Петер Айген: Как разоблачить коррупцию

Некоторые из самых трудных мировых социальных проблем, как говорит Питер Иген, могут привести нас к систематической, всё пронизывающей коррупции, не деловым связям с мировыми корпорациями. На TEDxBerlin, Иген рассказывает о контрнаступлении, предпринятом его организацией «Транспэрнси Интернешнл».

Я расскажу о коррупции,

но мне бы хотелось сопоставить

две различные вещи.

Первая — огромная мировая экономика,

огромная глобализованная экономика,

и другая — очень ограниченные

способности наших традиционных правительств

и их международных институтов

формировать эту экономику и управлять ею.

Из-за этой диспропорции

возникает, как правило,

неспособная власть,

Власть, неспособная решить многие проблемы:

проблему коррупции и разрушения окружающей среды,

проблему экспуатации женщин и детей,

проблему изменения климата.

Огромное число областей, где мы действительно

нуждаемся в способности

политиков влиять

на экономику,—

экономику мирового уровня.

И, я думаю, коррупция

борьба с ней,

её влияние

позволят наиболее интересным образом

проиллюстрировать то, что я подразумеваю

под «неспособностью власти».

Позвольте мне рассказать о своём опыте.

Когда-то я работал директором

подразделения «Ворлд Банк» в Найроби,

отвечавшее за Восточную Африку.

В то самое время я стал свидетелем

коррупции, той огромной коррупции,

той систематической коррупции,

которая всячески подрывала нашу деятельности.

Впоследствии, помимо того,

что я пытался оградить

работу «Ворлд Банка»,

наши проекты, наши собственные программы

от коррупции,

мне в голову пришла мысль, что мы нуждаемся

в системе, которая бы защитила людей

этой части света

от разрушительного действия коррупции.

И, как только я приступил к этой работе,

я получил директиву от «Ворлд Банка»,

сначала от юридического отдела,

которая гласила: «Вам запрещено этим заниматься.

Вы вмешиваетесь во внутренние дела наших стран-партнеров.

Это запрещено уставом "Ворлд Банка".

Мы хотим, чтобы вы прекратили ваши действия».

В то же самое время я был председателем

собрания инвесторов.

Его участниками были разные люди,

и многим из них нравился Найроби.

Правда, это далеко не самый

безопасных город в мире,

но, тем не менее, им нравится он, потому что другие города

ещё менее комфортны.

И на этих собраниях я заметил,

что многие из самых худших проектов,

которые продвигались

нашими клиентами, продвигались правительствами,

промоутерами,

многие из которых были представителями

компаний-поставщиков с севера,—

самые худшие проекты

реализовывались в первую очередь.

Позвольте привести пример:

Гигантский энергетический проект,

300 миллионов долларов,

должен был быть построен прямо

в одном из самых уязвимых и красивых

райнонов западной Кении.

Мы с самого начала поняли,

что проект не принесет никакой экономической выгоды.♫

Не было клиентов. Никто бы не стал покупать там электричество.

Не было заинтересованных в ирригационных проектах.

Даже наоборот, мы понимали, что этот проект

разрушит окружающую среду,

погубит прибрежные леса,

которые были основой

выживания кочующих групп данного региона:

Самбуру и Туркана.

Таким образом, все понимали, что этот проект не просто убыточный,

а абсолютно разрушительный и ужасный,

не говоря уже о той моногомиллионной долговой кабале,

которая ожидала страну,

о выкачивании

и без того скудных ресурсов экономики,

которые могли бы пойти на обеспечение более важных дел:

школы, больницы и так далее.

В итоге, мы все отклонинил этот проект.

Никто из инвесторов не хотел

связывать своё имя с ним и —

это был первый осуществленный проект.

Хорошие проекты, которые мы, группа инвесторов,

были готовы взять под своё покровительство,

затягивались на года, так как

требовалось слишком много исследований

и очень часто их отклоняли.

Но эти плохие проекты,

которые были абсолютно разрушительны для экономики,

для многих поколений, для окружающей среды,

для тысяч семей, которые были вынуждены переехать.

Эти жуткие проекты внезапно были собраны

консорциумом банков,

поставщиками,

страховщиками,

например, немецкой компанией Гермес и так далее.

И они возвращались очень-очень быстро

продвигаемые порочным альянсом

элиты власти

тех стран

и поставщиков с севера.

Итак, эти поставщики

были большими компаниями.

Они были игроками того глобального рынка,

что я упоминал вначале.

