Искусство на грани | Джесси Андарильо | TEDxLaçador

Джесси рассказывает об искусстве в трущобах, искусстве Marginow, и о трущобах, которые занимают в нём место. Настоящая харизма.

Писатель, сын уличных торговцев, вырос в трущобах Антареш в Рио-де-Жанейро. Он верит, что литература — главный инструмент в трансформации жизни молодёжи из трущоб и периферии.

Он также является основателем C.R.I.A. — Революционного Центра Инноваций и Искусств — некоммерческой организации с единственной целью: привлечь внимание к талантам общины, помеченной ярлыком насилия. Режиссёр и драматург телевизионных программ, культурный продюсер в CUFA — Уникальный Центр Фавел. Внезапно отрыв для себя чтение, он понял, что готов делиться историями, основанными на личном опыте жизни в трущобах. Так, он написал книгу «Верный», используя только заметки на телефоне, которые делал в течении четырёх часов каждый день по дороге в центр города. Он писал в простой, разговорной форме, используя жаргон трущоб, чтобы привлечь к чтению аудиторию обычно не читающую.

Это выступление записано на мероприятии TEDx, независимо организованном местным сообществом с использованием формата конференций TED. Узнайте больше на http://ted.com/tedx

Эй там, как дела?

Всё классно?

Итак, я Джесси Андарильо,
ну вы уже знаете.

Когда-то я думал,
что мне не нравится школа,

но потом понял, что нравится —
настолько, что не хотелось уходить.

В одном только седьмом классе
я оставался пять раз.

А почему вы смеётесь?

(Смех)

Сегодня я выпускник седьмого класса.

(Смех)

Как уже сказали, я стал писателем.

Как это было неожиданно, кто бы знал!

Только вот я был одним из тех,
кто не любил ни читать,

ни писать.

Хотя мне нравилось писать на стенах —
я был граффити-бомбером.

Когда я приходил домой с запачканными
краской руками, моя мама говорила:

«Занимаешься искусством, да?
Что за выходки, занимается он искусством!»

Поэтому мне всегда казалось,
что искусство — это плохо, понимаете?

То, чем ты «занимаешься», —
того делать нельзя.

Я рос с этим.

Как приятель Рауль уже говорил тут
о предубеждениях...

Я тоже страдал от предубеждений, я тоже...

чёрный, мулат, смуглый,
негр в конце-концов.

И не только это.

Когда я приходил в школу...

Ну, знаете, мои родители
торговали на улице:

моя мать продавала пироги,
а отец — кускус.

Только вот на улицах было тяжело,

атмосфера всего Рио-де-Жанейро
того времени была напряжённой,

и моя мама нашла работу в одной фирме

и поднакопила на мою учёбу в колледже,
за пределами трущоб.

Но у меня уже были свои привычки:
я ходил с такими штанами,

висящими на коленях —
это было модно тогда в Рио, в фавелах.

Я говорил «чуваки»,
«врубаешься», «такая фигня».

И у меня была особенная учительница,

которая, видя меня каждый раз
в таких вот штанах

и слыша: «Доброе утро, тётя»,

говорила мне: «Во-первых, я тебе не тётя!

А во-вторых — марш к директору!»

Заставляла поднимать штаны
и плестись к директору.

Я вставал, шёл, благодарил Господа
за то, что она не дочь моей бабушки.

Вот так...

Я стал другом директора.

Ну знаете, он ко мне привязался
пока мы болтали.

Я ему говорил: «Она не права!

Для меня "погнали", "врубаешься" —

то же самое, что и "окей" или "отлично",
это её предрассудки».

А он мне: «Нет, ты должен понять,
что она здесь для того, чтобы учить...»

Вот так вот...

Я следовал советам директора,
который был заодно и главой колледжа,

и после всех его советов

я понял, что за пределами
моего мира есть другой мир —

восьмой класс, да?

