Странное представление моей матери о женской полноценности

Хадиджа Гбла росла меж двух противоборствующих определений «женской полноценности». Её мать из Сьерра-Леоне считала, что обрезание, которому она подвергает дочь, подавляя тем самым её сексуальность, делает её «полноценной» в высшем смысле слова. Оказавшись подростком в Австралии, Хадиджа узнала, что достойна испытывать наслаждение, а произошедшее с ней называется «нанесением увечий женским гениталиям». В откровенном и смешном выступлении Хадиджа рассказывает, каково ей было строить жизнь в «клитороцентричном обществе» и какую она ведёт работу за то, чтобы другим не довелось узнать это на себе. (Внимание: выступление содержит тяжёлые для слушателя подробности.)

Здравствуйте!

Сегодня я расскажу вам,
как складывалась моя жизнь

с увечьем женских гениталий (УЖГ).

Можете плакать, смеяться,
скрещивать ноги

и делать то, что пожелает ваше тело.

Не буду называть всё,
что делает ваше тело.

Я родилась в Сьерра-Леоне.

Видели фильм «Кровавый алмаз»?

Если у вас закралось подозрение —

на мне нет никаких алмазов.

Если вы слышали об Эболе,
то это тоже про Сьерра-Леоне.

У меня нет Эболы,
так что вы все в безопасности.

Бежать никуда не надо.

Можете оставаться на своих местах.
Меня обследовали перед вылетом.

У моего деда было три жены.

Не спрашивайте,
зачем мужчине несколько жён.

Мужчины, вам нужно несколько жён?

Не похоже. Так я и думала.

Мой дед зарабатывал
себе инфаркт, как я думаю.

Это уж точно.

Мне было три, когда в 1991 году
в Сьерра-Леоне началась война.

Как сейчас помню:
легла спать, всё хорошо.

Когда утром я проснулась,

кругом рвутся бомбы,

и кто-то пытается убить меня
и мою семью.

Мы бежали и оказались
в Гамбии, на западе Африки.

Там тоже есть Эбола.
Лучше там не появляться.

Находясь там как беженцы,

мы не знали, что с нами будет.

Мама подала на статус беженцев —

замечательная, умная женщина.

И нам повезло.

Австралия сказала: берём вас.

Молодцы австралийцы.

Ещё до отъезда

мама пришла и сказала:

«Съездим прогуляемся».

Она усадила нас в машину,

и, проведя в ней несколько часов,
мы оказались в лесу

в отдалённом районе Гамбии.

В лесу мы нашли две хижины.

К нам подошла старушка.

Выглядела она как туземка,
очень старая.

Они с мамой поговорили,
и старушка скрылась.

Затем она вернулась
и ушла уже в другую хижину.

Я стою и думаю:

«Очень странно всё это.
Ничего не понятно».

И вдруг

мама тащит меня в хижину.

Там она раздела меня

и повалила на пол.

Я сопротивлялась, пыталась её оттолкнуть,
но не получалось.

Затем старуха подошла ко мне
со ржавым ножом,

довольно острым,

оранжевого цвета, не видавший
ни воды, ни солнечного света.

Я думала, она меня зарежет,

но оказалось, нет.

Она медленно провела руками
по моему телу

и остановилась на влагалище.

Она взялась за то, что,
как я теперь знаю, называется клитором,

и стала резать ржавым ножом
дюйм за дюймом.

Я кричала, рыдала

и молила маму отпустить меня,
чтобы боль прекратилась,

но она только сказала: «Молчи».

Старуха пилила мою плоть,
казалось, целую вечность,

и, закончив,

отбросила отрезанный кусок
плоти на пол,

будто это самая мерзкая вещь на свете.

Наконец они меня отпустили
и оставили истекать кровью,

рыдать и недоумевать,
что же произошло.

Мы никогда больше это не обсуждали.

Очень скоро мы узнали,
что перебираемся в Австралию, —

у вас тогда была Олимпиада в Сиднее —

люди говорили,
что мы собрались на край света:

за Австралией ничего не было.

Да, нас это немного успокоило.

Добирались мы три дня.

Через Сенегал, потом Францию
и Сингапур.

Зашли в туалет руки помыть

и 15 минут пытались
вот так открыть кран.