Они были сименсами этого мира,

пришедшими из Франции, Соединённого королевства, Японии,

Канады, Германии,

систематически продвигаемыми

систематической крупно-масштабной коррупцией.

Речь идёт

не о 50 000 долларов,

100 000 или 1 000 000 долларов.

Нет, имеются в виду 10 миллионов, 20 миллионов долларов

на счетах швейцарских банков,

на счетах банка Лихтенштейна,

принадлежащих министрам,

высокопоставленным лицам в полугосударственных секторах.

Это была реальность, свидетелем которой я стал.

И это был не единственный проект такого рода,

который я наблюдал,

за все годы, что я проработал в Африке.

Я видел сотни подобных проектов.

В конечном счёте, я пришёл к убеждению,

что эта систематическая коррупция,

искажающая экономическую политику, проводимую в этих странах,

является главным источником

бедности, нищеты,

конфликтов, жестокости,

отчаяния

во многих из этих стран.

Что сегодня мы имеем

более миллиарда людей, находящихся за чертой абсолютной бедности,

более миллиарда людей,

лишенных чистой питьевой воды.

Более двух миллиардов людей

живёт в жутких

антисанитарных условиях, являющихся

средой для развития заболеваний

среди матерей и их детей.

Всё еще высока детская смертность —

каждый год погибает 10 миллионов детей,

не дожив до 5-летнего возраста.

Причина всему этому, в большей степени —

масштабная коррупция.

Итак, почему же «Ворлд Банк»

запретил мне заниматься этой работой?

Я узнал впоследствии,

покинув с огромным скандалом «Ворлд Банк».

Причиной было то, что члены «Ворлд Банка»

считали международное взяточничество обычным делом,

даже в Германии.

В Германии международное взяточничество было разрешено.

И даже не облагалось налогом.

Не удивительно, что самые-самые важные

международные операторы Германии,

а также Франции, Соединённого королевства,

Скандинавии, везде, систематически давали взятки.

Не все, но большая часть.

И этот феномен

я назвал «управленческим бессилием».

потому что когда я вернулся в Германию

и основал эту неправительственную организацию

здесь, в Берлине, на Вилле Борсиг,

нам сказали: «Вы не сможете остановить

практику немецких экспортеров давать взятки,

поскольку мы потеряем контракты».

Мы проиграем французам,

проиграем Шведам, проиграем Японцам.

И так встрала настоящая дилемма.

каждой,

отдельно взятой компании,

стране-экспортеру

было сложно сказать: "Мы не собираемся

продолжать эту порочную, смертельно опасную

практику крупных компаний,— давать взятки.

Вот под этим я и понимаю

несостоятельность правящей системы.

потому что даже такое могущественное правительство,

как немецкое, для сравнения,

не могло сказать: "Мы не позволим нашим компаниям

за границей давать взятки".

Они нуждались в помощи.

Даже крупные компании

стояли перед этой дилеммой.

Многие из них не желали давать взятки.

Многие немецкие компании, например,

верят, что они действительно

производят высококачественную продукцию

по хорошей цене, и поэтому они конкурентоспособны.

Конечно, они не так хорошо дают взятки,

как многие их международные конкуренты,

но им не позволили

показать свои сильные стороны,

потому что мир поглощен

огромной коррупцией.

Я рассказываю всё это, потому что

гражданское общество пробудилось.

Мы основали эту небольшую неправительственную организацию

«Транспэренси Интернешнл».

Где начали думать о том,

как преодолеть эту дилемму.

И мы разработали концепцию

коллективного действия:

просто нужно собрать несколько конкурентов

за одним столом

и объяснить всем им,

что если они одновременно прекратят давать взятки,

насколько все останутся в выйгрыше.

Если коротко, в 1997

нам наконец удалось

убедить Германию,

некоторых стран-членов ОЭСР

и нескольких других экспортеров

подписать конвенцию

под покровительством ОЭСР,

которая обязывала всех

изменить законодательство

и объявить вне закона практику международного взяточничества.

(Аплодисменты)

Спасибо. Я имею ввиду, что было очень интересно

заниматься этим.

Мы сидели за столом переговоров со многими компаниями.

В Берлине в Аспенском институте на Ваннзее

мы провели несколько собраний

с 20 гигантами промышленности.

Мы обсуждали с ними

проблему международного взяточничества.

На первом собрании — всего было проведено

три встречи за два года.

И президент фон Вайцзекер, между прочим,

заседавший на одном из собраний, был первым,

кто развеял страх,

у предпринимателей,

которые до этого не имели дела

с неправительственными организациями.

И на первой встрече, они все сказали,

То, что мы делаем, - не взяточничество. Там так принято.