(Смех)

(Аплодисменты)

Мораль истории: я ходил в школу,
старался, учился,

осознал необходимость присутствия
учительницы в моей жизни.

Сегодня мы друзья на Facebook.

(Смех)

Хорошие друзья.

Таким образом я получил среднее
образование, отслужил в армии,

спасибо, конечно, хотя я и не хотел.

Вышел с армии, вернулся в трущобы
и открыл авто-мойку.

Авто-мойка экспресс — в трущобах
много таких предпринимателей.

Если не хочешь встрять
в фиговую историю,

нужно постараться заработать честно.

Начнёшь встречаться с девушкой,
нужно чем-то платить за хот-доги.

(Смех)

Только потом, когда я открыл
авто-мойку там, в Антареш,

до меня дошло,
что в трущобах почти нет машин.

(Смех)

И что теперь? Что мне было делать?

Ну я начал мыть ковры, велосипеды,
диваны, собак, обувь...

(Смех)

И эта авто-мойка превратилась
в компьютерный клуб.

Это был первый компьютерный клуб
в нашей общине.

Мой друг, с которым я открыл это дело,
просто взорвал Бразилию,

ходил на теле-передачи,

благодаря технологиям, которые мы
организовали в трущобах.

На авто-мойке я получил книгу,
мне её одолжила подруга:

«Крутая книга! Тебе понравится».

Мне было 20 с лишним лет —
старый осёл, и я ей сказал:

«Зачем мне читать книги, это скучно,
это для ботанов. Не буду читать».

А она: «Нет, прочти!»

Я посмотрел на книжку:
«Ладно, заберу домой».

У меня дома намечалась тусовка,
я помылся, времени ещё было много.

В полотенце, я сел на кровать,

пробежался глазами по первой странице,
она начиналась с матерного слова.

Описывались две женщины в тюрьме,
они спорили, ели фигню.

Можно это говорить, да?

Намечалась драка и всё такое.

Я удивился: «Ничего себе! В книге мат!»

Начал читать книгу, вечеринка дома
началась и закончилась,

а я прочёл книгу на одном дыхании.

Когда я отнёс её подруге, она удивилась:
«Что? Уже прочёл?»

А я: «Ага, вчера».

А она: «Таких книг много,

похожих на фильмы, как ты говоришь».

Она посоветовала мне несколько книг,
я купил те, в которых упоминались трущобы,

и стал читать, читать, читать.

После того как я стал читать,

компьютерный клуб превратился
в некоммерческую организацию, или C.R.I.A.

Потому что мы так много работали...

В итоге, люди хотели записаться
в организацию и не могли.

Я решил: «Блин, сделаем свою штуку,
зарегистрируемся официально,

запишем всех подряд
и будем говорить о глобальном проекте».

Так появился C.R.I.A.

И когда прикатил этот приз,
что мы выиграли в Сан-Паулу,

мне подарили набор, ну такой,
который раздают на мероприятиях,

с кучей фигни внутри:
бутылочки и всякое такое,

вещи, которыми никто не пользуется,
бумажки, которые никто не читает,

стикеры, которые не клеятся.

(Смех)

По пути домой я вытащил
из этой сумки книжку

и начал читать в самолёте,

я летел в первый раз, весь из себя важный.

«Вау, лечу в самолёте, читаю книгу».

Этот мой друг был тусовщик,
сидел рядом в наушниках,

с головой ушёл в свою музыку.

Я говорю: «Чувак, вот эта история, блин,

я тебе такую же историю могу рассказать».

Он посмотрел на меня,
снял наушники и спросил:

«Ты что, брат, думаешь, у тебя
есть история получше?

Ну давай, иди, попробуй написать!»

И одел наушники — а я потерял дар речи.

(Смех)

В то время я подрабатывал
в центре Рио-де-Жанейро.

А Антареш, где я живу — это очень далеко,

мы говорим: «Антареш — в двух часах
езды от любого места в Рио».

«Где Антареш?»
«Да в двух часах езды!»

