Этим летом я ездила в Огайо
на свадьбу к родственникам.
И там я видела
встречу с Анной и Эльзой
из «Холодного сердца».
Строго говоря, это не были
Анна и Эльза из «Холодного сердца»,
так как это не было официальное
диснеевское мероприятие.
Просто такой бизнес — день рождения
с участием популярных персонажей.
Вашему ребёнку исполняется 5 лет?
К вам придут, споют песни,
распылят волшебный порошок — здорово!
И эта фирма не собиралась упускать
такую прекрасную возможность,
какую давало «Холодное сердце».
Они договорились с магазином игрушек.
Дети приходили в субботу
за подарками с диснеевской тематикой,
фотографировались с принцессами —
день состоялся.
Как будто Санта Клаус
без сезонных ограничений.
(Смех)
И моя трёхлетняя племянница Саманта
была в самой гуще всего этого.
Она не понимала, что эти две девушки,
ставя автографы на постерах и раскрасках,
писали «Анна» с одним «н» —
из уважения к авторским правам.
(Смех)
В тот день в глазах моей племянницы
и двухсот других детей
они были Анной и Эльзой
из «Холодного сердца».
Это было очень жаркое субботнее утро
в августе в штате Огайо.
Мы приехали в 10 часов,
к назначенному началу.
Нам выдали номер 59.
К 11 часам прошли номера с 21 по 25.
Мероприятие затягивалось.
Никакой бесплатный макияж
и временные татуировки
не могли предотвратить нервные срывы,
начинавшиеся у ждущих в очереди на улице.
(Смех)
Наконец в 12:30 мы слышим:
«Номера с 56 по 63, добро пожаловать!»
Когда мы вошли, мы увидели картину,
которую можно описать только так:
Норвегию стошнило.
(Смех)
Пол был усеян картонными снежинками,
стены увешаны сосульками,
и повсюду блёстки.
Пока мы стояли в очереди,
чтобы помочь племяннице
что-нибудь рассмотреть,
кроме попы мамы ребёнка
с номером 58 перед нами,
я посадила её себе на плечи.
Она тут же с упоением
принялась рассматривать принцесс.
По мере продвижения вперёд
её волнение нарастало.
Когда мы наконец
оказались в голове очереди,
и номер 58 развернула свой постер,
чтобы принцессы поставили автограф,
я физически чувствовала,
как моя племянница дрожит от волнения.
Откровенно говоря, в тот момент
я и сама волновалась.
(Смех)
Эта скандинавская роскошь кружила голову.
(Смех)
И вот подходит наша очередь.
Изнурённая сотрудница магазина
поворачивается и говорит Саманте:
«Детка, ты следующая!
Ты хочешь сфотографироваться стоя
или на плечах у папы?»
(Смех)
Я почувствовала, — как бы вам сказать? —
что холод проникает в сердце.
(Смех)
Совершенно неожиданно
я встала перед вопросом:
кто я?
Тётя или правозащитник?
Миллионы людей смотрели моё видео
о том, как вести трудный разговор.
И вот я оказываюсь
в центре такого разговора.
В то же время для меня
нет ничего важнее в жизни, чем дети.
Я попала в довольно типичную ситуацию,
когда тебе необходимо выбрать
один из двух вариантов,
но сделать выбор абсолютно невозможно.
Должна ли я сейчас быть правозащитником?
Ссадить племянницу на пол,
повернуться к сотруднице и объяснить,
что я тётя, а не папа?
Сказать ей, что она должна быть осторожней
с расклеиванием гендерных ярлыков,
исходя из причёсок и катания на плечах?
(Смех)
В процессе я, конечно, упущу
самый потрясающий на сегодня момент
в жизни моей племянницы.
Или быть тётей?
Пропустить мимо ушей этот комментарий,
нащёлкать миллион фотографий
и не позволять себе отвлекаться
от чистой радости этого события?
Поступив так, я обрекаю себя
на чувство стыда за то,
что не постояла за себя.
Что ещё хуже — это увидит моя племянница.
Так что выбрать?
Какая роль тут важнее? Более значимая?
Тёти или правозащитника?
А на размышление доли секунды.
Нас учат, что мы живём в мире
неизбежной и постоянно
усиливающейся полярности.
Мир разделён на чёрное и белое,
нас и них, правильное и неправильное.
Нет ни середины,
ни серого цвета — только полюса.
Полярность — это состояние,
когда две идеи или два мнения
являются полными противоположностями,
диаметрально противоположны.
На чьей вы стороне?