Того требует культура тех стран.

Они даже аплодировали этому.

По правде говоря, Мартин Вайзер

по сей день верит в это.

Тем не менее многие люди

которые не считают необходимым остановить взяточничество.

Но уже на второй встрече,

они признали, что не будут больше заниматься этим,

что они откажутся от этой практики в тех странах,

здесь, в Германии, в Великобритании и так далее.

Кабинет министров принял бы это.

И на последней встрече, в Аспенском институте,

мы добились от них подписания открытого письма

правительству Коля того времени.

Мы просили их

принять участие в конвенции ОЭСР.

И это, на мой взгляд,

пример мирной силы

потому что нам удалось убедить их

идти с нами в одном направлении.

У нас был более дальний прицел.

У нас был более широкий,

географически более широкий

электорат, который мы пытались защитить.

И поэтому закон был изменен.

Вот поэтому сейчас «Сименс» столкнулся именно с такими проблемами.

Именно поэтому MIN сейчас испытывает трудности.

В некоторых странах, конвенция ОЭСР

до сих пор ещё не до конца ратифицирована.

И, вновь, гражданское общество —

помеха истеблишменту.

В Лондоне, к примеру,

где корпорации BAE удалось замять

серьёзное дело о коррупции,

которое было начато против него:

100 миллионов английских фунтов,

каждый год в течение десяти лет,

одному должностному лицу из дружественной страны,

который купил

оружия на 44 миллиарда фунтов.

В данном случае, в Великобритании преследований нет.

Почему? Потому что они считают,

что это, наоборот, в интересах

безопасности Великобритании.

Гражданское общество давит, общество

пытается найти решение этой проблемы

а также в Соединенном Королевстве

и в Японии также, где оно всё ещё располагает небольшим объемом прав

и так далее.

В Германии, мы стремимся

к ратификации конвенции ООН,

следующей конвенции.

Мы, немцы, не принимаем её.

Почему? Потому что она обязывает

объявить вне закона

коррупцию заместителей.

В Германии, у нас сложилась система,

при которой запрещено давать взятки слугам народа,

но можно давать взятки их замам.

Согласно немецким законом, это разрешается.

И члены парламента не хотят это менять,

поэтому они не хотят подписывать

конвенцию ООН против международного взяточничества.

Это одна из немногих, очень немногих стран,

которая проповедует честность и порядочное правительство во всём мире,

и не может ратифицировать данную конвенцию,

которую нам удалось заключить

с уже около 160 странами мира.

Кажется, моё время подходит к концу.

Позвольте мне попытаться

сделать некоторые заключения из произошедшего.

Я верю, что то, что нам удалось достичь

в борьбе с коррупцией,

может достичь любой

в любой другой области, где есть неспособная власть.

К настоящему моменту, ООН

полностью на нашей стороне.

«Ворлд Банк» в корне изменил свои взгляды,

и стал, я бы сказал, самым ярым

борцом с мировой коррупцией.

Большинство крупных компаний

окончательно осознало,

что им следует придерживаться

очень жесткой политики

против взяточничества и так далее.

И это стало возможным, потому что гражданское общество

присоединилось к компаниям,

присоединилось к правительству

в анализе проблем, связанных

с разработкой правовой базы,

исполнением реформ,

и их последующим мониторинге.

Конечно, если общественные организации

хотят играть эту роль,

они должны взять на себя данную ответственность.

Не все общественные организации хороши.

Ку-клукс-клан — неправительственная организация.

То есть, мы должны понимать,

что гражданское общество

должно формировать себя само.

Оно должно иметь более

прозрачную финансовую структуру.

Во многих общественных организациях

управление должно быть гораздо более совместным.

Мы также нуждаемся в гораздо более компетентных лидерах.

Поэтому мы создали школу управления

и Центр граждаского общества здесь, в Берлине.

Потому что мы считаем, что большинство

образовательных и исследовательских институтов в Германии

и континентальной Европе, в целом,

пока недостаточно уделяют внимания

предоставлению гражданскому обществу полномочий

и развитию его лидерских качеств.

И как подсказывает мой собственный опыт,

если гражданское общество обладает полномочиями

и действует наравне с другими участниками:

в частности, государствами

государствами и их международными институтами,

крупными транснациональными игроками,

в частности, теми, что обязались нести

корпоративную социальную ответственность,

тогда, этот магический треугольник:

гражданское общество,

правительство и частный сектор

сможет дать нам большие шансы

изменить мир к лучшему.

Спасибо.

(Аплодисменты)