Как умереть достойно

Система здравоохранения в Америке так сконцентрирована на патологии, хирургии, фармакологии — на том, что доктора делают с пациентами, — что часто не учитывают человеческие ценности, хотя должны это делать. Доктор паллиативной медицины Тимоти Айриг объясняет преимущества подхода, способствующего улучшению качества жизни пациентов, который сопровождает течение серьезной болезни от диагноза до смерти с достоинством и состраданием.

Я врач паллиативной помощи,

и мне бы хотелось поговорить с вами
о медицинской помощи.

Мне бы хотелось поговорить с вами
о здоровье и помощи

самым беззащитным людям нашей страны,

людям с самыми сложными заболеваниями.

Мне также хотелось бы поговорить
об экономике.

Сочетание этих двух тем
приведёт вас в ужас.

Это приводит меня в ужас.

Мне также хотелось бы поговорить
о паллиативной медицине —

системе принципов заботы об этих людях,
основанной на том, что им дорого.

Модель, ориентированная на пациента
и основанная на их ценностях,

помогает этим людям жить дольше и лучше.

Такая модель не скрывает правды,

уделяет внимание каждому

и применяется на разных этапах жизни.

Мой сегодняшний разговор хотелось бы
начать с рассказа о своём первом пациенте.

Это был мой первый день в роли врача

в длинном белом халате.

Я добрался до больницы,

и тут же в реанимацию поступил
68-летний мужчина — Гарольд.

У него шесть недель были головные боли,

которые становились всё хуже и хуже.

Обследование показало, что у него рак,
который распространился в мозг.

Лечащий врач отправил меня к Гарольду
и его семье, чтобы рассказать им

о диагнозе, прогнозе и методах лечения.

За пять часов на моём новом месте

я сделал единственную вещь, которую умел.

Я вошёл,

сел,

взял Гарольда за руку,

взял руку его жены

и просто начал дышать.

Он сказал: «Сынок, новости не ахти,
не так ли?»

Я ответил: «Да».

Мы говорили, слушали,
общались друг с другом.

Немного погодя я спросил:

«Гарольд, что тебе ближе всего к сердцу?

Что ты больше всего ценишь?»

Он ответил:

«Моя семья».

Я спросил: «Чего бы тебе хотелось?»

Он похлопал по моей коленке и сказал:
«Я хочу пойти на рыбалку».

А я ответил: «Я это устрою».

На следующий день
Гарольд пошёл рыбачить.

Через неделю он умер.

Пройдя практику,

я вспоминаю Гарольда.

На мой взгляд, это разговор,

который ведётся слишком редко.

Разговор, приведший нас к кризису,

к самой большой угрозе
американского образа жизни,

был о затратах на здравоохранение.

Что нам известно?

Мы знаем, что на тяжелобольных

тратится 15%
валового внутреннего продукта —

это около 2,3 триллиона долларов.

Получается, что на 15% тяжелобольных
тратится 15% ВВП.

Если мы экстраполируем эту цифру
на последующие двадцать лет

с ростом бэби-бумеров,

то при данном раскладе
цифра составит 60% ВВП.

60% валового внутреннего продукта

Соединённых Штатов Америки

имеют мало общего со здравоохранением,

но связаны со стоимостью галлона молока,

образованием в колледже.

Они имеют отношение ко всему,
что нам дорого,

и что нам известно на данный момент.

На кону экономика свободного рынка
и капитализм

Соединённых Штатов Америки.

Давайте забудем на минутку
статистику и числа.

Давайте поговорим о том,
что мы получаем за наши деньги.

Шесть лет назад Dartmouth Atlas

выяснил, куда уходит каждый доллар,
потраченный Medicare

населением.

Мы обнаружили, что пациенты
с самыми высокими расходами

больше страдают от боли и депрессии.

И быстрее умирают.

Почему так?

Мы живём в США,

у нас самая лучшая
система здравоохранения.

Мы тратим в 10 раз больше
на таких пациентов,

чем вторая по значимости страна в мире.

Не понятно.

Мы знаем,

что из первых 50 стран в мире

с организованной системой здравоохранения,

мы занимаем 37 место.

Бывшие восточно-европейские страны
и страны субсахарской Африки

находятся выше нас
по качеству и количеству.

Я сталкиваюсь каждый день

и, наверняка, многие из вас
сталкивались с принципом:

больше не значит лучше.

Те, кто сдаёт больше анализов,

допобследований,

химиотерапии, операций и так далее, —

чем чаще мы это применяем,

тем сильнее ухудшается
качество жизни людей.

И сокращается её срок.

Что же мы намерены делать?

Что мы предпринимаем сегодня?

И почему?

Это суровая действительность:

мы, представители здравоохранения,
люди в белых халатах,

воруем у вас.

Крадём у вас возможность

жить так, как вы хотите

с вашей болезнью.

Мы концентрируемся на болезни,
патологии, хирургии

и фармакологии.

Мы упускаем из вида человека.

Как мы можем лечить,

не понимая этого?

Мы делаем всё для болезни,

но нужно иметь в виду и пациента.

Тройная задача здравоохранения:

первое — улучшить состояние пациента,

вторая — улучшить здоровье населения,

третья — постоянно снижать себестоимость
на душу населения.