Кто-то вошёл,

провёл рукой под краном,
и вода полилась,

а мы подумали: так мы здесь за этим?

Нет, серьёзно!

Мы добрались до Аделаиды.
Небольшой такой город.

В Аделаиде нас буквально выбросили,
я бы так это назвала.

Нас там выбросили.

И мы были благодарны.

Мы устроились и нам там понравилось:

«Здесь мы дома».

Как-то нас повели в Рандел-молл,

единственный крупный торговый центр —

такая Аделаида маленькая.

Мы увидели много азиатов.

Мама вдруг в панике говорит:

«Вы нас не туда привели,
верните нас в Австралию».

Да, ей надо было объяснять,
что в Австралии много азиатов

и что мы попали куда надо.

Всё в порядке.

Потом маме пришла замечательная идея,

что мне надо в школу для девочек —
там меньше расизма.

Не знаю, где она прочла такую статью.
(Смех)

Я так и не нашла этому доказательств.

600 белых детей и одна я чёрная.

Даже так: только у меня
был заметный оттенок кожи.

Как бы это выразить...
Шоколадный оттенок.

Ни азиатов, ни аборигенов.

Разве что только загорелые девочки,

испытывавшие потребность
в солнечном свете.

Но это совсем не то,
что мой шоколадный цвет. Совсем не то.

Обустраиваться в Австралии было непросто,

но стало ещё сложнее, когда я стала
волонтёром в организации

«Женское здоровье по всей стране»

и занялась программой
об увечье женских гениталий,

не имея ни малейшего представления
о том, в чём её суть

и что меня это как-то касается.

Месяцами я просвещала
медсестёр и врачей о том,

что такое увечье женских гениталий

и где это практикуется:

в Африке, на Ближнем Востоке, Азии
и теперь в Австралии, Лондоне, Америке,

ведь, как всем известно, мы живём
в мультикультурном обществе,

и прибывающие оттуда
привозят с собой свою культуру,

в которой может практиковаться такое,
с чем мы можем быть не согласны,

но они продолжают это практиковать.

Однажды я рассматривала иллюстрации

разных типов увечья женских гениталий —

для краткости буду говорить УЖГ.

Тип I — когда отрезают капюшон.

Тип II — когда отрезают клитор целиком,

а также часть больших половых губ.

И тип III — когда отрезают клитор целиком

и зашивают всё так,

что остаётся лишь маленькое отверстие:
ходить в туалет и для месячных.

Мои глаза остановились на втором типе.

До этого момента у меня
была своего рода амнезия.

У меня был такой шок
и травма от произошедшего,

что я ничего не помнила.

Да, я знала, что произошло
что-то плохое,

но что именно — не помнила.

Я знала, что у меня там шрам,

но думала, что у всех так.

Так было со всеми.

Но, увидев УЖГ второго типа,
я всё вспомнила.

Я вспомнила, что со мной сделали.

Вспомнила хижину

со старухой и маму, держащую меня.

Словами не выразить
испытанную мной боль,

смятение,

ведь теперь я осознала,
как ужасно со мной поступили,

совершив то, что в этом обществе
признано варварством,

нанесением увечий.

Мама сказала,
что это называется обрезанием,

но здесь это увечье.

Я думала: я изувечена?
Я теперь калека?

Боже мой!

Тогда пришёл гнев.

Я была разгневанной
чёрной женщиной. (Смех)

Да-да.

Маленькая, но всё равно разгневанная.

Я пришла домой и сказала маме:

«Ты кое-что сделала».

В Африке не принято
тыкать пальцем в мать,

но я была готова
к любым последствиям.

«Ты со мной кое-что сотворила!»

Она: «О чём ты, Хадиджа?»

Она привыкла, что я даю волю языку.

Я: «Давным-давно
ты мне сделала обрезание.

Отрезала то, что принадлежало мне».

Она: «Да, отрезала.

Ради твоего же блага.

В твоих же интересах.

Твоя бабка обрезала меня, а я — тебя.

Это сделало тебя женщиной».

Я: «Как это?»

«Это сделало тебя полноценной,
Хадиджа.

У тебя там не чешется?»

Я: «Нет, почему должно чесаться?»

Она говорит: «Если бы не обрезание,

чесалось бы.

У необрезанных женщин
постоянно чешется.

