Бьорн Ломборг расставляет приоритеты в глобальном масштабе

Если бы Вы могли потратить 50 миллиардов долларов, какую проблему вы бы решили первым делом - СПИДа или глобального потепления? Датский политолог Бьорн Ломборг даёт неожиданные ответы.

Я хотел бы поговорить о самых-самых главных в мире проблемах.

Я не буду говорить о моей книге "Скептический эколог",

— и это, пожалуй, к лучшему.

(смех)

Говорить я буду вот о чём: какие проблемы — главные в мире?

И прежде чем я продолжу, я попрошу каждого из вас

достать ручку и бумагу

потому что я попрошу вас помочь мне разобраться в этом.

Так что доставайте свои ручки и бумажки.

Суть в том, что в мире множество проблем.

Я перечислю только некоторые.

800 миллионов человек голодают.

У миллиарда людей нет питьевой воды.

У двух миллиардов — канализации.

Миллионы людей умирают от ВИЧ и СПИДа.

Этот список можно продолжать и продолжать.

Два миллиарда людей серьёзно пострадают от изменений климата — ну и так далее.

Есть много, очень много проблем.

В идеале мы бы хотели решить их все, но не решаем.

В реальности мы не решаем всех проблем.

А раз не решаем, думаю, мы должны задать себе вопрос,

и именно поэтому я выступаю на сессии по экономику,

если мы не делаём всего, мы должны спросить себя:

какие проблемы надо решить в первую очередь?

Вот этот вопрос я бы и хотел задать вам.

Если бы мы могли потратить, скажем, 50 миллиардов долларов в следующие 4 года

на добрые дела во всём мире, на что именно нужно было бы их потратить?

Мы выделили 10 крупнейших мировых задач,

и я просто коротко зачитаю список.

Изменения климата, заразные болезни, конфликты, образование,

финансовая нестабильность, управление и коррупция,

голод и недоедание, миграция населения,

санитария и водоснабжение, субсидии и торговые барьеры.

Мы считаем, что этот список во многом

описывает крупнейшие проблемы в мире.

Очевидный вопрос в том,

какие из них вы считаете главными?

С чего начать решение этих проблем?

Но это неправильный вопрос.

Это, кстати, вопрос, который был поставлен на форуме в Давосе.

Но, конечно, проблематично просить людей сосредоточиться на проблемах.

Потому что решить их мы не можем.

Ясно, что главная проблема в мире — это что мы все умрём.

Но у нас нет технологии решения этой проблемы, так?

Так что смысл не в том, чтобы выбирать приоритетные проблемы,

а в том, чтобы выбирать приоритетные решения.

Конечно, это уже несколько сложнее.

Для изменения климата решением может стать, скажем, Киотский протокол.

Для заразных болезней - возможно, больницы или сетки от комаров.

Разрешить конфликты, может быть, помогут миротворцы ООН, и так далее.

Я хотел бы попросить вас сделать вот что:

всего за 30 секунд — и я знаю, что в каком-то смысле

это невозможная задача — запишите, что вы считаете

на ваш взгляд, главными приоритетами.

И заодно, и вот тут-то экономика и проявляет свою злобную сущность,

запишите, чего не стоит делать в первую очередь.

Что должно быть в конце списка?

Пожалуйста, потратьте на это полминуты, если хотите, поговорите с соседом,

и просто решите, что должно быть главным,

а что из имеющихся у нас решений главных мировых проблем

должно быть в конце списка.

Самое потрясающее в этом процессе —

у меня есть только 18 минут, хотя я бы, конечно, хотел...

я Вам уже дал немало времени, верно?

Я бы с удовольствием углубился в это, чтобы вы задумались об этом процессе;

и так мы и сделали.

И я бы очень хотел,

и я уверен, что мы потом ещё это обсудим,

хотел бы, чтобы Вы подумали — а как мы расставляем эти приоритеты?

Конечно, напрашивается вопрос:

почему же до сих пор не составлен такой список?

И одна их причин в том, что это чрезвычайно неприятный процесс.

Никто не хочет этим заниматься.

Конечно, любая организация мечтала бы возглавить такой список.

С другой стороны, ни одна организация не хотела бы быть в конце такого списка.

И поскольку не первых мест в списке куда больше,

чем первых мест, то вполне естественно,

что нет желания его составлять.

ООН существует почти 60 лет,

но мы так и не составили этот основной список

всех тех главных вещей, которые мы можем сделать в этом мире,

и не выяснили, какие же сделать в первую очередь?

Это не значит, что мы не расставляем приоритетов,

любое решение их расставляет, так что, конечно, мы делаем выбор -

только неявно — а это едва ли так же хорошо,

как если бы мы осознанно расставили приоритеты,

и вникли, и обсудили бы это.

Так что я предлагаю сказать, что мы

уже долгое время находимся перед выбором, у нас есть меню.

