Политическая сила человечности

Майкл Таббс — самый молодой мэр в Американской истории, представляющий город с населением более 100 000 человек, политика, которую он проводит, обсуждается по всей стране. В этом вдохновляющем выступлении он делится тем, как, выросший среди нищеты и насилия в Стоктоне, штат Калифорния, он сформировал своё смелое видение перемен и своё стремление управлять как сосед, а не политик. «Когда мы видим кого-то, отличного от нас, на нём не должны отражаться наши страхи, наши тревоги, наша неуверенность», — говорит он. «Мы должны увидеть нашу общую человечность».

Знаете, у меня и у дантистов
есть кое-что общее.

Я просто ненавижу Хэллоуин.

Эта ненависть возникла не на пустом месте,

она не формировалась всю мою жизнь.

Скорее, эта ненависть проистекает
из конкретного инцидента,

произошедшего девять лет назад.

Девять лет назад я был 20-летним юношей

и проходил стажировку в Белом Доме.

В другом Белом Доме.

Я работал с мэрами
и советниками по всей стране.

День 1 ноября 2010 года
начался, как и любой другой день.

Я включил компьютер, зашёл в Google
и готовился писать свои новостные посты.

Вдруг звонит моя мама,
что случается нередко,

она любит Facebook, Instagram,
SMS, звонки, электронную почту и т.п.

И я ответил на звонок, ожидая услышать
какие-нибудь церковные сплетни,

или, может быть, она открыла
что-то из WorldStarHipHop.

Но когда я снял трубку,

я услышал голос, не похожий на тот,
какой я когда-либо слышал от неё.

Моя мама громкая.

Но тогда она говорила тихо,
приглушённым голосом,

в котором чувствовалась грусть.

И вот, что она прошептала: «Майкл,

твой кузен Доннел был убит прошлой ночью,

в Хэллоуин,

на домашней вечеринке в Стоктоне».

Как и большинство людей в этой стране,

особенно из таких общин, как моя,

особенно похожих на меня,

я провёл большую часть года
в борьбе с гневом, яростью, нигилизмом.

И у меня был выбор.

Выбор был между действием и апатией.

Выбор был в том, что я мог сделать,
чтобы придать смысл этой боли.

Я провёл год с чувством вины выжившего.

Каков смысл моего пребывания в Стэнфорде,

каков смысл моего пребывания в Белом доме,

если я бессилен помочь своей семье?

Моя собственная семья гибнет. Буквально.

Тогда я начал вести себя эгоистично

и спрашивал себя : «Какой смысл
пытаться сделать мир лучше?».

Может, он просто такой.

Может, мне нужно быть умнее,
чтобы использовать всё, что я имею

и заработать как можно больше денег,

чтобы стало лучше мне и моей семье.

Но, наконец, к концу того года

я понял, что мне следует сделать.

И я принял сумасшедшее решение —
будучи старшеклассником в колледже,

баллотироваться в городской совет.

Такое решение было необычным
по нескольким причинам,

не только из-за моего возраста.

Дело в том, что моя семья
далека от династии политиков.

Большинство мужчин в моей семье
проводили дни в тюрьме, а не в колледже.

В момент моей сегодняшней речи
мой отец всё ещё в заключении.

Моя мама родила меня,
когда была подростком.

И правительство
не питало к нам тёплых чувств.

Понимаете, это правительство

недолюбливало районы, в которых я вырос.

Районы, где винных магазинов больше,
чем продуктовых лавок,

неблагоустроенные
и с высокой концентрацией бедности.

Это правительство решило устроить

что-то типа борьбы с наркотиками

и тремя забастовками,

из-за чего очень много людей
попали под статьи.

Именно правительство и политики

создали такие формулы финансирования школ,

в результате которых моя бывшая школа
расходовала на одного ученика меньше,

чем школа в более богатом районе.

Короче говоря, не было
никаких предпосылок для того,

чтобы я стал политическим деятелем.

Да и Стоктон был неподходящим местом.

Стоктон — мой родной город
с населением в 320 000 человек.

Но исторически он был местом,
откуда бежали, а не куда возвращались.

Этот город невероятно разнообразен.

35% латиноамериканцев, 35% белых,

20% азиатов,10% афроамериканцев,

старейший Сикхский храм
в Северной Америке.

Но когда я баллотировался в мэры,

мы были также крупнейшим городом в стране,

объявившим о банкротстве.

