Теневые рынки Африки принято считать
хаотичными и бесперспективными.
Проблема со словом «теневой» в том,
что оно автоматически ассоциируется у нас
с чем-то негативным,
что имеет серьёзные последствия
и выражается в экономических потерях,
доходящих до 40–60 процентов нормы прибыли
от одних только неформальных рынков.
В рамках исследования
неофициальной торговой экосистемы
мы провели обширный обзор литературы,
докладов и исследований о трансграничной
торговле в Восточной Африке
за последние 20 лет.
Это должно было подготовить нас
к исследованию вопроса о том,
почему неформальная торговля
продолжает относиться к теневому сектору.
Нам удалось обнаружить,
что за последние 20 лет
никто не делал различий
между незаконным бизнесом —
к примеру, воровством или контрабандой
в неформальном секторе —
и законным,
но незарегистрированным бизнесом,
таким как продажа помидоров,
апельсинов и других фруктов.
Эта криминализация —
в суахили есть различие между словом
«биашара», то есть торговля или коммерция,
и словом «магендо»,
означающим контрабанду, —
эта криминализация неформального сектора
из-за отсутствия различий
в этих аспектах в английском
легко может стоить любой африканской
экономике от 60 до 80 процентов надбавок
к ежегодному темпу роста ВВП,
потому что мы не признаём двигатель,
поддерживающий экономику.
В неформальном секторе рабочие места
растут в четыре раза быстрее,
чем в традиционной формальной экономике,
или «современной» экономике,
как многие её называют.
Сектор предлагает возможности
для трудоустройства и получения доходов
самым «неквалифицированным» людям
в общепринятых профессиях.
А смогли бы вы переделать старую машину
в автомат для жарки картошки фри?
Итак, дамы и господа, это —
то, что так важно и необходимо признать.
Пока мы придерживаемся существующих
стереотипов о том, что это преступление,
это теневая сторона,
это нелегально,
невозможно интегрировать
неформальную экономическую экосистему
в формальную или даже глобальную.
Я расскажу вам историю Терезии,
женщины-торговца, которая
изменила наш взгляд на вещи,
заставила подвергнуть сомнению стереотипы,
основанные на обзоре 20-летней литературы.
Терезия продаёт одежду
под деревом в городе Малаба
на границе Уганды и Кении.
Вы думаете, это очень просто, не так ли?
Надо лишь развесить одежду на ветки,
натянуть брезент, усесться под него,
ждать клиентов,
и дело в шляпе?
Она была воплощением того,
о чём мы читали в литературе,
в исследованиях,
вплоть до того, что она была
матерью-одиночкой, вынужденной торговать
для обеспечения своих детей.
Итак, что изменило наше мнение?
Что нас удивило?
Во-первых, Терезия платила
рыночные взносы государству
каждый свой рабочий день
за привилегию создать магазин
под своим деревом.
Она делает это уже семь лет
и всё это время получает квитанции.
Она хранит эти квитанции.
Перед нами оказалась не маргинальная,
непривилегированная,
уязвимая африканская женщина-торговец
на обочине дороги — нет.
Перед нами человек, который хранит
данные о продажах годами;
у которого налажена целая экосистема
розничной торговли продукции из Уганды,
включая доставку;
у которого есть ручные тележки
и мобильный финансовый агент,
забирающий выручку
в конце рабочего дня.
Сможете ли вы догадаться,
сколько в среднем Терезия тратит
каждый месяц на инвентарь —
поступления новой одежды из Найроби?
Одну тысячу пятьсот долларов США.
Это около 20 000 долларов США,
вложенных в торговые товары и услуги
каждый год.
Это Терезия —
невидимое звено,
застрявшее посередине.
Она лишь на первой ступени
мелких предпринимателей,
микро-предприятий, которые можно найти
в этих рыночных городах.
По крайней мере внутри границ Малабы
она находится на первой ступеньке.
Люди следующего звена в этой цепочке
легко управляются тремя
направлениями бизнеса,
каждый месяц вкладывая в них
от 2 500 до 3 000 долларов США.
То есть проблема оказалась
не в криминализации;
нельзя считать преступником кого-то,
кому вы выставляете счёт.
Проблема в отсутствии признания
их квалифицированной деятельности.
Банковские системы и структуры
не имеют возможности признать их
как микро-бизнес,
тем более, что, как вы понимаете,
у её дерева отсутствует почтовый адрес.
Итак, она попала в ловушку.
Она просачивается скрозь трещины
наших предубеждений.
Вы знакомы с микрозаймами для помощи
африканским женщинам-торговцам?
Они готовы дать ей в кредит
50 или 100 долларов.
Что она будет с ним делать?
Она тратит в 10 раз больше каждый месяц
на один только инвентарь,
не говоря о дополнительных услугах
или поддержке всей её экосистемы.
Эти люди не соответствуют
ни политическому стереотипу
о низкоквалифицированной
маргинальной среде,
ни об офисных работниках
с ежемесячным окладом
или государственном служащем с пенсией,
из которых, по идее, должен
формироваться средний класс.
Вместо этого мы видим
прототип малого бизнеса,
это многообещающие зачатки
бизнеса и предприятий,
стимулирующие двигатель экономики.
Они вас кормят.
Даже здесь, в этом отеле, незаметные —
мясники, пекари
производители подсвечников —
они делают машины для жарки картофеля-фри
и убирают ваши кровати.
Это невидимые женщины-предприниматели,
торгующие через границы
по обочинам дорог,
что делает их незаметными
для собирателей данных.
Они сливаются с огромным
неформальным сектором,
который не утруждается различать
контрабандиста, уклониста от налогов
и того, кто работает незаконно,
от женщин-торговцев,
зарабатывающих себе на хлеб
и отправляющих своих детей в университет.
Так вот о чём я сегодня прошу.
Это то, что нам нужно для начала.
Можем ли мы начать с признания
их навыков, их деятельности?
Мы могли бы преобразовать
неформальную экономику с признания
и последующего проектирования
способов интеграции этих людей
в формальный рынок,
в глобальный рынок,
во всю систему.
Благодарю вас, дамы и господа.
(Аплодисменты)