Теневые рынки Африки принято считать

хаотичными и бесперспективными.

Проблема со словом «теневой» в том,

что оно автоматически ассоциируется у нас

с чем-то негативным,

что имеет серьёзные последствия
и выражается в экономических потерях,

доходящих до 40–60 процентов нормы прибыли

от одних только неформальных рынков.

В рамках исследования
неофициальной торговой экосистемы

мы провели обширный обзор литературы,

докладов и исследований о трансграничной 
торговле в Восточной Африке

за последние 20 лет.

Это должно было подготовить нас 
к исследованию вопроса о том,

почему неформальная торговля
продолжает относиться к теневому сектору.

Нам удалось обнаружить,
что за последние 20 лет

никто не делал различий
между незаконным бизнесом —

к примеру, воровством или контрабандой
в неформальном секторе —

и законным,
но незарегистрированным бизнесом,

таким как продажа помидоров, 
апельсинов и других фруктов.

Эта криминализация —

в суахили есть различие между словом
«биашара», то есть торговля или коммерция,

и словом «магендо»,
означающим контрабанду, —

эта криминализация неформального сектора

из-за отсутствия различий
в этих аспектах в английском

легко может стоить любой африканской 
экономике от 60 до 80 процентов надбавок

к ежегодному темпу роста ВВП,

потому что мы не признаём двигатель,

поддерживающий экономику.

В неформальном секторе рабочие места 
растут в четыре раза быстрее,

чем в традиционной формальной экономике,

или «современной» экономике,
как многие её называют.

Сектор предлагает возможности 
для трудоустройства и получения доходов

самым «неквалифицированным» людям 
в общепринятых профессиях.

А смогли бы вы переделать старую машину
в автомат для жарки картошки фри?

Итак, дамы и господа, это —

то, что так важно и необходимо признать.

Пока мы придерживаемся существующих
стереотипов о том, что это преступление,

это теневая сторона,

это нелегально,

невозможно интегрировать
неформальную экономическую экосистему

в формальную или даже глобальную.

Я расскажу вам историю Терезии,

женщины-торговца, которая
изменила наш взгляд на вещи,

заставила подвергнуть сомнению стереотипы,

основанные на обзоре 20-летней литературы.

Терезия продаёт одежду 
под деревом в городе Малаба

на границе Уганды и Кении.

Вы думаете, это очень просто, не так ли?

Надо лишь развесить одежду на ветки,

натянуть брезент, усесться под него,
ждать клиентов,

и дело в шляпе?

Она была воплощением того,
о чём мы читали в литературе,

в исследованиях,

вплоть до того, что она была
матерью-одиночкой, вынужденной торговать

для обеспечения своих детей.

Итак, что изменило наше мнение?

Что нас удивило?

Во-первых, Терезия платила 
рыночные взносы государству

каждый свой рабочий день

за привилегию создать магазин
под своим деревом.

Она делает это уже семь лет

и всё это время получает квитанции.

Она хранит эти квитанции.

Перед нами оказалась не маргинальная,

непривилегированная,

уязвимая африканская женщина-торговец
на обочине дороги — нет.

Перед нами человек, который хранит 
данные о продажах годами;

у которого налажена целая экосистема 
розничной торговли продукции из Уганды,

включая доставку;

у которого есть ручные тележки

и мобильный финансовый агент,
забирающий выручку

в конце рабочего дня.

Сможете ли вы догадаться, 
сколько в среднем Терезия тратит

каждый месяц на инвентарь —

поступления новой одежды из Найроби?

Одну тысячу пятьсот долларов США.

Это около 20 000 долларов США,
вложенных в торговые товары и услуги

каждый год.

Это Терезия —

невидимое звено,

застрявшее посередине.

Она лишь на первой ступени 
мелких предпринимателей,

микро-предприятий, которые можно найти
в этих рыночных городах.

По крайней мере внутри границ Малабы
она находится на первой ступеньке.

Люди следующего звена в этой цепочке

легко управляются тремя 
направлениями бизнеса,

каждый месяц вкладывая в них
от 2 500 до 3 000 долларов США.

То есть проблема оказалась
не в криминализации;

нельзя считать преступником кого-то,
кому вы выставляете счёт.

Проблема в отсутствии признания
их квалифицированной деятельности.

Банковские системы и структуры 
не имеют возможности признать их

как микро-бизнес,

тем более, что, как вы понимаете,

у её дерева отсутствует почтовый адрес.

Итак, она попала в ловушку.

Она просачивается скрозь трещины
наших предубеждений.

Вы знакомы с микрозаймами для помощи
африканским женщинам-торговцам?

Они готовы дать ей в кредит
50 или 100 долларов.

Что она будет с ним делать?

Она тратит в 10 раз больше каждый месяц

на один только инвентарь,

не говоря о дополнительных услугах

или поддержке всей её экосистемы.

Эти люди не соответствуют 
ни политическому стереотипу

о низкоквалифицированной
маргинальной среде,

ни об офисных работниках
с ежемесячным окладом

или государственном служащем с пенсией,

из которых, по идее, должен
формироваться средний класс.

Вместо этого мы видим
прототип малого бизнеса,

это многообещающие зачатки
бизнеса и предприятий,

стимулирующие двигатель экономики.

Они вас кормят.

Даже здесь, в этом отеле, незаметные —

мясники, пекари
производители подсвечников —

они делают машины для жарки картофеля-фри

и убирают ваши кровати.

Это невидимые женщины-предприниматели,
торгующие через границы

по обочинам дорог,

что делает их незаметными
для собирателей данных.

Они сливаются с огромным 
неформальным сектором,

который не утруждается различать
контрабандиста, уклониста от налогов

и того, кто работает незаконно,

от женщин-торговцев,

зарабатывающих себе на хлеб
и отправляющих своих детей в университет.

Так вот о чём я сегодня прошу.

Это то, что нам нужно для начала.

Можем ли мы начать с признания
их навыков, их деятельности?

Мы могли бы преобразовать 
неформальную экономику с признания

и последующего проектирования
способов интеграции этих людей

в формальный рынок,

в глобальный рынок,

во всю систему.

Благодарю вас, дамы и господа.

(Аплодисменты)