Когда я решил баллотироваться,

у нас также было больше убийств,
чем в Чикаго.

Когда я решил баллотироваться,

у нас было 23% по уровню бедности,

17% по успеваемости в колледжах
и много других проблем,

выходящих за «рамки сознания»
21-летнего юноши.

После того, как я выиграл выборы,

я сделал то, что делаю обычно,
когда подавлен —

я понял, что проблемы Стоктона
были слишком велики для меня,

и что мне явно понадобится
божественное вмешательство.

Готовясь к первому заседанию совета,

я обратился к мудрости,
которой научила меня бабушка.

Притча, которую, я думаю, мы все знаем,

на самом деле является
основой нашего управления,

чтобы преобразить сегодняшний Стоктон.

Помню, в воскресной школе
бабушка рассказывала мне,

что однажды один человек
спросил Иисуса: «Кто мой сосед?

Кто мой согражданин?

За кого я отвечаю?».

И вместо короткого ответа
Иисус поведал притчу.

Он сказал, что по Иерихонской

дороге шёл человек.

Когда он шёл по дороге, его избили,

оставили на обочине,

сняли с него всю одежду, всё украли

и оставили умирать.

А потом пришёл священник,
увидел лежащего человека,

может быть, произнёс молитву,

тихую молитву о надежде,
о том, чтобы человеку стало лучше.

Может, увидев человека на дороге,

он подумал, что быть на обочине
предопределено Богом

этому конкретному человеку,
определённой группе людей.

Он подумал: «Я не в силах изменить это».

После того, как священник ушёл,
возможно, подошёл политик.

К примеру, 28-летний политик.

Он увидел лежащего на обочине,
увидел, как избит этот человек,

понял, что он стал жертвой насилия
или бежал от насилия.

И политик решил: «Знаете, что?

Вместо приветствия
давайте построим стену».

Он сказал: «Возможно,

этот человек сделал выбор,
решил быть на обочине дороги.

Что, если бы он поднялся на ноги,

хотя его ботинки украли,

и снова сел на лошадь?

Тогда он стал бы успешнее.
Я здесь бессилен».

И, наконец, моя бабушка сказала,
что пришёл добрый самаритянин,

и, увидев человека на обочине дороги,

он увидел многовековую ненависть

между евреями и самаритянами,

он увидел не отражение его страхов,

не боязнь потерять деньги,

не вопрос типа «что со мной будет,
ведь мир меняется!?».

Но посмотрел и увидел своё отражение.

Он видел своего соседа,
он увидел человечность.

И бабушка говорила,
что он не просто увидел,

а кое-что сделал».

Он склонился к страдающему,

убедился, что с ним всё нормально и,

как я слышал, даже снял ему номер
в миленьком «Фермонте»

в Пан-Пасифик.

(Смех)

Когда я готовился к управлению,

я понял, что,
учитывая разнообразие в Стоктоне,

следует первым делом
ответить на тот самый вопрос:

«Кто наши соседи и земляки?»

Важно понять, что судьба города
связана с судьбой каждого горожанина.

Особенно с теми, кто «остался на обочине».

А потом я понял, что милосердие —
это не справедливость,

сочувствие — это не справедливость;

что быть хорошим соседом необходимо,
но этого недостаточно,

нужно что-то большее.

Обратившись к истории,

я понял, что Иерихонская дорога
имеет прозвище.

Она известна, как «Кровавый перевал»,

так как была построена для насилия.

Эта Иерихонская дорога узка,
она подходит для засады.

Выходит, что человек на обочине дороги

не был ненормальным, странным.

Выходит, это вполне объяснимая ситуация,

она должна была произойти.

И теоретик мира Йохан Галтунг говорит

об этом структурном насилии в обществе.

Он говорит: «Структурное насилие —
это предотвратимое нарушение

основных человеческих потребностей».

Доктор Пол Фармер размышляет
о структурном насилии,

говорит о том, как наши институты,

наша политическая система, наша культура

создают результаты, которые приносят
пользу одним и наносят вред другим.

И я понял, что, подобно дороге в Иерихоне,

во многих отношениях Стоктон,
и всё наше общество

структурировано для результатов,
на которые мы жалуемся.

Нет ничего удивительного в том,

что у детей из бедных семей
проблемы с успеваемостью.

Не удивляет и экономический разрыв
по расе и этнической принадлежности.

Нет ничего удивительного
в различиях оплаты труда между полами,

потому что это то, для чего наше общество

было структурировано исторически.

