Как в тюрьмах вымогают деньги у бедных?

Почему мы заключаем в тюрьму людей только за то, что они бедные? Сегодня, полмиллиона американцев находится в тюрьмах только за то, что им не под силу заплатить залог, и ещё больше людей сидят за решёткой потому, что они не могут заплатить свой долг суду, иногда за такие незначительные нарушения, как штрафы за неправильную парковку. Салил Дудани делится историями людей, у которых был опыт заключения в тюрьме Фергюсона в штате Миссури, заставляя нас думать по-другому о том, как мы наказываем бедных и обездоленных людей.

Как-то утром летом 2013 года

полиция округа Колумбия задержала,
допросила и обыскала мужчину,

который показался ей
подозрительным и опасным.

Честно говоря, я не так был одет
в день задержания,

но та фотография у меня тоже есть.

Я знаю, очень страшно
стараться оставаться спокойным.

(Смех)

В то время я был стажёром

Службы Общественной Защиты
в Вашингтоне, округ Колумбия,

и по своей работе я посещал
полицейский участок.

Я уже собирался уходить.

Я не успел пройти к своей машине,

как две полицейские машины
преградили мне путь,

и офицер приблизился ко мне сзади.

Он велел мне остановиться,
снять рюкзак

и положить руки на полицейскую машину,
припаркованную рядом.

Потом нас окружили около
дюжины офицеров.

У каждого был пистолет,

у кого-то винтовки.

Они копались в моём рюкзаке.

Они меня обыскивали.

Они фотографировали меня,
лежащего на машине,

и смеялись при этом.

Пока это происходило,

и я, лёжа на полицейской машине,
старался не замечать дрожь в ногах,

старался осознать то, что мне делать,

что-то меня поразило.

Когда я смотрю на себя на этом фото,

если бы я себя описывал,

я думаю, что сказал бы что-то вроде:

«19-летний индус, мужчина,
в очках и яркой футболке».

Но там не было ни одной
из этих деталей.

В полицейских радиосводках,
описывая меня,

они говорили: «Мужчина
с Ближнего Востока с рюкзаком.

Мужчина с Ближнего Востока с рюкзаком».

Это описание затем
появилось и в их докладах.

Я никогда не думал, что моё правительство
опишет меня следующими словами:

«скрытный»,

«подлый»,

«террорист».

Процесс задержания затягивался.

Они послали натренированных на взрывчатку
собак, чтобы обследовать территорию.

Они звонили в федеральные органы,
чтобы узнать, был ли я в списках.

Они послали детективов
для моего перекрёстного допроса,

чтобы узнать: если мне нечего скрывать,

почему я не согласился
на обыск своей машины.

Я видел, что они мной недовольны,

но я чувствовал, что иначе
не узнать, что будет дальше.

Офицер, который меня обыскивал,

осмотрел полицейский участок,
чтобы найти камеру слежения,

чтобы узнать, сколько из этого
записывается камерами.

Когда он это сделал,

до меня дошло, насколько
я зависел от их милости.

Я думаю, что у нас сложились
с раннего возраста

стандартные представления
о полицейских, арестах и наручниках,

поэтому легко забыть, какое унижение
и насилие испытывает тот,

чьё тело оказывается
под контролем другого человека.

Я знаю, что это похоже на рассказ о том,

как плохо со мной
обращались из-за моей расы,

и, да, я не думаю, что я был бы
задержан, будь я белым.

Но сегодня у меня совсем другая цель.

Я имею в виду, что дело
могло закончиться гораздо хуже,

будь я не состоятельным.

Они считали, что я пытаюсь
установить взрывчатку,

и они изучали эту возможность
в течение полутора часов,

но на меня не надевали наручники,

меня не заключали в тюрьму.

Если бы я был одним из цветных
жителей бедных общин Вашингтона

и полицейские думали бы о том,
что я опасен для них,

всё закончилось бы по-другому.

В нашей системе лучше быть богатым,

подозреваемым во взрыве
полицейского участка,

чем быть бедняком,

подозреваемом в гораздо меньшем.

Привожу пример из своей работы.

Я работаю в организации по правам человека

в округе Колумбия
«Закон Одинаков для Каждого».

Вопрос всем присутствующим.

Кого из вас когда-либо штрафовали
за нарушение парковки?

Поднимите руки.

Да. И меня тоже.

Когда я платил штраф,

это раздражало, огорчало,

но я платил и жил дальше.

Я предполагаю, что большинство
из вас платили так же.

Но что случится,
если для вас штраф не по силам,

и у вашей семьи таких денег тоже нет?

Первое, чего не должно
случиться по закону, —

это что вас арестуют или посадят в тюрьму

просто потому, что вы не можете заплатить.