Есть множество вещей, которые мы могли бы сделать,

но не указаны ни цена, ни размер.

Мы до сих пор и понятия о них не имели.

Только представьте — идёте вы в ресторан, и Вам дают большущее меню,

но вы не имеете понятия, сколько что стоит.

Вот есть пицца, а цены нету.

Может, доллар, а может, тысяча.

Может, это большая семейная пицца,

а может быть — только на одного.

Мы бы хотели это знать.

Вот это и пытается сделать Копенгагенский консенсус —

выяснить, сколько что стоит из этих решений.

В двух словах, вот как мы в Копенгагенском консенсусе работаем.

У нас есть 30 лучших в мире экономистов, по трое в каждой области.

Трое из самых блестящих мировых экономистов пишут для нас об изменении климата.

Что мы можем сделать? Сколко это будет стоить?

И какая от этого будет польза?

То же самое — про заразные болезни.

Трое из лучших в мире экспертов рассказывают, что мы можем сделать?

Какова будет цена?

Что мы можем сделать с проблемой, и каков будет результат?

И так далее.

Потом мы собрали нескольких экономистов из числа лучших в мире,

восьмерых, включая троих нобелевских лауреатов,

в Копенгагене в мае 2004 года.

Мы из назвали "Сборной мира".

В Кембриджском университете их решили назвать

"Реал Мадрид экономической науки".

Это отлично звучит в Европе, но здесь не очень понимают.

И вот что они сделали — они составили список в порядке приоритетности.

Вы спросите — почему экономисты?

И, конечно, я очень рад, что вы задали этот вопрос (смех в зале)

потому что это очень хороший вопрос.

Конечно, если вы хотите что-то узнать о малярии,

Вы спрашиваете специалиста по малярии.

Про климат — спросите климатолога.

Но если Вы хотите узнать, какую из этих проблем решать в первую очередь,

Вы ни у того, ни у другого этого не узнаете, потому что они этим не занимаются.

Этим занимаются экономисты.

Они расставляют приоритеты.

Они делают эту в некотором роде неприятную работу: говорят, что мы должны сделать в первую очередь,

а что — потом?

Так что вот этот cписок, который я хочу вам показать.

Конечно, он есть и на сайте,

и я уверен, что мы его ещё обсудим сегодня.

Так вот, они составили список, в котором отделили

плохие проекты, где вкладываешь доллар,

а получаешь меньше доллара,

от достойных проектов, хороших проектов и очень хороших проектов.

И, конечно, начинать нам надо с очень хороших проектов.

Я начну с конца,

чтобы мы пришли к самым хорошим проектам.

Это — плохие проекты.

Как видите, изменение климата в конце списка.

Это многих возмущает, это, наверное, одна из вещей

из-за которых люди говорят, чтобы я ушёл и больше не показывался.

И я бы хотел об этом поговорить, потому что это очень любопытно.

Почему так сложилось?

И я на этом остановлюсь отдельно ещё и потому,

что это наверняка один из пунктов,

по которым мой список отличается от вашего.

Почему они утверждают, что Киото,

или что-то более масштабное, чем Киото — это плохая идея?

Причина проста: это очень неэффективно.

Это не значит, что глобального потепления нет.

Это не значит, что это не серьёзная проблема.

Дело в том, что для борьбы с этой проблемой

мы можем сделать очень мало и очень задорого.

Они показывают, если взять среднее между всеми макроэкономическими моделями,

что Киото, если все страны согласятся, будет стоить около 150 миллиардов долларов в год.

Это немалые деньги.

Это вдвое или втрое больше, чем вся международная помощь,

которую мы даём странам третьего мира в год.

А пользы от этих затрат очень мало.

Все модели показывают, что эти затраты отодвинут потепление лет на шесть к 2100 году.

Так что бангладешец, которого накроет потоп в 2100 году, мог бы дождаться 2106-го.

Это неплохо, но и не очень хорошо.

Так что суть в том, что мы потратили кучу денег, а сделали немного.

И чтобы вы могли сравнить —

по оценкам ООН, за половину этой суммы,

примерно за 75 миллиардов долларов в год,

мы могли бы решить все основные главнейшие проблемы мира.

Мы могли бы дать чистую питьевую воду, канализацию, простейшую медицину

и образование каждому человеку на планете.

Так что мы должны себя спросить — хотим ли мы тратить вдвое больше

и получить от этого очень мало пользы?

или вдвое меньше, и сделать неверноятно много полезного?

Вот поэтому-то это, оказывается, плохой проект.

Это не значит, что если бы у нас было сколько угодно денег, мы бы не хотели этого сделать.

Но это значит, что, раз денег у нас не сколько угодно, то эти траты для нас не главные.