И тогда они спят со всеми подряд.

А ты не будешь спать со всеми подряд».

Тогда я подумала:

очень странное у неё
определение полноценности. (Смех)

На том наш первый разговор
и закончился.

Я вернулась к учёбе.

В то время у нас были журналы
«Долли» и «Подружка».

В них всегда были заклеенные разделы.
Кто-нибудь помнит такие?

«Пикантная часть», помните?

Да, люблю такие.
(Смех)

Там обязательно была
статья о наслаждении,

отношениях и, конечно, о сексе.

Но там всегда предполагалось
наличие клитора,

и я всегда думала,
что мне это не подходит.

Там не говорится о таких, как я.

У меня нет клитора.

Я смотрела телевизор и слышала,
как женщины стонут: «О! О!».

А я думала: опять эти люди
с их проклятыми клиторами.

(Смех)

Как же быть женщине без клитора?

Вот уж интересно знать.

Я тоже хочу вот это «О! О!»
и всё такое.

Не случилось.

И снова, придя домой,
я сказала маме:

«„Долли“ и „Подружка“ пишут,
что я достойна наслаждения,

у меня должен быть оргазм,

а белые мужчины должны
как-то отыскать клитор».

Оказывается, белые мужчины
затрудняются с поиском клитора.

(Смех)

Это я так, к слову, не я это сказала.
Это всё «Долли».

У меня в голове вертелась шутка:

«Я выйду замуж за белого мужчину.

И со мной у него такой проблемы не будет».
(Смех)

Я говорю маме:

«„Долли“ и „Подружка“ пишут,
что я достойна наслаждения. Ты понимаешь,

что ты отняла у меня,
в чём ты мне отказала?

Ты посягнула на самое святое.

Я хочу наслаждаться.

Я хочу чувствовать возбуждение,
чёрт возьми!»

А она спрашивает:
«Кто эти „Долли“ и „Подружка“?

У тебя новые подруги, Хадиджа?»

Я: «Нет, это журналы, мам!»

Она так и не поняла.

Мы были из разных миров.

Когда она росла,
отсутствие клитора было нормой.

Это приветствовалось.

А я была афроавстралийкой.

Я жила в очень
клитороцентричном обществе.

Всё вокруг клитора вертелось!

А у меня его не было!

Это меня бесило!

Помню, по прошествии
этого странного периода гнева,

боли и смущения

я как-то записалась к психологу.

Да, я африканка,
и у меня есть психолог. Вот.

Я ей говорю:

«В 13 лет, ещё ребёнком,

я обосновывалась в новой стране,

преодолевала расизм и дискриминацию,

английский у меня — третий язык,
и вот такое дело».

Я говорю: «Я не чувствую себя женщиной

из-за того, что со мной сделали.

Я чувствую себя неполноценной.

Я что, буду асексуальной?»

Ведь, насколько я понимаю суть УЖГ,

оно нацелено на подавление
женской сексуальности.

Так, чтобы мы не испытывали
сексуального желания.

И я спрашиваю: «Я теперь асексуальна?

Мне теперь жить до конца дней
без желания заняться сексом,

без наслаждения сексом?»

Она не нашла ответа,

вопрос повис в воздухе.

Когда у меня где-то в 14 лет
начались месячные,

я поняла, что мои месячные
не такие как у всех из-за УЖГ.

Тяжёлые, длительные
и очень болезненные.

Потом у меня нашли миому.

Такие шишки внутри.

Одна из них была на одном яичнике.

А потом выяснилось самое главное.

«Мы полагаем, ты не сможешь
иметь детей, Хадиджа».

И опять я превратилась
в разгневанную чёрную женщину.

Прихожу домой и говорю маме:

«Твой поступок,
как бы ты его ни оправдывала», —

она-то ведь думала,
что сделала это из любви, —

«то, что ты сделала из любви,
приносит мне вред и страдания!

Что ты на это скажешь?»

Она сказала: «Я поступила,
как должна поступать мать».

Я до сих пор не дождалась извинения.

Потом я вышла замуж.

И опять:

УЖГ — словно долгоиграющий подарок.

Это понимание приходит быстро.

Сексом было заниматься очень больно.

Всегда.

Разумеется, я поняла, когда мне сказали:
«У тебя не будет детей».

