Почему бы нам не упростить правописание?

Сколько энергии и умственных усилий мы прилагаем, когда учимся правописанию? Язык постоянно развивается, а вместе с ним и правописание, но стоит ли он того, чтобы тратить так много свободного времени на запоминание правил, которые изобилуют исключениями? Литературовед Карина Гальперин предполагает, что, возможно, настало время начать думать по-другому и изменить правила языка.

В школе мы потратили много времени
на изучение правописания.

Дети в школах до сих пор теряют
кучу времени, изучая правописание.

Поэтому я хочу у вас спросить:

нужны ли нам правила правописания?

Думаю, нужны.

Более того, я думаю,
надо упростить те, которые уже есть.

Для испанского языка ни этот вопрос,
ни ответ на него не новы.

Они неоднократно поднимались
на протяжении столетий,

начиная с 1492 года, когда в первом
грамматическом справочнике

Антонио де Небриха зафиксировал простой и
ясный принцип орфографии испанского языка:

«… слова должны писаться так,
как они произносятся,

а произноситься так же, как пишутся».

Один звук соответствовал одной букве,

а каждая буква представляла один звук,

а те, которые не соответствовали
ни одному звуку, должны были удаляться.

Этот фонетический подход,

при котором мы должны писать
слова так, как мы их произносим,

является и не является основой
сегодняшнего правописания.

Является, потому что испанский,
в отличие от английского,

французского и других языков,

всегда сильно сопротивлялся
написанию слов,

сильно отличающемуся
от их произношения.

В то же время он не поддерживается,

потому что когда в XVIII веке было
решено стандартизировать письмо,

появился другой подход,
где было много других определений.

Это этимологический подход,

согласно которому мы
должны писать слова так,

как они пишутся на языке,
из которого они были заимствованы,

из латыни или греческого.

Именно так мы обошлись с немой «H»,
которую пишем, но не произносим.

Именно так происходит с «B» и «V»,
которые, как думают многие люди,

никогда не различались
в испанском произношении.

Именно так мы поступаем с «G»,

которая иногда произносится
с придыханием, как в «gente»,

а иногда — без, как в «gato».

То же самое произошло
и с буквами «С», «S», «Z».

Эти буквы в некоторых словах
соответствуют одному звуку,

в других — двум, но нигде — трём.

Но я здесь, конечно, не для того, чтобы
объяснять вам то, что вы и так знаете.

Мы все учились в школе,

мы все провели огромное
количество времени за учёбой,

большую часть времени дети проводят

за написанием диктантов,

в запоминании правил правописания,
в которых, тем не менее, много исключений.

Нам объясняли разными способами,
прямо и косвенно,

что умение правильно писать лежит
в основе нашего воспитания.

Но у меня такое чувство,

что учителя сами не задавались вопросом,
а почему это так важно.

Фактически, они даже не задавались
и другим вопросом:

а какова конечная цель правописания?

Для чего вообще нужна орфография?

Правда в том, что когда кто-нибудь
задумывается над этим,

ответ оказывается намного проще
и не таким важным,

как нам кажется.

Мы используем правописание,
чтобы унифицировать запись,

чтобы все писали одинаково
и было бы легче понять написанное.

Но в отличие от других аспектов языка,
таких как, например, пунктуация,

в орфографии нет возможности
проявить свою индивидуальность.

А в пунктуации есть.

С её помощью я могу изменить смысл фразы.

С помощью пунктуации могу придать
конкретный ритм тому, что пишу,

с правописанием так не получится.

В случае с правописанием может быть
правильно или неправильно,

соответствует написанное правилам или нет.

Но тогда, не будет ли разумнее
упростить действующие правила так,

чтобы было легче обучать им, учить их
и правильно использовать при написании?

Не будет ли разумнее
упростить действующие правила,

и тогда всё время, которое мы посвящаем
обучению орфографии,

потратить на изучение других
категорий языка,

которые заслуживают большего
внимания и времени?

Я не предлагаю совсем отменить орфографию

и разрешить всем писать как угодно.

Язык — это инструмент общего пользования,

и поэтому я считаю принципиальным
следование общепринятым правилам.