Наша команда паллиативной помощи,

работая с самыми тяжёлыми пациентами
в 2012 году —

больными раком,

с заболеваниями сердца, лёгких,

почек,

деменцией —

как при нас улучшилась жизнь пациентов?

«Доктор, я хочу быть дома».

«Хорошо, мы будем приезжать к вам».

Уровень жизни повысился.

Подумайте о человеке.

Второе: здоровье нации.

Посмотрите на них свежим взглядом.

Взаимодействуйте на более близком уровне.

Войдите в контакт
в более человечном, широком смысле.

Как же мы справились с группой

амбулаторных пациентов,

что в 2012 году 94% из них
не пришлось даже идти в больницу?

Не потому, что они не могли.

Но потому, что им не пришлось.

Мы оказывали помощь им на дому.

Мы сохранили их ценности и уровень жизни.

Третье: расход на душу населения.

Для населения

с затратами в 2,3 триллиона долларов
и через 20 лет — в 60% ВВП

мы сократили расходы почти на 70%.

Они получили больше,
чем им было необходимо,

жили лучше и дольше

и стоило это на 2/3 дешевле.

Это у Гарольда время было ограничено,

а у паллиативной помощи — нет.

Паллиативная помощь существует
от диагноза до конца жизни.

Часы,

недели, месяцы, годы

продолжаются,

с лечением или без.

Познакомьтесь с Кристин.

Третья стадия рака шейки матки.

Метастазы пошли из шейки матки,

и рак распространился по телу.

Ей шестой десяток, и она всё ещё жива.

Мы говорим не о конце жизни,

а о самой жизни.

Не только о престарелых людях,

а обо всех.

Это Ричард.

У него последняя стадия рака лёгких.

«Ричард, что для вас самое святое?»

«Дети, жена и мой Харлей».

(Смех)

«Хорошо!

Я не могу вас прокатить,
потому что с трудом езжу и на велосипеде.

Но посмотрим, что смогу сделать».

Ричард пришёл ко мне,

он был в плохом состоянии.

Внутренний голос ему говорил,

что ему осталось жить недели, месяцы.

И мы просто говорили.

Я слушал и пытался услышать,

это большая разница.

Уметь слушать и говорить.

Я сказал: «Хорошо, будем жить
от одного дня к другому,

как мы это делаем
в любые другие периоды жизни».

И мы узнали, каков Ричард день ото дня.

Мы звонили раз или два в неделю,

но ему было хорошо, насколько это возможно
на последней стадии рака легких.

Паллиативная медицина,
она не только для престарелых

и людей среднего возраста.

Она существует для всех.

Это мой друг Джонатан.

Это честь для нас

видеть здесь Джонатана и его отца.

Джонатану за 20,
я познакомился с ним несколько лет назад.

У него метастазный рак яичек,

распространившийся в мозг.

У него был инсульт,

операция на мозге,

облучение, химиотерапия.

Мы познакомились с ним и его семьёй

через пару недель
после пересадки костного мозга,

они выслушали, заинтересовались

и попросили:
«Помогите нам понять, что такое рак».

Как мы зашли так далеко

без понимания того, с чем мы имеем дело?

Без того, чтобы рассказать им,

что с ними происходит,

и делаем при этом следующий шаг,
вовлекая людей,

чтобы узнать, правильно ли мы делаем?

Возможности у нас велики.

Но должны ли мы?

Не верьте мне на слово.

Все показатели,
связанные с паллиативной помощью сегодня,

демонстрируют, что люди
действительно живут лучше и дольше.

В New England Journal of Medicine
вышла статья

в 2010 году.

Исследование, проведённое в Гарварде
друзьями, коллегами.

Последняя стадия рака лёгких:

одна группа с паллиативным уходом,

другая — нет.

Группа с паллиативным уходом испытывала
меньше болевых ощущений,

меньше депрессии.

Им понадобилось меньшее количество
госпитализаций.

И, дамы и господа,

они жили от трёх до шести месяцев дольше.

Если паллиативный уход был бы
лекарством от рака,

любой доктор выписывал бы на него рецепт.

Почему так не происходит?

Потому что мы — бестолковые люди
в белых халатах

и привыкли лечить мантрами болезни,

а не людей.

Мы все там когда-то будем.

Но сегодня мы говорим не о смерти,

а о жизни.

Основанной на ценностях,

на важных нам вещах

и на том, что мы хотим вписать
в страницы жизни,

будь то последняя

или последние пять.

Но мы знаем,

это доказано,

что диалог должен начаться сегодня,

не на следующей неделе,
не в следующем году.

На кону наши жизни

и наша жизнь в старости,

жизни наших детей и внуков.

Речь не только о той палате

или о домашнем диване,

а обо всём, где мы бываем и что видим.

Паллиативная медицина
строит взаимоотношения с людьми,

изменяет путь,
которым нам всем предстоит пройти

и меняет его к лучшему.

Коллеги,

пациенты,

правительство

и все люди:

я прошу вас, чтобы мы объединились,
во весь голос кричали и требовали

самый лучший уход,

чтобы жить лучше сегодня

и обеспечить лучшую жизнь завтра.

Нам надо измениться сегодня,

чтобы жить завтра.

Огромное спасибо.

(Аплодисменты)