Я подумала: «И что, таков мой удел?
В этом смысл жизни?»

С гордостью вам сообщаю:

5 месяцев назад

мне сказали, что я беременна.

(Аплодисменты)

Мне повезло.

Очень многие женщины,
подвергшиеся нанесению УЖГ,

бесплодны.

Я знаю девочку девяти лет с недержанием,
постоянными инфекциями, болями.

Это долгоиграющий подарок.

Он затрагивает все стороны жизни,

и это со мной случилось,
потому что я родилась девочкой

не в той стране.

Вот почему это со мной произошло.

Я направляю весь этот гнев и боль
на правозащитную деятельность,

потому что не хочу, чтобы моя боль
оказалась бессмысленной.

Я возглавляю организацию
«Австралия без УЖГ».

Да, вы не ослышались.

Почему «Австралия без УЖГ»?

УЖГ есть в Австралии.

Два дня назад мне пришлось звонить
в службу защиты детей,

потому что где-то в Австралии

есть 4-летняя девочка,

мама которой планирует
нанести ей УЖГ.

Она в детском саду.
Вдумайтесь: ребёнку 4 года.

Пару месяцев назад я встретила
женщину, у которой муж — малазиец.

Он как-то пришёл домой
и заявил, что повезёт дочерей

к себе в Малайзию,
чтобы отрезать им клиторы.

Она спросила: «Почему?»
Он ответил, что они грязные.

Она сказала:
«Ну ты же на мне женился».

Он ответил:
«Это мои культурные убеждения».

Они долго спорили,
пока она не заявила:

«Ты увезёшь моих дочерей
только через мой труп».

Только представьте, что было бы,
если бы женщина не знала,

что такое УЖГ, если бы такого разговора
не было вообще?

Её детей отвезли бы в Малайзию,

и они вернулись бы
навек покалеченными.

Вы себе представляете,
сколько миллионов долларов

стоит решение этой проблемы?

[Ежедневно 3 ребёнка] в Австралии

подвергаются риску нанесения УЖГ.

Это проблема Австралии, друзья.

Это не африканская проблема,
не ближневосточная проблема.

Это не проблема белых, чёрных,
у неё нет цвета — это общая проблема.

Нанесение УЖГ —
это издевательство над ребёнком.

Это насилие над женщинами.

Это заявление об отсутствии у женщин
права на сексуальное наслаждение.

Это заявление об отсутствии у нас
права на собственное тело.

На это я говорю: нет!
И вообще, это чушь!

Это всё, что я имею сказать на это.

(Аплодисменты)

Я с гордостью говорю, что вношу свою лепту
в прекращение практики нанесения УЖГ.

Что вы можете сделать?

Возможно, у вас в классе есть ребёнок,
подверженный риску УЖГ.

Возможно, риску УЖГ подвержена пациентка

вашей больницы.

Такова реальность:

даже в нашей любимой Австралии,

прекраснейшей стране в мире,

дети подвергаются жестокому обращению
из-за культурных обычаев.

Культура не должна оправдывать
жестокое обращение с детьми.

Я хочу, чтобы все вы до единого
считали УЖГ своей проблемой.

Пусть она станет личной.

Это может быть ваша дочь,
сестра, двоюродная сестра.

Одной мне УЖГ не одолеть.

Я могу постараться,
но у меня не получится.

Поэтому призываю вас
присоединиться ко мне.

Подпишите мою петицию
на «Change.org» —

наберите Khadija, моё имя,
и подпишите найденную петицию.

Это нацелено на поддержку
жертв УЖГ в Австралии

и защиту растущих здесь девочек

от причинения им этого зла,

потому что каждый ребёнок
имеет право на наслаждение.

Каждый ребёнок имеет право
на неприкосновенность своего тела,

и, чёрт возьми, каждый ребёнок
имеет право на клитор.

Поэтому присоединяйтесь, пожалуйста,
к моей борьбе с этой практикой.

Моя любимая цитата:

«Для торжества зла достаточно,

чтобы хорошие мужчины и женщины
ничего не делали».

Позволите ли вы этому злу
нанесения увечий женским гениталиям

торжествовать в Австралии?

Я так не думаю.

Поэтому присоединяйтесь ко мне,
чтобы искоренить это зло прямо сейчас.

Спасибо.

(Аплодисменты)