Но я также считаю важным,

чтобы эти общие критерии
были очень простыми,

особенно потому, что если
мы упростим орфографию,

мы вовсе не принизим её значения;

от упрощения орфографии

качество языка совершенно не пострадает.

Я каждый день работаю
с произведениями испанского Золотого века,

я читаю Гарсиласо,
Сервантеса, Гонгору, Кеведо,

которые иногда пишут «hombre» без «H»,

a «escribir» c буквой «V»,

и для меня абсолютно понятно,

что различие между теми текстами
и современными — всего лишь условности,

или точнее, отсутствие
условностей в те времена.

Но это не создаёт различий в качестве.

Позвольте вернуться к гениям,

потому что они — ключевые
фигуры в этой истории.

Я уже упоминала о немного
бессмысленном настаивании

учителей, с которым они
донимают нас орфографией.

Но правда в том, что вещи
являются тем, чем они являются,

и в этом смысл.

В современном обществе орфография
служит показателем привилегированности,

отделяющей культуру от невежества,
образование от безграммотности,

независимо от содержимого написанного.

В зависимости от того,
напишите ли букву «Н» или нет,

вы можете устроиться на работу или нет.

А можете стать объектом
публичных насмешек

из-за пропущенной буквы «В».

Поэтому в данном контексте, конечно же,

есть смысл в том, чтобы посвятить
всё время правописанию.

Но нам не следует забывать,

что за всю историю языка

всегда существовали учителя

или люди, имеющие отношение
к истокам изучения языка,

которые предлагали реформы в орфографии,

которые осознавали, что в ней довольно
часто встречаются обстоятельства,

мешающие распространению знаний.

Например, в нашем случае

Сармьенто вместе с Андресом Бельо
стали инициаторами самой большой

реформы орфографии в испанском языке —

Чилийской реформы в середине XIX века.

Почему бы тогда не дать задания учителям

начать развивать правописание?

Здесь, в нашей группе из 10 000 человек,

я бы хотела привести

несколько изменений,
которые я считаю стоящими обсуждения.

Давайте уберём немую «Н».

В тех местах, где мы пишем букву «Н»,
но не произносим звук,

давайте не будем ничего писать.
(Аплодисменты)

Мне трудно представить,
что сентиментальная привязанность

может оправдать все хлопоты,
связанные с употреблением немой «Н».

Как я уже упоминала ранее,

«В» и «V» в испанском
никогда не различались.

(Аплодисменты)

Давайте выберем какую-нибудь одну.
Мы можем это обсудить.

У каждого свои предпочтения,
и он может привести свои аргументы.

Давайте оставим одну, а другую уберём.

Давайте разделим роли букв «G» и «J».

«G» оставить в словах без придыхания,
например, «gato», «mago» и «águila»,

а «J» будет обозначать звуки,
которые произносятся с придыханием,

например, «jarabe», «jirafa»,
«gente», «argentino».

Случай с «С», «S», и «Z» более интересный.

Он показывает, что фонетический подход
должен задавать направление,

но не быть незыблемым принципом.

В некоторых случаях нужно
отталкиваться от произношения.

Как я уже говорила ранее, «С», «S», и «Z»

в одних случаях коррелируют с одним
звуком, в других — с двумя.

Если мы перейдём от трёх букв к двум,
нам всем будет лучше.

Кому-то эти изменения
покажутся немного резкими.

На самом деле это не так.

Королевская академия испанского языка
и все языковые академии

также считают, что орфография
должна развиваться,

что язык неразрывно связан
с историей, традициями и обычаями,

но в то же время это практический
инструмент, применяемый ежедневно.

Поэтому его связь с историей и традициями
иногда может стать обстоятельством,

мешающим его использовать сегодня.

На самом деле это объясняет тот факт,

что наш язык — намного больше, чем другие,
к которым мы ближе географически, —

исторически видоизменился
под нашим влиянием.

Например, раньше мы писали «ortographia»,
а теперь — «ortografía»,

«theatro» — «teatro»,
«quantidad» — «cantidad».

«symbolo» — «símbolo».

А в некоторых словах немая «Н»
незаметно стала исчезать:

так, в словаре Королевской Академии

допускается писать или не писать
немую «Н» в словах «arpa» и «armonía».