Я тогда часто ездил на поезде.

Однажды поезд сломался,
и народ начал жаловаться —

жаловаться на систему,
на транспорт, да на всё подряд.

Я подумал: «Какой толк жаловаться,
всё равно никто этого не услышит».

Достал телефон из кармана, открыл заметки

и решил написать свою книгу
прямо в телефоне.

Я слышал, как в толпе говорили о том,
сколько времени они тратят в транспорте,

а время — деньги,
время — то, время — сё,

и я понял, что каждый день теряю
четыре часа в общественном транспорте.

Я решил использовать это время во благо.

Начал писать книгу —
рассказ о моей жизни, но тут подумал:

«Кто будет читать книгу
о каком-то неизвестном парне,

которого никто не знает?»

Я думал: «Надо придумать персонаж,
будет художественная книга.

Всем нравится художественная литература».

(Смех)

Но в какой-то момент у персонажа
появилась собственная жизнь.

Я продолжал писать на телефоне,
так однажды я зашёл в книжный.

У меня не было привычки
ходить по книжным магазинам.

И я такой захожу и вижу кучу книг,

ухоженных бородатых парней и думаю:

«Блин, кто вообще выберет
мою книгу из всего, что тут есть?»

Даже я бы не стал читать,
а кому нужны эти мои истории?

И я решил:

«Нет, я сделаю по-другому».

Я стал углубляться в литературу
и всё, что с ней связано.

Когда выпускали новую книгу,
я шёл, стоял со всеми в очереди.

«Эй, приятель, как дела?»

Начал заводить друзей, а мне говорили:

«Джесси, тебе нужен нетворкинг».

(Смех)

«Нужно чего?»
«Нетворкинг».

«Что за чёрт, завязывай
с этой фигнёй, нетворкинг».

(Смех)

В итоге я пропустил все советы мимо ушей,
завёл настоящих друзей.

(Аплодисменты)

Пока я искал мероприятия,
ребята говорили:

«Боже, да ты с ума сошёл, живёшь там
и ездишь в другой конец города».

Только когда меня называли сумасшедшим
из-за дальних расстояний,

я думал о часах, которые оставались
на мою книгу — два, три, понимаете?

Я писал книгу два года.

Люди спрашивают:
«Ты правда написал всю книгу на телефоне?

Это же так трудно, невозможно!
Ты, наверно, стёр палец!»

(Смех)

И я отвечаю: «Ты что! Это не сложно.
Захочу — напишу книгу на телефоне.

Захочу — напишу пьесу.

Я думаю только о следующем слове, и всё.

Я не волнуюсь, большая ли будет книга.

Следующее слово, следующее слово,
связное с предыдущим,

так всё и складывается».

Когда я начал читать,
у меня была авто-мойка.

Потом у меня был компьютерный клуб,
который стал некоммерческой организацией.

И когда я начал писать, мне стали
подкидывать разную работу —

напиши текст сюда, напиши туда.

Я познакомился с людьми
из местной Обсерватории, прошёл курсы,

и меня пригласили работать
в телепередачу продюсером. С ума сойти!

Я присутствовал на съёмках.
«Это камера, это — то...»

Меня там представляли: «Это продюсер!»
Я думал: «Ё-моё, я продюсер».

Когда закончились съёмки,
я позвал народ и спросил:

«А что делает продюсер?»

(Смех)

И один парень говорит: «Продюсирует».
А я: «Спасибо!»

(Смех)

Начал работать, научился
продюсерскому делу, начал записывать.

Прошло пять месяцев, меня позвали
директором репортажа в передаче.

Я думал: «Круто, директор репортажа».

Стал путешествовать,
взял интервью у Каэтану Велозу,

у Таллес Роберту, Ленин [футболист],
у известных людей.

Программа шла по TV Brasil,
поэтому я знал всех самых знаменитых.

В то же время я дописал
свою книгу и подумал:

«Теперь публиковать легко, я же режиссёр».