Вы безоговорочно против войны и
смертной казни, за легализацию абортов
и свободную продажу оружия,
за открытые границы и за профсоюзы?
Или вы всецело за войну и смертную казнь,
против абортов и иммиграции,
свято верите во Вторую поправку
и защищаете интересы бизнеса?
Всё или ничего; вы с нами или против нас.
Это полярность.
Проблема с полярностью
и абсолютами заключается в том,
что они игнорируют индивидуальность
нашего человеческого опыта.
Поэтому они чужды человеческой сущности.
И когда нас ставят перед жёстким выбором,
а мы чувствуем,
что полярность противоречит
нашей природе,
как же мы должны поступить?
Что мы можем противопоставить полярности?
Я не думаю, что альтернативой является
утопическая всеобщая гармония.
Я думаю, что полярности
мы можем противопоставить дуализм.
Дуализм — это состояние,
когда две стороны,
две части целого сосуществуют,
но не противостоят друг другу.
Думаете, это невозможно?
У меня есть живые примеры:
я знаю католиков, которые за аборты;
феминисток, носящих паранджу;
ветеранов, осуждающих войну;
и мачо, которые считают,
что я имею право на брак.
Я лично знаю этих людей,
это мои друзья и родственники,
это вы и я — таких людей большинство.
(Аплодисменты)
Дуализм — это возможность
сохранить обе части.
Вопрос в том, можем ли мы признать
собственную дуальность?
Хватит ли у нас мужества
сохранить обе части?
В ресторане, где я работаю,
я подружилась с женщиной.
Я — официантка, она — помощник официанта.
Мы отлично сработались.
Она прекрасно говорит по-испански,
потому что она из Мексики.
(Смех)
Я хотела сказать другое:
английский у неё не очень,
но гораздо лучше моего испанского.
Нас с ней объединяют наши общие черты,
а не разделяют наши отличия.
Мы стали друзьями, хотя и принадлежим
к очень разным мирам.
Она из Мексики,
оставила там семью ради возможности
заработать здесь денег
и обеспечить им лучшую жизнь.
Она очень набожная католичка,
придерживается традиционных взглядов
на семейные ценности,
на распределение женских и мужских ролей.
А я — ну, вы знаете — это я.
(Смех)
Но мы сблизились, когда она
расспрашивала о моей девушке
или показывала свои семейные фотографии.
Такие вещи нас сблизили.
Однажды мы сидели за столиком
и торопливо ели свой обед, чтобы успеть,
пока мало клиентов.
Подошёл новый работник кухни,
как оказалось, её двоюродный брат,
и сел рядом, демонстрируя
всем своим видом
мужское превосходство,
на какое был способен в свои 20 лет.
(Смех)
Он спросил у неё [по-испански]:
«У Эш есть парень?»
Она ответила [тоже по-испански]:
«Нет, у неё есть девушка».
Он произнёс: «Девушка?!!»
Она отложила вилку,
посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
«Да, девушка. Разговор окончен».
Его самодовольная улыбка быстро
сменилась почтительным выражением.
Он подхватил тарелку и пошёл на кухню.
Она тоже пошла работать.
Она ни разу на меня не посмотрела
за этот короткий разговор,
который длился секунд 10.
Казалось бы, у неё гораздо
больше общего с братом:
язык, культура, история, семья;
её община — это её страховочный канат.
Но её нравственность оказалась сильнее.
А немного погодя они уже перешучивались
на кухне по-испански о чём-то,
что меня не касалось.
Это и есть дуализм.
Ей не надо было выбирать между геями
и культурными традициями её народа,
между её семьёй и нашей дружбой,
между Иисусом и Эш.
(Смех)
(Аплодисменты)
Её личные нравственные устои
были такими прочными,
что ей хватило мужества
сохранить обе части.
Мы в ответе за свои нравственные нормы,
и мы должны отстаивать их,
даже когда это неудобно.
Вот что значит быть союзником.
И если вы решили быть союзником,
вы должны быть активным союзником.
Задавайте вопросы, реагируйте,
когда сталкиваетесь с чем-то неприемлемым,
не оставайтесь в стороне.
У нас была подруга, которая постоянно
называла мою девушку моей любовницей.
Серьёзно? Любовница?
Ужасно сексуально.
Гей-порно 70-х годов.
(Смех)
Но она старалась, она задавала вопросы.
Она могла бы называть её моей «подругой»
или «особой подругой».
(Смех)
Или ещё хуже —
могла не спрашивать вообще.
Поверьте, лучше спрашивать.