И всё хорошо.

Я также считаю,

что сейчас самый подходящий момент
для подобного обсуждения.

Всегда считалось, что изменения
в языке происходят неожиданно,

от самых истоков,

именно его носители добавляют
в него новые слова

и изменения в грамматике,

и только потом авторитетные источники:
иногда академии,

иногда словари,
а иногда и министерство,

принимают и фиксируют их
через какое-то время.

Это характерно только
для некоторых категорий языка —

для лексики, категории слов.

Менее характерно для грамматики,

и я бы сказала, совсем не
характерно для орфографии,

которая исторически изменилась
от вершины к истокам.

Именно институты закрепили
за собой право устанавливать правила

и вносить в них изменения.

Почему я сказала, что сейчас
самый подходящий момент?

До настоящего времени

письменная речь всегда подчинялась
более строгим правилам, чем устная.

Но в современном мире социальных сетей

в этой сфере происходит революция.

Никогда ранее люди не писали так много,

никогда ранее люди не писали для того,
чтобы написанное кто-то прочитал.

И именно в соцсетях мы впервые увидели,

как расширились способы написания слов,

и что даже очень образованные люди
с безупречным знанием орфографии

в социальных сетях

ведут себя как большинство пользователей.

То есть они пренебрегают
проверкой орфографии

ради скорости и эффективности общения.

Сейчас в соцсетях каждый пишет
что и как хочет.

Но я думаю, мы должны
обратить на это внимание,

потому что тем самым
они пытаются донести до нас,

что наступила эра, когда орфография
нуждается в пересмотре,

который определил бы новые
критерии письменности.

И я думаю, будет неправильным, если
мы отвергнем их или оставим без внимания,

потому что считаем их предпосылками
культурного упадка современного общества.

Но мы должны наблюдать за ними,
организовывать и направлять их

по тому пути, который необходим
обществу в наши дни.

Могу предвидеть некоторые возражения.

Появятся те, кто скажет,

что если мы упростим правописание,
мы потеряем этимологию.

По правде говоря, если бы мы хотели
сохранить этимологию,

это коснулось бы не только орфографии.

Мы также должны были бы изучать
латынь, греческий, арабский языки.

Упростив орфографию,

мы бы нормализовали этимологию
там же, где делаем это и сейчас —

в этимологических словарях.

Второе возражение выскажут те, кто скажет:

«Если упростить орфографию,
будет трудно отличить слова,

которые различаются только одной буквой».

И это правда, но в этом нет проблемы.

В нашем языке есть омонимы,
слова, имеющие более, чем одно значение.

Ведь мы не путаем «banco» [скамью],
на которой сидим,

с «banco» [банком], где храним деньги;

«traje» [одежду], которую носим,
с тем, что «trajimos» [приносим].

В подавляющем большинстве ситуаций
контекст помогает избежать путаницы.

Но есть и третье возражение.

Для меня

оно абсолютно понятно,
я бы сказала, что оно самое главное.

Есть люди, которые скажут:
«Я не хочу ничего менять,

меня так научили, я привык делать
именно таким образом,

когда я вижу, что слово написано
упрощённо, глазам больно».

(Смех)

В некотором смысле это
препятствие есть у всех нас.

Как вы думаете, что нужно сделать?

В таких случаях обычно
происходит следующее:

перемены делаются с упором на будущее,
детей учат новым правилам,

а те, кто не хочет ничего менять,
могут продолжать писать, как привыкли,

надеясь, что время расставит
всё на свои места.

Успех любой реформы орфографии, основанной
на глубоко укоренившихся привычках,

кроется во внимании, соглашении,
постепенности и терпимости.

В то же время мы не можем
позволить традициям

мешать нам двигаться вперёд.

Самое лучшее, что мы можем сделать
для нашего прошлого, —

улучшить то, что получили.

Я считаю, что мы должны
прийти к единому мнению,

учёные должны прийти к единому мнению

и исключить из правил орфографии

все те, которые мы используем только
лишь потому, что мы так привыкли,

даже если в этом нет смысла.

Я убеждена, если мы сделаем это

в простой, но очень важной
категории языка,

следующие поколения скажут
нам за это спасибо.

(Аплодисменты)