(Смех)

Я постучал в дверь одного редактора:

«Я вас побеспокою, давайте поговорим,
я писатель, у меня готова книга».

Редактор посмотрел на меня:

«Не похож ты на писателя».

А я ему: «Да, но я пишу, написал роман».

А он говорит:
«Сколько страниц в твоём романе?»

Я говорю: «Немного, 216 страниц».

Он посмотрел на меня сверху вниз,
а мои штаны всё так же болтались,

тут всё было крепко, я поправился,
иначе бы тоже болталось.

Редактор говорит:
«200 страниц это мало для романа».

И я, такой серьёзный,

всунул ему в руки книгу, текст,

и говорю: «Знаешь, друг! В трущобах
нет таких понятий, как "роман".

Написано — и написано».

И ушёл.

(Смех)

(Аплодисменты)

Ненормальный.

В итоге я показал книгу другу,
который со мной работал —

Сельсо Атаиде,
он полистал книгу и сказал:

«Парень, да это отличная работа,
но ты действительно не похож на писателя».

С ним шутить можно, он тоже пишет.

И я сказал: «Чтобы выглядеть
как писатель, нужно выглядеть как ты,

так что я писателем быть не хочу,
уж больно ты уродливый».

Книга отправилась к известному редактору,

хозяин издания её получил, прочёл

и перезвонил мне через неделю,
пригласил на разговор.

Там была вся команда:
маркетологи, адвокаты...

«Ох, брат, пошли дела» — подумал я.

Он мне рассказал историю,
как однажды он получил книгу,

прочёл, она ему понравилась, но он
не хотел её переводить и отложил.

Это был «Гарри Поттер».

Он сказал: «Я боюсь, что "Верный" —
следующий "Гарри Поттер" моей жизни,

хотите подписать контракт?»

Я подумал: «Ого! Сравнивает
мою книгу с "Гарри Поттером",

значит он серьёзен».

Говорю ему: «Мне нужно подумать,
переговорим ещё».

(Смех)

В итоге книга вышла
в июле прошлого года,

меня стали приглашать
на разные мероприятия,

я познакомился с другими знаменитостями
из трущоб, стал посещать вечера культуры.

Кстати, забыл вам сказать —
я стал поэтом.

Стал поэтом, потому что хотел выступать
с микрофоном, это мог делать каждый,

хотел, чтобы люди узнали обо мне,
и когда выйдет книга, они бы говорили:

«Это книга того парня, который поэт».

Я познакомился с разными артистами и начал
участвовать в мероприятиях в трущобах.

Народ организовал вечера литературы
и поэзии, бразильской популярной музыки...

Мы приглашали известных людей
из города в трущобы,

и их поклонники тоже приезжали в трущобы,

на вечерах были все,
кроме самих жителей трущоб.

Я думал, это странно:
«Блин, эти люди не из трущоб?»

И тогда у меня появилась идея —

в разных местах те,
кто слышал о моей книге, говорили:

«А, это маргинальная литература».

А я: «Да? Классно!»

«Ты — маргинальная литература»
и что-то там ещё.

Мне всегда нравилось играть со словами.

И в то время я учил английский,
вместо «сейчас» говорил: «now».

Я подумал: «Я маргинал, и мир
узнал обо мне только сейчас — now».

Так я создал Marginow.

Настал черёд тех, кто был на краю.

Я стал развивать идеологию Marginow,
мы — маргиналы, пришли с окраины.

Я объединил сторонников и создал первый
культурный вечер Marginow в Антареш.

Встречу маргинальных искусств.

Собрал команду по звуку,
с диджеем без рубашки,

который играл запрещённый фанк
и другую музыку трущоб,

там был и парень-капоэйрист...

Я также пригласил людей из города.

Эти городские говорили:
«Но Антареш так далеко!»

Я даже запостил на Facebook:

«Помните, как приглашали меня
на свои мероприятия, и я приезжал?