Это нарушение федерального закона.

Тем не менее, местные власти
по всей стране так поступают

с бедными людьми.

И так много судебных тяжб
в «Закон Одинаков для Каждого»

направлены на эти современные
тюрьмы для должников.

Одно из наших дел — дело
против Фергюсона, штат Миссури.

Когда я говорю Фергюсон,

многие из вас думают о насилии полиции.

Но сегодня я хочу поговорить
о другом аспекте

взаимоотношений между полицией
и гражданами штата.

Фергюсон издавал в среднем
более двух ордеров об аресте

на человека в год,

в большинстве для должников по суду.

Представляю, что бы я чувствовал,
если бы каждый раз, покидая свой дом,

рисковал, что полицейский
проверит номер моей машины

и увидит ордер о долге,

схватит меня так, как тогда,

в Вашингтоне, и посадит в тюрьму.

Меня становится немного дурно.

Я встречал много людей в Фергюсоне,
у которых был такой опыт,

и я слышал некоторые из их рассказов.

В тюрьме Фергюсона,

в каждой маленькой камере
есть двухъярусная кровать и туалет,

но они помещают в каждую камеру четверых.

То есть два человека на кровати,
и два — на полу,

одному из которых некуда идти,
кроме как к грязному туалету,

который не чистят.

Камера никогда не убирается,

поэтому кровь и слизь повсюду —
на полу и стенах.

Нет питьевой воды,

кроме как из крана,
соединённого с туалетом.

Вода — грязная на вид и на вкус,

еды никогда не хватало,

нельзя было принять душ,

у менструирующих женщин
никогда не было средств гигиены,

не было медицинской помощи.

Когда я спросил об этом одну из женщин,

смеясь, она сказала: «О, нет, нет.

Единственная помощь,
от охранников — сексуальная».

Итак, они помещали в это место
должников и говорили:

«Мы не выпустим вас,
пока вы не заплатите долг».

Если можешь кого-то позвать
из членов семьи,

кто сможет помочь с деньгами,

тебя, возможно, отпустят.

Если денег хватит, тебя отпустят.

Но если их нет, ты останешься
там днями или неделями,

и каждый день охрана будет торговаться

с должниками о цене освобождения.

Ты бы оставался там до тех пор,
пока тюрьма не была бы заполнена,

и им захотелось бы взять туда новенького.

В этом случае они бы подумали:

«Маловероятно, что у него появятся деньги,

возможно, что они будут у новичка».

Тебя выпускают, новых заключают,
и машина продолжает свою работу.

Я встретил человека,

арестованного девять лет назад
за попрошайничество в Волгринсе.

Ему не под силу было выплатить штрафы
и судебные издержки по этому делу.

Когда он был молод,
он выжил после пожара своего дома

только потому, что, спасаясь,
прыгнул из окна третьего этажа.

Но это падение повредило его мозг

и некоторые части тела, включая ногу.

Поэтому он не мог ходить

и жил на выплаты по соцстраховке.

Встретившись с ним в его квартире,

я не увидел там ничего ценного,
даже еды в холодильнике.

Он был всегда голодным.

У него не было в квартире ничего ценного
за исключением куска картона,

на котором он написал имена своих детей.

Он лелеял его и был счастлив
показать его мне.

Но он не мог платить штрафов
и платежей, не имея ничего.

За последние девять лет
он был арестован 13 раз

и пробыл в тюрьме целых 130 дней
по делу о попрошайничестве.

Одно из этих заключений длилось 45 дней.

Только представьте, что значит
просидеть где-то до конца июня

в таком месте, какое я описал
пару минут назад.

Он рассказал мне о попытках самоубийства,
увиденных в тюрьме Фергюсона;

о том, как один человек
нашёл способ повеситься

вне досягаемости сокамерников,

поэтому всё, что им оставалось, —
это кричать и кричать,

привлекая внимания охранников,

чтобы те пришли и обрезали верёвку.

Охранникам понадобилось более пяти минут,

и когда они пришли,
человек был без сознания.

Тогда они вызвали санитаров,
те вошли в камеру,

сказав: «Всё в порядке»,

и просто оставили его на полу.

Я слышал много подобных рассказов,
и они меня не удивили,

потому что самоубийство — это основная
причина смерти в наших тюрьмах.

Это связано с отсутствием внимания
к психике наших заключённых.

Я встретил одинокую мать троих детей,
зарабатывающую семь долларов в час.

Они живут на продовольственные талоны.

Около десяти лет назад

она получила пару штрафов за нарушение
ПДД и штраф за мелкое воровство,

и она не могла заплатить требуемые штрафы.

С тех пор она была по этим делам
в тюрьме около 10 раз,

но у неё шизофрения
и биполярное расстройство,

и она нуждается
в ежедневном приёме лекарств.

