Однажды Валерио Ольгиати сказал фразу,
которая мне хорошо запомнилась:

"Здание, которое легко читается по 
внешнему виду - плохое здание".

Мне показался интересным 
радикализм этого утверждения.

Настолько же, насколько интересны
строения Валерио Ольгиати.

Меня зовут Дайсуки Кокуфуда.

я студент из Токио, изучающий архитектуру.

Сейчас я в городке Шаранc, 
в долине Domleschg, Граубюнден.

Где Ольгиати создал студию для
композитора Linard Bardill.

Не бывает такого, чтобы разные проекты
начинались одинаково.

Однажды Linard Bardill позвонил мне
для того, чтобы обсудить этот проект.

Он только что купил старый сарай в 
центре городка Шаранс

и хочет создать из него что нибудь,
но ещё не знает что именно.

Мы начали проектирование без
каких-либо заготовок.

Всё что я знал - я хотел превратить этот
сарай в рабочее место или студию,

или некое место для творчества.
Цели были достаточно размыты.

Я согласился при условии, что не буду
дизайнить новый сарай заместо старого.

Я настоял на его сносе и
постройке чего-то нового.

Вообще-то, всё чего я хотел - помощь 
архитектора в поиске того,

чего я собственно хочу.

На это ушло много споров и 
пять различных моделей проекта.

Знаю, это звучит глупо,

и не уверен что любой архитектор
продолжил бы работу со мной.

Мы рисовали схему за схемой
и это продолжалось бесконечно.

Мы рассматривали все возможные
варианты - от башни до сада.

Linard умный и творческий человек

и всегда вызывал во мне воодушевление.

Думаю мы воодушивили друг друга
идеями того, что можно создать.

Концепция студии была продиктована 
бюджетом проекта.

Мы знали что можем построить открытый двор
за пол цены отапливаемого здания.

И учитывая бюджет Линарда, мы решили
строить открытый двор.

Очертания старого сарая стали фичей
определяющей очертания нового строения.

Бюджет также диктовал границы,
в которых мы можем создавать.

Вид неба через овальное отверствие имеет
некую монументальность.

Пустой экстерьер здания, 
не имеющий окон и крыши

не сообщает ровным счетом ничего об 
интригующем мире внутри.

Однажды кто-то сказал мне, что это
здание с "хорошим поведением".

Оно ведет себя как бутанский монах -

несколько отчуждённо, но
при этом "старается".

Конечно, теперь это не сарай, а дом.

Но его сложно назвать настоящим домом,
потому что у него нет окон.

По правде говоря, у него нет почти
никаких фич типичных для обычного дома.

У него пустые стены. У него есть дыра,
но она не закрыта стеклом.

Через эту дыру вы можете увидеть комнату,
а через комнату - крышу.

Хотя крыши нет тоже.

Отсутствие подобных фич
трансформирует это здание

из обычного дома в нечто большее.

На самом деле,

мы очарованы только лишь теми вещами, 
которые мы не понимаем до конца.

Вещами "незавершёнными", которые
отвергают принцип понимания как таковой.

Еще одной важной целью было сделать
здание, противоестественное типичному

функциональному шаблону дома.

Что-то с характером храма
или места для поклонения.

Чтобы достичь этой цели, нам 
пришлось отказаться

от обычных функциональных требований.

Нашей задачей стало создание
сюрреалистической композиции.

Каждую пятницу Линард открывает свой дом
для любителей архитектуры со всего мира.

"Здание должно гармонично вливаться
в своё окружение" - я выучил в универе.

Но это не беспокоит Ольгиати.

Его строения независимы, бескомпромисны.

Радикализм - то, что делает его интересным.

По моему опыту, бетон лучше всего
выглядит в своем натуральном виде -

бесцветном диапазоне бело-серо-черного.

Хотя красный и коричневый цвета
могут быть исключениями.

К примеру вечером, здание приобретает
"земные" цветовые характеристики.

Днем же, красный цвет смотрится
достаточно искусственно,

а по правде, почти 
противоположно "земному".

В виду этого, здание постоянно
переключается между возможной

и абсолютной реальностями.

По задумке, форменные розетки должны
вызывать ассоциации с жизнью в деревне,

с деревенской культурой. Они 
не являются особенностью Граубюндена,

а также не имеют
урбанистических корней.

Мало того, сложно найти подобные
розетки на фасадах зданий,

но вполне реально 
на комодах, дверях и мебели.

Если поместить их на дом,
он будет выглядеть как большой комод.

Как таковые, эти розетки создают
эффект отстранённости и

вызывают ощущение
волшебности здания.

Скульптор вырезал формы для 
розеток из дерева.

Изначально мы собирались вырезать
формы при помощи роботов,

но это сделало бы их чрезмерно
точными и "клиническими".

Создание строений из бетона это искусство

и мы хотели чтобы орнаменты 
передавали мастерство автора.

Целью было создание уникальных
резных элементов.

Каждый из которых будет иметь
свои собственные качества.

Хотя мотив один и тот же,
орнаменты при этом не идентичны.

Кульминационный момент дня наступает
около двух часов пополудни.

В это время, на этой высоте,
солнечные лучи параллельны местности.

В результате, тени отбрасываемые розетками

смотрятся как огненные колёса
катящиеся по фасаду.

Это потрясающий момент, по-моему.

Офис Валерио Ольгиати, 
который он построил сам,

находится в комунне Флимс,
в нескольких киллометрах.

Я взял с собой трехкиллограммовую
книгу, в которой описаны все его работы.

Она похожа на Бибилю, своего рода.

Во Флимсе я посетил "Желтый Дом" - 
наследие отца Ольгиати, также архитектора.

Дом был радикально переработан.

Ольгиати снял старое гипсовое
покрытие фасада

и покрасил здание в белый цвет.

Это можно рассматривать как мятеж 
против отца, доминирующей властной фигуры.

Я бы сказал, что все мои 
строения подчинены режиму.

Они являются субъектами и 
определены строгим режимом.

Важный вопрос крутится вокруг того,
что именно привлекает наше внимание.

Что заставляет нас задумываться?

Ведь мы задумываемся только тогда,
когда у нас получается вырваться из

нашего привычного взгляда
на окружающие вещи.

А для этого мышление нужно спровоцировать.

В случае с сюрреалистической или
метафизической архитектурой,

ощущение, переживание и интерпретация
работают также через

взаимодействие противоположностей,

прорываясь через различные 
табу общепринятых стандаротов.

Да, у здания нет крыши.

Это создает впечатление односкатной 
крыши, либо двускатной.

Но в реальности, крышы нет.

Зачастую это рассматривается
как провокация,

оскорбление человеческому разуму.

Но я вижу эту ситуацию по-другому:
дело не в том, что у здания нет крыши,

просто вместо крыши большая дыра.

Самое радикальное в доме Bardill'а - 
соотношение жилого и нежилого пространств.

Одна треть жилого к двум третям нежилого.

Это, на самом деле, дисбаланс.

И именно этот дисбаланс является
освобождающей фичей.

Я бы назвал этот дом "свободным".

Шевели булками!

Ты опоздал уже на 5 минут!