Достойные проекты — я не буду на них долго задерживаться —

заразные болезни и основные медицинские услуги едва вошли в этот список,

просто потому что, да, медицинское обслуживание — это прекрасная вещь,

но оно ещё и очень дорого стоит.

Повторю — мы вдруг начинаем

думать об обеих сторонах уравнения.

Среди хороших проектов мы увидим много связанных с водой и канализацией.

Водоснабжение и канализация невероятно важны,

но требуют много вложений в инфраструктуру.

Теперь я хотел бы вам показать четыре самых приоритетных проекта,

которыми мы должны бы заняться в первую очередь,

когда говорим о решении мировых проблем.

Четвёртый из самых лучших проектов — это борьба с малярией.

Малярией заражаются примерно два миллиарда людей в год.

Она может стоить до одного процента ВВП

тем странам, где ею болеют.

Если бы мы вложили около 13 миллиардов долларов за следующие четыре года,

мы могли бы уменьшить вдвое количество болеющих.

Мы бы могли спасти примерно полмиллиона человек от смерти,

но что, может быть, ещё более важно, мы могли бы спасти

около миллиарда человек в год от заражения.

Мы могли бы значительно увеличить их способность

бороться с другими их многочисленными проблемами.

И в долгосрочной перспективе, конечно, в том числе с глобальным потеплением.

Третий из лучших проектов — свободная торговля.

Модель показала, что если бы мы смогли добиться свободной торговли

и в особенности урезать субсидии в США и в Европе,

мы могли бы, по сути дела, прибавить глобальной экономике

гигантскую сумму примерно в 2 400 миллиардов долларов в год,

половина из которых пришлась бы на долю стран третьего мира.

Другими словами, мы могли бы вытащить

двести-триста миллионов человек из нищеты,

причём стремительно, на это бы ушло от двух до пяти лет.

Это номер три в списке самого лучшего, что мы могли бы сделать.

Номер два — это сосредоточиться на недостаточном питании.

Я не имею в виду проблему голода вообще; есть очень дешёвый способ

справиться с недоеданием, а именно с нехваткой микроэлементов.

Проще говоря, примерно половине населения Земли

не хватает в пище железа, цинка, йода и витамина А.

Достаточно вложить 12 миллиардов долларов,

чтобы серьёзно уменьшить эту проблему.

Это номер два в списке самого лучшего, что мы могли бы сделать.

А самый лучший проект - это борьба с ВИЧ/СПИД.

Если мы вложим в эту проблему 27 миллиардов долларов за восемь лет,

то сможем избежать 28 миллионов новых случаев ВИЧ/СПИД.

Суть здесь в том, что есть

два очень разных способа бороться со СПИДом.

Первый — лечение, второй — профилактика.

Опять же, в идеале мы могли бы делать и то, и другое.

Но в реальности мы не делаем ни того, ни другого, или делаем не очень хорошо,

и должны по крайней мере задать себе вопрос, во что вкладывать в первую очередь.

И лечение гораздо, гораздо дороже профилактики.

Так что главная идея тут в том, что мы можем сделать намного больше,

вкладывая в предупреждение заражения.

За ту сумму, что мы тратим,

мы можем принести столько-то пользы благодаря лечению,

и вдесятеро больше — благодаря профилактике.

Так что, опять же, стоит сосредоточиться в первую очередь на профилактике,

а не на лечении.

Это заставляет нас по-настоящему задуматься о своих приоритетах.

Я бы хотел, чтобы вы посмотрели на свой список

и сказали — верно ли он составлен?

Близок ли он к тому, что сделали мы?

Конечно, один из моментов — опять же изменение климата.

Оказывается, что многие вовсе не считают, что мы именно так должны делать.

Мы должны заняться также и климатом, [говорят они,]

хотя бы потому, что это такая серьёзная проблема.

Но, конечно, мы не решаем всех проблем.

Проблем в мире множество.

И я хотел бы, чтобы мы делали правильный выбор —

сосредотачивали усилия на тех проблемах,

где можем принести больше пользы.

И я думаю — Томас Шеллинг из нашей "сборной мира"

очень хорошо это сформулировал —

Многие забывают об одной важной вещи: через сто лет,

в то время, на которое придутся основные последствия изменения климата,

люди будут гораздо, гораздо богаче.

Даже по самому пессимистичному сценарию ООН

среднестатистический житель развивающейся страны в 2100 году

будет не беднее, чем мы с вами сегодня.

И куда вероятнее, что он будет в два, а то и в 4 раза богаче нас.

Ну а мы-то, конечно, будем ещё богаче.

А дело в том, что когда мы говорим о спасении людей,

о помощи людям в Бангладеше в 2100 году,

мы не говорим о бедном бангладешце.

Мы на самом деле говорим о довольно богатом голландце.

И суть на самом деле вот в чём:

а хотим ли мы потратить кучу денег, чтобы немного помочь

состоятельному голландцу через сто лет?