(Аплодисменты)

Поэтому, приняв эту мудрость,

я засучил рукава и принялся за работу.

Я хочу рассказать вам три истории,

которые указывают не на то,
что мы всего достигли

или всего добились,

но на то, что мы на правильном пути.

Первая история про соседа.

Как член городского совета

я работал с заядлым консерватором,

мы решали вопрос об открытии
клиники на юге города

для людей без документов,
и мне это нравилось.

Как только мы открыли клинику,

подписали постановление,

он преподнёс мне подарок —

пожизненную карту
участника O'Reilly Factor.

(Смех)

Заметьте, я не спрашивал,
что нужно сделать, чтобы получить такое,

кому душу надо продать,
я понятия не имею, откуда он взял её.

Но я взглянул на него и сказал:

«То есть, мы работаем с вами вместе,
чтобы открыть клинику,

обеспечить бесплатное медобслуживание
для людей без документов,

а у вас есть
карточка членства O'Reilly Factor?».

Он ответил: «Советник Таббс,

это для моих ближних».

И он прекрасный пример того,

что значит быть хорошим соседом,
по крайней мере, в этом случае.

Теперь о грабежах.

После 4 лет в городском Совете,
я решил баллотироваться в мэры,

понимая, что работать советником
неполный день

недостаточно для осуществления
глобальных изменений в Стоктоне.

К такому выводу я пришёл,
посмотрев статистику.

Район, где я вырос, находится

в 10 минутах езды от элитного района.

И в 10 минутах езды в том же городе

между почтовыми индексами 95205 и 95219

разница в продолжительности жизни
составляет 10 лет.

10 минут езды, семь километров,

10 лет разницы в продолжительности жизни.

Не из-за того, что люди выбрали это.

Потому что никто не выбирал
жить в опасном районе,

без возможностей для спорта.

Никто не хотел размещать больше
винных магазинов, чем продуктовых.

Никто такой выбор не делал,
но это реальность.

Я понял, что произвести

коренные изменения,
которые я хотел,

там, где между районами

была 30% разница в уровне безработицы

и разница в доходах
до 75 000 долларов в год,

не под силу лишь члену Совета.

Тогда я и решил баллотироваться в мэры.

И как мэр я был сосредоточен
на финансах и «дороге».

В Стоктоне, как я упоминал,

у нас с давних времён
были проблемы с преступлениями.

Именно поэтому я решил баллотироваться.

Моя первая работа в качестве мэра помогала

нашему обществу видеть себя, соседей

не только в жертвах преступлений,

но и в преступниках.

Мы поняли, что те, кто порождает боль
в нашем обществе,

кто совершает убийства и занимаются
насилием с применением оружия,

зачастую сами становятся жертвами.

Они травмированы, в них стреляли,

они знали людей, в которых стреляли.

Это не оправдывает их поведение,
но помогает объяснить его.

Мы должны видеть в них,
в первую очередь, людей.

Они тоже наши соседи.

Так, за последние 3 года...

(Аплодисменты)

За последние 3 года мы работали
по двум направлениям:

прекращение стрельбы и продвижение мира,

уделяя этим людям
много внимания, много любви

со стороны социальных служб,
начиная с выведения татуировок

и не ограничиваясь поощрениями

от правоохранительных органов.

И в прошлом году мы увидели,
что убийства сократились на 40%,

а насильственные преступления — на 30%.

(Аплодисменты)

Теперь о дороге.

Я упомянул, что там, где я вырос,
уровень бедности составляет 23%.

Для меня это является личной проблемой.

Поэтому я решил, что нам не следует
просто делать программу,

не следует обходить некоторые проблемы,

но нам стоит изменить саму структуру,

которая порождает нищету.

И, начиная с февраля, мы запустили
демонстрацию базового дохода,

где в течение следующих 18 месяцев

130 случайно выбранных семей, живущих

в пределах индексов пониженного дохода,

получат по 500 долларов в месяц.

И мы делаем это по нескольким причинам.

Мы делаем это, потому что понимаем

несправедливость структуры в Америке —

когда половина американцев не могут
срочно достать 400 долларов.

Мы это делаем, так как понимаем,
что увеличение заработной платы

всего на шесть процентов в период
с 1979 по 2013 — абсолютно неприемлемо.

Потому что понимаем
всю несправедливость того,

как некоторым людям приходится

трудиться на двух или трёх работах,

чтобы заплатить за всё необходимое —

аренду, свет, медицину, уход за детьми.