Лучше «любовница»,
чем вообще ничего.
Люди часто говорят мне:
«Эш, да мне всё равно.
Я не обращаю внимания на расу,
религию или сексуальную ориентацию.
Это не имеет для меня значения».
Но я думаю, что противоположность
гомофобии, ксенофобии и расизма —
это апатия, а не любовь.
Если вы не замечаете, что я — лесбиянка,
вы не замечаете меня.
Если вам безразлично, с кем я сплю,
значит вы не можете
представить, каково это,
когда идёшь по улице поздно вечером,
держишь любимую за руку,
а навстречу — группа людей.
Надо решить,
держать её руку или отпустить.
Отпустить, когда хочется сжать покрепче.
И победное чувство,
если я выдержала и не отпустила её руку.
И невыразимую горечь разочарования,
если я струсила и отпустила.
Если вы не видите, какие трудности
мне как лесбиянке приходится
преодолевать, вы не видите меня.
Если вы намерены стать моим союзником,
мне необходимо, чтобы вы меня видели.
Как личности, как союзники, как люди,
мы должны принимать обе стороны:
хорошее и плохое,
лёгкое и трудное.
Этому не научишься
без труда и без борьбы.
А что, если дуализм —
это только первый шаг?
Что, если через сострадание,
сочувствие, взаимодействие
мы научимся удерживать две части?
И если можем удержать две,
то можем и четыре?
А если можем четыре, то можем и восемь?
А уж если восемь, то тогда можем сотни.
Мы сложные существа,
сотканные из противоречий.
Сейчас, в этот момент,
вы удерживаете столько всего разного.
Что можно сделать,
чтобы расширить диапазон?
Давайте вернёмся в Толедо в Огайо.
Я в голове очереди
с племянницей на плечах,
и усталая продавщица
называет меня «папой».
Вас когда-нибудь принимали
за человека другого пола?
Даже не так.
Вас когда-нибудь называли кем-то,
кем вы не являетесь?
В этот момент я чувствую себя так:
во мне бушует море самых разных
противоречивых эмоций.
Меня бросает в жар от ярости и унижения,
мне кажется, что все люди
в магазине смотрят на меня,
и одновременно я кажусь себе невидимкой.
В одно и то же время
я хочу разразиться гневной тирадой
и спрятаться под каким-нибудь камнем.
Вдобавок ко всему, представьте
мою досаду из-за того, что я надела
совершенно нетипичную для меня
облегающую сиреневую футболку,
чтобы всем было видно мою грудь
и чтобы не случилось то,
что как раз сейчас и происходит.
(Смех)
Несмотря на все мои старания сделать так,
чтобы все видели, что я — женщина,
это всё-таки происходит.
Каждой клеткой своего существа
я надеюсь, что никто не слышал —
ни моя сестра, ни любимая, ни племянница.
Я в какой-то мере привыкла
к боли от таких обид,
но я готова сделать всё, что необходимо,
чтобы защитить от этого своих близких.
Я снимаю племянницу с плеч,
и она бежит к Эльзе и Анне —
она так долго этого ждала.
И все мои тяжёлые чувства улетучиваются.
Всё, что сейчас имеет значение, —
это её улыбка.
Когда заканчиваются 30 секунд,
которых мы ждали два с половиной часа,
мы начинаем собирать вещи,
и я встречаюсь взглядом с той продавщицей.
Она виновато улыбается,
и я читаю по губам, что она говорит:
«Простите, ради бога!»
(Смех)
Её готовность признать свою ошибку,
её человечность мгновенно меня разоружают.
Я отвечаю: «Ничего, бывает.
Спасибо, что извинились».
И в этот момент я понимаю,
что мне не нужно выбирать,
быть ли тётей или правозащитником —
я могу быть и тем, и другим.
Я могу жить в дуальном мире
и сохранять обе части.
А если я могу сохранить две,
то могу и много больше.
И когда моя любимая и племянница,
держась за руки, выпархивают на улицу,
я спрашиваю у сестры:
«Ну как, стоило приезжать?»
Она отвечает: «Шутишь?
Ты видела её лицо?
Это же лучший день в её жизни!»
(Смех)
«Стоило прождать
два с половиной часа на жаре,
стоило купить дорогущую книжку-раскраску,
которая у нас уже есть».
(Смех)
«Стоило даже вытерпеть то,
что тебя назвали папой».
(Смех)
И впервые в жизни я подумала,
что да, стоило.
Спасибо, Боулдер [город в США].
Доброй ночи.
(Аплодисменты)