У неё нет доступа к лекарствам
в тюрьме Фергюсон,

потому что там ни у кого
нет к ним доступа.

Она мне рассказала, чтó значит
провести две недели за решёткой,

видя в галлюцинациях людей
и тени, и слыша голоса,

умоляя о таблетках,
которые остановили бы всё это,

и быть не замеченной никем.

Это считается нормой.

У 30 % женщин в наших местных
тюрьмах — проблемы с психикой,

подобные её проблемам,

но только одна из шести получает
медицинскую помощь в тюрьме.

Я слышал все эти истории
об отвратительном подземелье,

используемом Фергюсоном
для своих должников.

Когда для меня пришло время

увидеть её воочию и посетить его,

я не знал, чего ожидать,

но такого я точно не ожидал.

Это обычное правительственное здание,

оно выглядит как почта или школа.

Это напомнило мне, что эти
незаконные схемы вымогательства

не запущены где-то в тени,

они работают в открытую
должностными лицами у власти.

Это вопрос политики государства.

Это мне напомнило, что вообще
заключение в тюрьму бедных,

даже вне контекста тюрьмы для должников,

играет заметную и центральную
роль в нашей судебной системе.

Я имею в виду нашу политику залогов.

В нашей системе, будь вы в тюрьме
или на свободе,

предварительное заключение —
не показатель того, насколько вы опасны

или насколько велик риск вашего побега.

Это вопрос того, по силам ли вам
оплатить сумму залога.

Билл Косби, залог которого
составлял миллион долларов,

немедленно подписывает чек
и не проводит ни секунды в камере.

Но Сандра Бланд, умершая в тюрьме,

была там потому, что её семья
не была в состоянии найти 500 долларов.

По всей стране полмиллиона
таких, как Сандра Бланд;

500 000 людей сейчас в тюрьме

только потому, что они не могут
осилить сумму залога.

Нам внушают, что наши тюрьмы —
это места для преступников,

но по статистике, это не так:

три из каждых пяти человек
в тюрьме — в ожидании суда.

Они не были осуждены за преступление;

они не признаны мелкими нарушителями.

Здесь, в Сан-Франциско,

85 процентов заключённых
в нашей тюрьме в Сан-Франциско

являются задержанными до суда.

Это означает, что Сан-Франциско тратит
около 80 миллионов долларов

каждый год,

финансируя досудебное заключение.

Многие из находящихся в тюрьме
потому, что не могут уплатить залог,

сталкиваются с ничтожными обвинениями.

Количество времени для ожидания
суда в заключении больше,

чем сам реальный срок наказания,
которые бы они получили,

что означает, что им
гарантирован быстрый выход,

если только признаются.

Поэтому выбор таков:

оставаться в этом ужасном месте,

далеко от семьи,
и зависящих от меня людей,

почти гарантированно потерять работу

и потом бороться с расходами

или лучше признаться, как того хочет
обвинитель, и выйти из тюрьмы?

Они задержаны до суда, но не преступники.

Но после признания вины
они станут преступниками,

хотя состоятельный человек

никогда не попадёт в такую ситуацию,
потому что за него заплатят залог.

Вы, возможно, сейчас удивляетесь:

«Парень должен вдохновлять,
а он что делает...»

(Смех)

«Это наводит тоску.
Я хочу получить деньги обратно».

(Смех)

Но в действительности

я нахожу разговоры о заключении в тюрьму
менее мрачными, чем альтернатива,

потому, что если мы не говорим
об этих проблемах

и не меняем наши представления об этом,

в конце нашей жизни

у нас в тюрьмах будет полно бедных
людей, которым там не место.

Это меня угнетает.

Но что меня волнует, это то,
что эти истории могут побудить нас

думать о заключении в другом смысле.

Не в стерильных понятиях,
таких как «массовое заключение»

или «приговор бархатных нарушителей»,

а по-человечески.

Когда мы помещаем человеческое существо
в клетку на дни, недели, месяцы

или даже годы,

что мы делаем с умом и телом
этого человека?

В каких условиях
это действительно желательно?

Если начать с сотен из нас
в этом помещении,

мы можем думать о заключении
в тюрьму в ином свете,

затем мы можем отменить тот порядок,
о котором я говорил ранее.

Я оставлю вас с мыслью о том,

что если мы хотим что-то
основательно изменить —

не только реформировать политику
залогов, штрафов и платежей,

но также и любую новую политику,
которая придёт на место этой, —

не наказывайте бедных
и обездоленных таким же способом.

Если мы хотим таких изменений,

тогда это изменение мышления
требуется от каждого.

Спасибо.

(Аплодисменты)