

Позвольте напомнить всем —

это не зомби-апокалипсис,

это не массовое вымирание.

Понимаете, 98–99% людей
останутся в живых, перенеся вирус.

Мы должны бороться с ним, как можем,

должны показать себя с лучшей стороны,

как сидя дома,

так и в науке, и высшем руководстве.

КА: Могут ли появиться
более опасные вирусы

в будущем?

Можно ли представить или описать

худшую комбинацию этих показателей,

к которой мы должны готовиться?

ЛБ: У оспы число R0
составляло от 3,5 до 4,5,

и я думаю, вероятнее всего,
также будет и у COVID.

От оспы умерла треть населения.

Но у нас была вакцина.

Выходит, это совершенно разные ситуации.

Но что меня больше всего беспокоит,

и причина, по которой
сняли фильм «Заражение», —

а это был вымышленный вирус...

Повторяю для тех, кто смотрел, —

это выдумка.

Мы придумали вирус, от которого
погибло гораздо больше людей.

КА: Вы говорите о фильме «Заражение»,

он сейчас в топе Netflix.

Вы консультировали режиссёра.

ЛБ: Да, это правда.

Мы сняли этот фильм намеренно,

чтобы показать реальную пандемию,

но выбрали для этого страшный вирус.

Мы показали,

как он переходит от летучей мыши к яблоку,

к свинье, к повару,
к героине Гвинет Пэлтроу,

потому что в природе
мы называем это «выходом за пределы»,

как зоонозные инфекции,

которые от животных переходят к людям.

Можно взять последние 30 лет

или заглянуть в будущее на 30 лет.

В прошлом была Эбола,
ТОРС, лихорадка Зика,

свиной грипп, птичий грипп,
лихорадка Западного Нила.

Можно начать практически с катехизиса

и слушать все эти неблагозвучные названия.

Но от 30 до 50 новых вирусов
перешли от животных к человеку.

Я боюсь, в следующие 30 лет,

поскольку мы живём в эпоху пандемий,

мы должны вести себя соответствующе,

должны применять подход
«Единое здравоохранение»,

мы должны понимать,
что живём в одном мире

с животными и окружающей средой.

Нужно искоренить этот миф,
будто мы какой-то особенный вид.

Вирусы так не считают.

КА: Однако вы упомянули о вакцинах.

Близки ли мы к вакцине?

ЛБ: Да.

Я очень рад наблюдать за тем,
как мы воплощаем в жизнь то,

что раньше могли представить
лишь на компьютере,

то есть мы меняем привычное,

то, что было всегда, —

многократные последовательные процессы.

Проверка на безопасность,
затем на эффективность

и на результативность.

Затем следует производство.

Мы проходим все эти три или четыре этапа

не последовательно, а параллельно.

Билл Гейтс заявил о намерении построить
семь линий производства вакцин

в Соединённых Штатах

и начал подготовку к производству,

не зная, какой будет конечная вакцина.

Мы одновременно проводим испытания
на безопасность и эффективность.

Я думаю, Национальные институты
здравоохранения США воспрянули.

Я очень этому рад.

КА: Сколько времени потребуется,
как вы думаете?

Год, 18 месяцев, возможно ли?

ЛБ: Знаете, Тони Фаучи —
наш гуру в этом деле,

и он сказал, что потребуется
от 12 до 18 месяцев.

Думаю, мы сделаем их быстрее,
чем те первые вакцины.

Но вы, возможно, слышали, что этот вирус

может и не выработать у нас
долгосрочный иммунитет,

как это было в случае с оспой и другими.

Поэтому мы добавляем в вакцину адъюванты —

вещества, благодаря которым
иммунитет будет сильнее,

чем после перенесённого заболевания,

и может сохранится на долгие годы.

Производство такой вакцины
займёт чуть больше времени.

КА: Последний вопрос, Ларри.

В 2006-м году, как призёру награды TED,

мы обещали вам желание.

Вы пожелали, чтобы у мира была система
обеспечения готовности к пандемии,

которая бы предотвратила то,
что происходит сейчас.

У меня такое чувство, что мы вас подвели.

Если бы вы сейчас могли
загадать другое желание,

что бы это было?

ЛБ: Не думаю, что мы отстаём
в плане скорости обнаружения.

На самом деле я доволен.

Когда мы встретились в 2006-м,

в среднем для обнаружения
одного из этих вирусов,

передающихся от животных к людям,

уходило шесть месяцев,

как в случае с первой Эболой.

Сейчас мы находим первые случаи
заболевания за две недели.

Это меня не огорчает,

я хотел бы свести это
в один инкубационный период.

Это для меня важно.

Во время программы
ликвидации оспы я обнаружил,

что люди всех цветов кожи,
всех религий, всех рас,

из множества разных стран

объединились вместе.

Нужно было работать
как мировое сообщество,

чтобы победить мировую пандемию.

Сейчас, как мне кажется,
мы стали жертвами центробежных сил.

Мы построили националистические баррикады.

Мы не сможем победить пандемию,

пока не поверим в нашу общую силу.

Это не какая-то Эра Водолея
или песня Кумбайя.

Именно пандемия
вынуждает нас это осознать.

Это касается всех нас,

глобальной проблеме
нужно глобальное решение.

Что-то меньшее не обсуждается.

КА: Ларри Бриллиант,
спасибо вам большое.

ЛБ: Спасибо, Крис.