Или мы хотим помочь прямо сейчас реальным беднякам в Бангладеше,

которые по-настоящему нуждаются в помощи, и которым мы можем помочь за очень небольшие суммы?

Как об этом сказал Шеллинг — представьте, что вы богатый (а так и будет)

богатый китаец, или боливиец, или богатый конголезец в 2100 году

и вы думаете о 2005 годе и недоумеваете, "как странно, что они так беспокоились о том,

как бы мне немного помочь с изменением климата,

и так мало — о моём дедушке

и о моём прадеде, которому они могли гораздо больше помочь,

и который гораздо больше нуждался в помощи?

Так что, я думаю, это ярко показывает,

почему нам нужны правильные приоритеты.

Даже если это не соответствует нашему обычному взбляду на этот вопрос.

Это происходит главным образом потому, что про изменение климата такие картинки красивые.

Взять хотя бы "Послезавтра" — мощно смотрится, не так ли?

Это хороший фильм, в том смысле,

что я его с удовольствием посмотрю, но не ждите, что у Эммериха

в следующем фильме Бред Питт будет

рыть сортиры в Танзании или что-нибудь в этом духе.

Такого же сильного фильма бы не получилось.

Так что во многом я считаю Копенгагенский консенсус

и весь наш разговор о приоритетах

как защиту скучных проблем.

Мы должны понять, что дело не в том, чтобы мы собой гордились,

дело не в том, что получает максимум внимания от прессы,

дело в том, где мы можем принести максимум пользы.

Другие возражения, о которых, я думаю, важно сказать,

состоят в том, что якобы я, или мы, предлагаем ложный выбор.

Конечно, мы бы должны решать все проблемы.

В идеале — я бы, конечно, согласился.

Я считаю, нам надо делать всё, но мы ведь не делаем.

В 1970 году развитые страны решили, что мы будем тратить

вдвое больше, чем тратили тогда, на развивающиеся страны.

С тех пор наша помощь упала вдвое.

Так что что-то непохоже, чтобы мы шли к тому,

чтобы вдруг разом решить все проблемы.

Аналогично, люди говорят — а что насчёт Иракской войны?

Мол, мы там, знаете ли, сто миллиардов долларов тратим.

Почему бы нам эти деньги не потратить на добрые дела?

Я целиком "за".

И если кто-нибудь из вас сможет на это уговорить Буша, флаг вам в руки.

Но всё дело в том, опять же,

что если у вас будет ещё сто миллиардов,

мы точно так же хотим их потратить самым разумным образом, так ведь?

Так что основной вопрос тут в том,

чтобы задуматься о правильных приоритетах.

Упомяну кратко ещё вопрос — а правильный ли мы список составили?

Знаете, когда спрашиваешь лучших в мире экономистов,

выходит, что спрашиваешь пожилых белых американских мужчин.

И не факт, что это, знаете ли,

лучший взгляд на мир в целом.

Так что мы сделали вот что — пригласили 80 человек молодых со всего мира

собраться и решить ту же самую задачу.

Было только два условия — чтобы они учились в университете

и говорили по-английски.

Большинство из них были из развивающихся стран.

У них были те же исходные данные, но они могли

уходить далеко за рамки дискуссии, и так и делали,

чтобы составить собственные списки.

И как ни удивительно, список получился очень похожим —

недоедание и болезни в первую очередь,

а изменение климата — в конце.

Мы это потом делали много раз.

Было много других семинаров, и студентов, и много чего.

В итоге всегда получается очень похожий список.

И поэтому я надеюсь и верю,

что мы на пути к тому, чтобы думать о приоритетах,

и задаваться вопросом о том, что же самое главное.

Конечно, в идеале мы бы хотели сделать всё и сразу,

Но поскольку не делаем, когда же мы начнём задумываться о том, с чего же нам начать?

Я считаю, что Копенгагенский консенсус — это процесс.

Мы делали его в 2004 году,

и надеемся собрать гораздо больше людей

и более качественную информацию в 2008 и 2012 годах.

Начертить правильный путь для всего мира.

Но кроме того, начать думать об установке очерёдности и в политических решениях.

О том, чтобы сказать — а давайте

делать не то, что дорого стоит и приносит немного пользы,

не то, что мы не знаем, как делать,

а давайте делать то, что принесёт огромную пользу

прямо сейчас и очень недорого стоит.

В конце концов, вы можете не соглашаться

с тем, как именно мы расставляем приоритеты,

но мы все должны честно и откровенно сказать:

раз мы что-то делаем, значит чего-то другого мы не делаем.

Если мы слишком беспокоимся о чём-то одном,

то в результате забываем о другом.

И я надеюсь, что это нам поможет лучше расставить приоритеты,

и решить, как мы можем лучше поработать на благо мира.

Спасибо.