Это так же далеко для вас,
как и для меня в то время!

Так что приезжайте».

Это их задело, и они приехали толпой,
они всегда приезжают толпой.

И трущобы объединились.

Marginow развивался, а я думал:

«Почему в искусстве запрещён фанк?

О капоэйре не говорят в СМИ,

наши люди — в тени,

нет никакого "now", нет внимания».

И я сказал себе: «Брат, сделаем следующее.

Весь мир — маргинальный, разве нет?

Весь мир!

Мы маргинальные артисты, будем делать то,
что хотим! Нравится это им или нет!»

Тогда я получил предложение
записать программу на телевидении,

которая идёт по главному каналу — Globo,

написать истории для нового сезона
одной из мыльных опер.

Я удивился: «Чтоб я да писал эту фигню?»

Написал, отправил текст,
он им понравился, мне хорошо заплатили.

Я сделал чёрного главным героем
всей этой истории.

А люди объединялись в Marginow,

теперь они понимали, что пора
прекратить существование «с краю».

Но и в центре быть мы не хотели.

Мы хотели оставаться тем, кем мы были,
при этом занимаясь искусством на равных.

Нам не нужно было, чтобы люди кричали:

«Двери для вас открыты, приходите!»

Мы просто хотели заниматься своими делами
так, как нам это нравится.

Мы просто не хотели дискриминации.

Недавно в новостях о нас говорили

как о «классе С»:

«Увеличилось потребление в классе С».

Трущобы уважают за потребление,
потому что мы скупаем оптом.

Так что теперь мы известны
благодаря покупкам, отлично!

Но мы хотим быть известны благодаря
книгам, что пишем, и фильмам, что снимаем,

здесь танцуют балет, народные танцы, —

другие танцуют, не я, я косолапый —

здесь играют в футбол, и всё это —
маргинально, это происходит в окраинах.

Моя мама говорила: «Сын, не оставайся
в трущобах, не занимайся искусством».

Сегодня поэзия создаётся в трущобах,

я занимаюсь искусством и горжусь этим,
горжусь, что я — маргинал,

можете меня звать «дворняжкой»
или чем угодно,

только продолжайте меня звать,
потому что иначе очень хреново.

Вся фишка в том —
и я говорю об этом постоянно —

не нужно открывать
двери для людей, понимаете?

Просто не закрывайте их.
Иначе мы просто их сломаем.

(Смех)

(Аплодисменты)

Времени мало.

Мне всегда нравилось играть со словами.

Вернёмся в историю, которая
произошла совсем недавно.

Я копался в компьютере, в интернете,

и тут появилась учительница, помните?

Которая отправляла меня к директору.

Я смотрел свою программу на YouTube

и в конце обомлел от слов:

«Директор репортажа — Джесси Андарильо».

«Эй, профессор, вы меня отсылали
к директору, а смотрите, я вон где!»

Отправил ей.

(Аплодисменты)

У нас мало времени, я только хотел
завершить своими стихами,

которые написал, когда хотел стать
поэтом, чтобы меня приняли.

Я прибирал в доме,
там как всегда был беспорядок.

Я разложил одежду, что-то убрать
в шкаф, что-то погладить.

Собрал вещи в кучу
и поиграл словами,

включая то, что было тогда в моей голове.

«Вбей себе кое-что в голову,

тот, кто в теме — поймёт с полу-слова.

Не хочу легко и с короткими рукавами,

чтобы их можно было засучить,
отдаваясь делу полностью,

даже зная, что кто-то меня осудит.

Мои намерения непоколебимы,
вы либо меня принимаете, либо нет.

Я стал лучшим из того,
кем бы я мог стать.

Я могу ошибаться,
но никогда не перехожу черту.

Моя откровенность запечатана,

моя работа оплачивает счета,

и грязные вещи, брат,
лучше стирать дома».

Спасибо!

(Аплодисменты)

Эй, профессор, смотрите, где я!