(Аплодисменты)

Следует сказать, что Стоктон
и сейчас испытывает затруднения.

Сейчас в моём телефоне много писем,
в которых говорится о бездомных,

о преступлениях,
от которых мы всё ещё страдаем.

Но, знаете, я думаю, нам как обществу
стоит вернуться к тем старым

библейским историям,
которым нас учили с детства.

Поймите, во-первых, мы должны

начать видеть друг в друге соседей.

Что при виде кого-то, кто не похож на нас,

мы не должны бояться, испытывать тревогу,
должны отринуть неуверенность,

предрассудки и предубеждения,
мы должны видеть в этих людях себя.

Нужно увидеть нашу общую человечность.

Как только мы это сделаем,

мы сможем преобразовать нашу систему.

И я понимаю, некоторые говорят:

«Что ж, мэр Таббс, вы говорите
о притеснении в обществе,

но вы ведь на сцене.

Значит, система не так уж плоха,
если вы смогли выйти из нищеты,

при отце-заключённом поступили в Стэнфорд,

работать в Белом Доме и стать мэром».

Но я ответил бы, что это исключение.

То есть существуют какие-то исключения,
позволяющие некоторым выбраться из этого.

Другими словами,

всё происходит от наших с вами
действий и поступков.

И я думаю, что наша задача
как участников TED и как добрых людей,

людей с чувством морали, делать всё
для преображения общества.

Мы должны объединиться не только для того,
чтобы стать полноценными соседями.

Мы должны всеми силами
улучшать нашу «дорогу»,

ту, что построена на превосходстве белых,

дороги, уходящей корнями
в женоненавистничество и прочую ненависть.

Потому что такая дорога
хороша не для всех.

Я думаю, что сегодня, завтра, в 2020 году
у нас есть все шансы изменить это.

Пора приступать к заключению.

Я начал с истории девятилетней давности,
ею хочу и закончить.

После того, как моего кузена убили,

мне повезло путешествовать
с Наездниками Свободы,

с одними из самых старых
«всадников свободы».

И они многому меня научили
в плане перестройки дороги.

Один парень, Боб Синглтон, задал вопрос,

который я задам сегодня вам.

Мы ехали в Энистон, штат Алабама,

он сказал: «Майкл», я ответил: «Да, сэр?»,

он продолжил: «Я был арестован
4 августа 1961 года.

Знаешь, почему этот день так важен?»,

я ответил: «Вас арестовали,

если бы не это, мы бы сейчас
не ехали в этом автобусе.

Не будь этой поездки,
у нас не было бы наших прав».

Он закатил глаза и сказал: «Нет, сынок.

В тот день родился Барак Обама».

И он сказал,
что понятия не имел, что выбор

о коренной перестройке «дороги»,

даст ребёнку,

родившемуся во второсортном районе,

без права даже на стакан воды у прилавка,

даст ему шанс 50 лет спустя
стать президентом.

Затем он посмотрел на меня

и сказал: «Что ты готов сделать сегодня,

чтобы через 50 лет у младенца

был шанс стать президентом?».

И я думаю, TED, что именно этот вопрос
стоит перед нами сегодня.

Мы знаем, что ситуация накаляется.

Думаю, то, что мы видим
каждый день, не норма.

Это отголоски той системы, которая была

построена для сумасшедших результатов.

Но я также думаю, что это шанс.

Потому что вся эта структура,
которую мы наследуем,

создана не Богом, а людьми, их выбором,

политиками, как я, которые одобрены
избирателями, как вы.

И у нас есть потрясающая возможность

что-нибудь с этим сделать.

Потому и задаю вопрос: что мы готовы
сделать сейчас, чтобы ребёнок,

родившийся сегодня, через 50 лет

не оказался в обществе,
где существует превосходство белых.

Не оказался в таком обществе,
где существует женоненавистничество.

Не оказался в обществе, пропитанном
гомофобией и трансфобией,

антисемизмом, исламофобией,
эйблизмом да и вообще

всеми этими фобиями и -измами?

Что мы готовы сделать,

чтобы через 50 лет мы шли

по верной дороге и жили в обществе,

отражающем то, что называют истиной?

В мире, где мужчины, женщины, люди

с нетрадиционной сексуальной ориентацией

были бы равны и наделены

неотчуждаемыми правами, данными им Богом,

включая жизнь, свободу
и стремление к счастью.

Спасибо.

(Аплодисменты)